Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 40

С сухим хрустом щиток откинулся.

Не нервничать. Не суетиться. Они уже идут по проходу, но еще не видят меня. Я сунул руку в открывшийся провал. Нащупал три шарика, которые мягко придавливались под моими пальцами. Рука сама выбрала средний. Глухой щелчок – и в провале вспыхнул зеленоватый свет.

Мутное стеклянное табло разгорелось и тут же начало гаснуть. Я поспешно убрал палец с шарика-кнопки. Тут же над уход прогремел голос Подорожника:

– Что ты здесь делаешь? Погляди лучше на это!

Я вскочил, словно школьник, застигнутый при курении, но сумел придать лицу равнодушное выражение.

– Что это?

– Иглы!

Он держал в руках стопку прямоугольных пластин размером с книжку среднего формата. Иглы – металлические заостренные палочки с серебристыми кольцевыми насечками – были разложены в них, как патроны в обойме. Я глянул лишь мельком. У меня было кое-что поинтереснее.

– А это что? – я указал на цилиндр. – Давно оно у вас?

Кладовщик недобро посмотрел на меня.

– Тебе какое дело? Получили свое – проваливайте!

– Правда, пошли, – проговорил радостный Подорожник.

– Подожди... – Я вновь обратился к кладовщику: – А оно вам нужно? За сколько это можно купить? Или обменять... потом.

Я вел себя неправильно. Если бы я держал себя в руках и не показывал волнения, старик, быть может, отдал бы мне эту штуку за так. Или совсем дешево. Но он мигом засек, что ржавая бочка вызывает во мне прилив эмоций. И, как истинный Плюшкин, определил для себя соответствующую политику поведения.

– У тебя денег не хватит, – с презрением произнес он.

– Почему же не хватит, – упрямился я, хотя денег у меня вообще не было.

– Ну, если хочешь, оставляйте оба иглострела здесь, а это забирайте, – осторожно предложил он, нащупывая почву для торговли.

– Оба иглострела? Пожалуй, слишком дорого. Не стоит она таких ценностей.

– А ты почем знаешь, чего она стоит? Не нравится – проваливай.

– Могу и уйти. А если один иглострел?

– Эй! – возмущенно воскликнул Подорожник.

Я схватил его за руку – так крепко, что он даже вздрогнул. «Молчи», – приказал я ему взглядом. Погонщик нахмурился. Но мне удалось его заинтриговать, и он замолчал.

– Ну, так что?

– Один иглострел, – медленно проговорил кладовщик, взвешивая слова, – и половину игл.

– Нет, все иглы остаются у нас, – твердо возразил я.

Мне уже было ясно, что такая ценность, как иглострел, не шла ни в какое сравнение со старой бочкой. Старик торговался, просто чтобы выдержать роль. На самом деле он хоть сейчас готов был отдать ее нам, оставив себе оружие.

– А кто будет выносить отсюда эту тяжесть? – недовольно пробурчал он, уже соглашаясь.

– Слуги хозяина, – охотно подсказал я. – Мы даже можем им помочь.

Кладовщик помялся еще немного, пытаясь нагнать на меня трепет, но я выдержал паузу с честью.

– Забирайте, – промямлил он, глядя в сторону.

– Конечно, забираем! – торжествующе объявил я.

КОНТЕЙНЕР

– Если окажется, что мы взяли никуда не годную вещь, тебе придется плохо.

У Подорожника было каменное лицо. Похоже, он сам не мог понять, как позволил так бездарно переиграть блестящую сделку и обменять единицу хорошего оружия на дрянной хлам. С его точки зрения, хлам.

Я знал, почему это произошло. В тот миг, когда мы втроем стояли под сводом сферического хранилища, появилось особое состояние. Появилась связь между моими откровениями о мире, где не боятся Прорвы, и железным цилиндром. И в этот момент погонщик поверил в меня. Очень крепко поверил.

Но это было там. А здесь, по прошествии ночи, полной здравых размышлений, при свете утра, на чисто выметенном дворе перед домом начальника заставы вдруг ясно вырисовалась обыденность мира. И проблески мечты, чудесной надежды потонули в ней.

– Тебе придется работать бесплатно, пока не отработаешь новый иглострел для нас.

Я решил, что пора сбить спесь с раскипятившегося погонщика.

– Прости, что я буду отрабатывать? – спросил я самым невинным тоном. – Ты случайно не забыл, что привез хозяину не свою, а мою вещь? Ты не забыл, что это я показал, как извлекать из нее голоса и мелодии?

Он чуть притушил пыл.

– Но мы договаривались, что возьмем себе иглострел. Мы же так решили!

Вообще-то я ничего такого с ними не решал. Но не стал упорствовать.

– Будет у тебя иглострел, – тихо проговорил я. – Даже кое-что получше будет.

Он с мимолетной надеждой взглянул на меня, однако потом покосился на мое приобретение и скривился. Действительно, при свете дня железный цилиндр выглядел совсем убого. Даже самый проницательный толкователь не мог заподозрить в нем вещь, перебивающую по ценности целый иглострел.

Но у меня были свои соображения.

Наконец в конце улочки показалась повозка с Медвежатником и Свистуном. Оба были веселые и, похоже, пьяные. Они подъехали, увидели мой цилиндр – и их лица вытянулись.

– Это что за чудо? – спросил Медвежатник.

– Не твоего ума дело, – довольно резко ответил Подорожник. Он не хотел выглядеть одураченным простачком перед своими друзьями, и ему пришлось волей-неволей принять мою сторону.

– Слушайте меня, – велел он. – Груз у нас тяжелый, и одна лошадь его плоховато тянет. Поэтому мы сейчас здесь же обменяем на что-нибудь вашу повозку, а лошадь впряжем в нашу.

– А зачем?.. – проговорил Свистун, сняв от удивления шляпу.

– Так надо.

– Оружие-то взяли?

– Взяли, – Подорожник кивнул на нашу повозку, где лежал завернутый в тряпки иглострел.

– А второй где? – спросил Свистун.

Подорожник одарил меня выразительным взглядом, но вновь приказал Свистуну заткнуться и принялся отпрягать их лошадь.

В нашем маленьком коллективе зависла тяжелым грузом неопределенность. Погонщики были недовольны, что старший не посвящает их в свои задумки. Это было против всех правил. Наконец Подорожник сам не выдержал напряжения.

– Давайте сначала выберемся отсюда, – сказал он, бросив возиться с упряжкой. – А там будем разбираться и вопросы задавать.

Свистун и Медвежатник только пожали плечами.

Довольно долго нам пришлось простоять у ворот. Совсем рядом за стенами заставы раздавались истошные крики – отряд ополченцев проводил очередную оборонительную операцию. Как ни были смелы Подорожник со своими испытанными товарищами, у них хватило ума дождаться, пока бойня закончится, чтобы не идти с неповоротливым грузом через кровавую свалку.

Из сплетения кривых улочек заставы появился небольшой конный отряд, спешащий, очевидно, на помощь ополченцам.

– Возьмите этих с собой, – сказал начальник караула, указывая на нас. – Проводите их хоть до края леса, они товар везут на соседнюю заставу.

Командир конников – усатый долговязый воин, чем-то смахивающий на грифа, – лениво махнул плеткой, разрешая присоединяться. Мы попрыгали с повозки, чтобы лошадям легче было тащить тяжелую бочку. Предполагалось, что отряд будет передвигаться рысью, а отстать в лесу, переполненном жаждущими крови людьми, нам не хотелось.

Однако конники почему-то взяли прогулочную скорость. Их лошади шли шагом. Между сосен по-прежнему мелькали орущие люди в окровавленных изорванных рубашках, но к нам никто не лез. Время от времени командир-»гриф» что-то говорил своим всадникам, указывая плеткой в сторону чащи, и они по двое, по трое уносились туда, после чего из-за деревьев раздавались вопли, хруст веток и еще какие-то отвратительные звуки.

Мы молча шли рядом с повозкой. Подорожник держал руку на иглостреле, сдернув с него тряпки. Чувствовалось, что он не очень ему сейчас нужен, потому что в окружении всадников нам было достаточно спокойно, но погонщику хотелось ощутить рукой энергию смертоносного металла, испытать сполна те эмоции, которые посещают обладателя хорошего оружия. Я этим переболел в первый месяц работы в Ведомстве. Помню, вешал пистолет на брючный ремень сбоку. Это было чертовски неудобно, зато любой порыв ветра поднимал полу пиджака и открывал светло-коричневую кобуру, из которой пробивался тусклый блеск вороненого металла. Прохожие, замечая это, смотрели на меня задумчиво.