Вопреки всему - Тэйлор Линда - Страница 61

Оливия глотнула вина и положила записку Шона на гладкую поверхность стола. Листок был довольно помятый и даже потертый, словно Шон долго вертел его в руках, обдумывая текст. Теплый порыв человечности упал на холодную облицовку стола.

Оливия встала, прошла под оштукатуренной аркой, которую Боб установил перед входом в гостиную, и направилась к стереосистеме. Ее никто не включал очень долго. Когда Боб заболел, никому не хотелось слушать музыку, а потом… потом систему тоже не трогали. Оливия присела на корточки и открыла дверцу из темного стекла. Луиза и Рейчел смеялись над этим агрегатом и предлагали через пару лет отнести его в антикварный магазин, но только на старом стерео можно было прослушивать долгоиграющие пластинки, которые собирали они с Бобом. Оливия нашла в альбоме пластинку группы «Мамы и Папы», установила указатель скорости на тридцать три оборота и начала просматривать список записей. Перечитывая названия после столь долгого перерыва, она чувствовала спазмы в желудке, но она должна была сделать это. Положила пластинку на круг проигрывателя и опустила на нужную дорожку иглу адаптера. Колонки потрескивали и похрипывали, пробуждаясь от долгого сна. Оливия вернулась на кухню и взяла свой стакан с вином.

Так, со стаканом, она и подошла снова к задней двери. Собственное отражение вынудило ее отступить. Но там, за дверью, лежал мир, накрытый тьмой. Оливия не хотела прятаться от мрака в своем маленьком доме, не хотела отступать. Если она выйдет из дома на холод и во тьму, если она постоит в саду, значит, она может преодолеть страх. Она повернула в двери ключ, когда в гостиной зазвучала интродукция к песне.

То была их песня, если у них с Бобом вообще могла быть такая. В отличие от большинства других влюбленных пар, у них не было периода ухаживания, но потом, позже, когда они поняли, что любят друг друга, они стали считать песню своей. Она ею и осталась до сих пор. Оливия открыла заднюю дверь и ступила на каменные плитки патио. Знакомая мелодия «Посвящаю той, кого люблю» вылетела следом за ней.

Она огляделась, стараясь привыкнуть к темноте, пока стояла в полосе света, падающего из двери кухни. Потом прошла в конец дворика и сунула ногу в намокшую траву. А что, если она пройдется по траве, по мокрой траве, в полночь, когда музыка гремит в гостиной, а дверь в кухню распахнута настежь? Что о ней подумают? Спальня Дианы выходит на зады. Она может увидеть Оливию, блуждающую по саду со стаканом вина в руке. Чего доброго, подумает, что врач прописал ей таблетки от депрессии.

Оливия запрокинула голову и посмотрела в ночное небо. Облака рассеялись. Холодок возбуждения прошелся у Оливии по спине. Она видела звезды! И луну. Вернее, месяц.

Дыхание Оливии вырывалось изо рта белыми струями пара; она запрокинула голову так далеко, как только могла. И это небо, эти звезды, этот месяц видят сейчас во всем мире. Все, что она должна сделать, это стать одной из звезд, тогда она могла бы сиять с небес когда захочет.

Она сделала еще глоток вина и принялась медленно кружиться под музыку, раскинув руки в стороны и не сводя глаз с месяца.

В ванной комнате у Дианы зажгли свет. Кто-то, скорее всего сама Диана, раздраженно опустил занавеску на окне. Оливия перестала кружиться. За занавеской послышался громкий кашель. Стукнула затычка ванны, звякнула какая-то бутылка, — соседка явно занималась своими обычными вечерними делами. Нет никакого смысла прикидываться звездой, если твоя соседка так громко плещется в ванне.

Оливия прошла через сад к дому. Плотно закрыла за собой дверь. Вернулась к столу, села и потянула к себе записку Шона и книжку. Открыла ее на одной из страниц, где Шон вложил закладки. Он сделал пометку карандашом на поле возле строк из поэмы, на которые хотел обратить ее внимание. Поэма называлась «In Memoriam»[40]. Оливия прочитала:

— О Боже, — произнесла она и бросила книгу на стол. Записка Шона упала на пол.

На пластинке теперь звучала какая-то песня в стиле рока. О чем только думал Шон? Подумал ли он о том, что просто грешно напоминать ей о ее горе? Что он имел в виду и вообще какое ему до этого дело? Вот уже второй раз он вторгся на территорию, которая была сугубо частной.

Оливия сидела недвижимо до тех пор, пока не умолкла музыка. Наконец она решила оставить книгу, подаренную Шоном, на столе, на том месте, где она лежала, и пошла в спальню. Она все еще не могла плакать о Бобе. Она слушала песню, которая могла вызвать у нее слезы, — если вообще что-то могло их вызвать, — и ничего! Раздеваясь, Оливия думала о своих новых идеях. Потом нырнула в постель и свернулась под пуховым одеялом. Но ведь это благословение, что она не может плакать; если бы она могла, то, скорее всего, планы ее рухнули бы.

Глава 16

— Боже правый!

Луиза, которая нашаривала в сумке ключи от своей квартиры, наклонилась, чтобы поднять букет роз. Джон в изнеможении прислонился к стене рядом с ней. Они оба вошли в квартиру, и Луиза сразу направилась в кухню, чтобы посмотреть на цветы при свете. Дюжина красных роз оставлена кем-то у ее двери. Сердце у нее так и подпрыгнуло, когда она обнаружила маленькую карточку. Эш? Мог ли это быть он?

— Это от твоего другого бойфренда? — послышался голос Джона у нее за спиной.

— Бог мой, нет, конечно! — Она рассмеялась — немного нервно. Думаю, это… — Луиза повертела в пальцах конвертик и достала из него карточку, — от Гарриса. — Она не почувствовала себя сильно разочарованной. Поступок очень приятный. Так чутко со стороны Гарриса.

— Гаррис? Это псих, который живет наверху?

Во что же ей поставить цветы? Ведерко занято тигровыми лилиями. Не ответив Джону, Луиза принялась шарить по полкам в шкафах, подыскивая что-нибудь достаточно приглядное для дюжины роз. На глаза попалась довольно высокая емкость с отметками объемов. Не слишком изысканно, однако сойдет. Луиза принялась не спеша перебирать цветы — это давало ей возможность подумать. Она поступила правильно, пригласив Джона к себе домой. После того как Джон выпил вторую бутылку вина, нечего было рассчитывать на вразумительный разговор в ресторане. Когда они вышли на улицу, Джон поймал такси и настоял на том, чтобы заплатить. Всю дорогу он держал ее руку в своей и обменивался с водителем анекдотами о тещах. Луиза молчала, да она и не в состоянии была говорить.

Она пристраивала розы так и этак, но они почему-то все время стремились упасть вместе с емкостью, в которую она их воткнула. В конечном итоге Луиза прислонила букет к стене и решительно повернулась к Джону.

— Джон, нам с тобой необходимо поговорить.

— Конечно, милая. Я только поищу у тебя бренди.

Луиза уселась за кухонный стол и вытянула перед собой руку с перстнем. Бриллиант переливался в лучах света, Луиза поворачивала кольцо до тех пор, пока бриллиант не скрылся из глаз; теперь на пальце был виден только тонкий золотой ободок. Ее обручальное кольцо. Луиза снова повернула перстень камнем вверх. На душе у нее было неспокойно. Джон сделал ей предложение, не ведая, кто он есть. Луиза сдвинула кольцо ближе к середине пальца.

— Где у тебя бутылка? — Джон появился в дверном проеме и прислонился к притолоке. Он криво улыбнулся Луизе. — Не могла же ты высосать все. Где-нибудь в квартире наверняка есть спиртное. Оно у тебя всегда есть.

Луиза сдвинула кольцо на место. Прежде всего им надо объясниться.

— Здесь была Салли. Она пришла сюда уже здорово пьяной. И допила все, что у меня еще оставалось.

— Салли? — Лицо у Джона вытянулось, а брови взлетели высоко на лоб. — Что она здесь делала?

— Она моя подруга. Почему бы ей не прийти сюда. Она хотела кое о чем поговорить со мной.