Дети Ржавчины - Тырин Михаил Юрьевич - Страница 37

Подорожник первым соскочил с повозки и едва ли не на лету рубанул своим тесаком по спине одному из разбойников. Тот кулем отвалился в сторону, успев только растерянно обернуться. Остальные, оставив без внимания людей в коричневой одежде, бросились было бежать, но успели не все. Некоторые, чтобы так же не получить тесаком в спину, развернулись и ввязались в драку.

Я не считал нужным задерживать людей, которые просто хотели убежать. Но погонщики думали по-другому, и пришлось встать с ними рядом. Я спрыгнул на землю и закрыл путь двоим разбойникам, которые пробовали обежать Подорожника сзади. Всякие вопросы отпали сами собой, когда жердь с привязанным железным шипом устремилась мне в живот. Я отвел ее рукой, коротко замахнулся тесаком и перерубил пополам. Обрубок выпал из рук нападавшего. Он отскочил и бросился бежать, не оглядываясь.

Второй тоже начал пятиться к деревьям, размахивая железной палкой с острым крюком на конце. Он уходил бы вдвое быстрей, но боялся, что я ударю его в спину. Вышло немного по-другому – за его спиной появился Свистун и с силой воткнул тесак ему в поясницу. Кончик лезвия вышел на животе, разорвав рубаху.

Люди, отбивавшиеся от нас, совершенно не умели драться. Мне трудно было убедить себя, что передо мной бандиты. Казалось, произошла ошибка, и мы случайно поцапались с крестьянами, возвращавшимися с работ.

У меня появилась секунда, чтобы оглядеться. Ни одному из моих товарищей помощь не требовалась. Я увидел Медвежатника – он весь был забрызган кровью – и лицо, и одежда. Он стоял на одном месте и махал своим тесаком, как лесоруб – мощно и размеренно. От его взмахов отбивался и уворачивался долговязый человек в изодранной рубашке. По тому, как суетливо и бестолково он двигался, можно было понять, что на победу в этой схватке он не надеется. Только на бегство или милость погонщика.

– Не пускай его! – крикнул вдруг Подорожник. – Добей!

Он кричал мне. Прямо на меня двигался скачками один из разбойников. Без оружия. Ему досталось тесаком в лицо – щека и часть подбородка буквально сползли вниз, открыв что-то желто-розовое, и он поддерживал обвисшую плоть рукой. Он даже не попытался обежать меня, и я тупой стороной лезвия рубанул ему под колени. Он всхлипнул и ткнулся прямо своим обезображенным лицом в землю. В ту же секунду Подорожник нагнал его, запрыгнул сверху и вонзил лезвие в затылок.

– Сам не мог, что ли? – рассерженно крикнул он мне.

Оказалось, все уже кончилось. В траве под деревьями валялись пятеро. Двоих еще били предсмертные судороги. Остальные разбежались. Я смотрел на это и думал: «Какого черта я тут делаю? Зачем вмешиваюсь в жизнь этих людей?» Пусть они сами решают свои дела, пусть убивают или милуют друг друга. Я здесь просто ни при чем. Я как старшеклассник, который залез в песочницу к малышам и теперь вынужден вести нечестную игру, используя силу и опыт старшего.

– Что с тобой? – проговорил Подорожник, становясь рядом.

Я посмотрел ему в глаза. В них не было ни самодовольства, ни гордости, ни удовлетворения. Хотя обычная холодная улыбочка играла на губах.

– Лучше бы я остался на повозке мешки стеречь, – ответил я. – Вы и без меня бы управились.

– Не любишь крови? Или драки боишься?

– Боюсь, – сказал я.

Свистун ходил по траве, поднимал жуткие орудия разбойников и подолгу разглядывал их, поджимая губы и сокрушенно качая головой.

– Эй! – крикнул ему Подорожник. – Башка цела?

Свистун отбросил очередной зазубренный «инструмент» и широко улыбнулся.

– Кажется, цела! – сказал он и повернулся затылком, сняв шляпу.

Я увидел, что кожа на макушке и части затылка у него свисает большими складками. И вообще, голова была какая-то неровная.

– Цела! – повторил Свистун и тронул голову пальцами. Кожа промялась, как пустой мешок, – видимо, в черепе была заросшая дырка.

– Ничего, она не очень тебе нужна! – захохотал Подорожник.

Я перевел взгляд на Медвежатника. Он стоял на том же месте с пучком травы и стирал кровь: с лезвия, с волос, с лица, с одежды. Кожаная одежда – это очень удобно. Кровь не впитывается в нее и легко стирается.

– Там есть речушка, недалеко, – произнес Свистун, надевая шляпу. – Обмыться бы...

– На заставе обмоемся, – приказным тоном заявил Подорожник. – Нам надо спешить. Где эти-то... ополченцы?

– Эй! – раздался робкий голос из леса.

Из-за сосны робко выглянул совсем молодой парень в коричневом халате.

– Эк его растрепали, – хмыкнул Свистун.

У ополченца сочилась кровь, откуда только можно. Из ушей, изо рта, из-под халата по голым ногам. Один глаз раздулся и почернел, став похожим на гнилую картофелину.

– Вылазь оттуда! – крикнул Медвежатник. – А другой где?

– Он здесь... Он не может ходить.

Мы вчетвером приблизились. Второй ополченец лежал за кустом и беспомощно глядел на нас. Он почему-то улыбался. Глаза темнели на бледном лице, как две пробоины.

– Ну, подымайся, – проворчал Медвежатник и потянул раненого за обе руки.

Когда тело немного приподнялось над травой, под ним чавкнула натекшая кровь. А затем раздался еще какой-то странный звук, и... рука ополченца отделилась от туловища.

Медвежатник швырнул ее от себя и отшатнулся.

– Мама родная... – пробормотал он, вытирая шляпой ладонь.

– Не пугайтесь, – равнодушно произнес первый ополченец. – Ему просто руку отрубили.

Раненый продолжал лежать и все так же беспомощно улыбаться. Потом вдруг напрягся, пошевелил губами, тяжело сглотнул – и застыл.

– Мертвый, – проворчал Свистун. Он почувствовал это первым, хотя глаза умершего ополченца продолжали смотреть в небо, а губы – улыбаться.

Мы стояли и молча глядели, как из глаз покойника уходит блеск. Глаза становились матовыми. Словно нарисованными на грубом картоне.

– Ехать бы надо, – сказал его товарищ, нетерпеливо переступив с ноги на ногу. – Они опять могут полезть. Их много тут бродит.

– Да, – согласился Подорожник. – Только мертвеца твоего не повезем, не проси.

– А чего мне просить, – кисло усмехнулся парень. – На что он теперь нужен...

По лесу мы двигались осторожно – останавливаясь и прислушиваясь. Шли пешком, удерживая лошадей за поводья, чтобы успеть отреагировать на любую опасность. Дорога поднималась в гору. Ополченец – его звали Земляной Жук – монотонно рассказывал о том, что вокруг творится. Оказалось, их был целый отряд, который начальник заставы послал обходить лес и вычесывать из него разбойников, не подпуская их близко к стенам. Они с товарищем решили убежать и вернуться домой, поскольку оба первый раз попали в ополчение и сильно боялись. Убежали, да нарвались на группу голодных озверевших крестьян.

Это, собственно, и были разбойники. Как он пояснил дальше, недавно армада посланников Прорвы разорила несколько деревень, поубивала половину жителей, а оставшиеся, обезумев от страха, ринулись к ближайшей заставе, чтобы там укрыться. В город их никто не пустил. Терять им было нечего, поэтому начались грабежи и побоища. Застава переживала настоящую блокаду, и прорвемся ли мы сейчас туда, ополченец не мог сказать с уверенностью.

Я разумно, с моей точки зрения, предположил, что, услышав такие новости, мы повернем и поедем куда-нибудь еще. Но Подорожник только хмыкнул – и мы продолжили наш путь.

В какой-то момент я ощутил, что над головой зависло нечто огромное и темное. Я поднял глаза. В разрыве между сосновыми лапами уходили в небо Холодные башни. Они были неожиданно близко, и мне на мгновение подумалось, будто они только что выросли. Их было восемь, они ничем не отличались от тех, что находились во владениях Лучистого. Я понял, что застава совсем рядом.

В этот момент за деревьями раздались возбужденные крики. Мы встрепенулись.

– Наши, – с облегчением засмеялся Земляной Жук, всмотревшись единственным здоровым глазом в чащу.

В следующую минуту мы разглядели несколько десятков человек в коричневых халатах, среди которых мелькали серые крестьянские рубахи. Я решил было, что идет очередная драка, но немного ошибся. Шла казнь. Ополченцы резали пойманных разбойников. Протыкали животы, рубили сплеча, разбивали головы палками. Карательная операция проходила в странно замедленном темпе. То ли «коричневые халаты» дико устали и едва могли шевелиться, то ли просто растягивали удовольствие. Среди этой мясорубки гарцевал на лошади толстый бородатый человек, который иногда наклонялся, вытягивал руку и доставал своим длинным тесаком чью-то грудь или голову. За спиной у него болтался на ремне продолговатый металлический предмет, похожий на сложенный киноштатив.