Кома - Анисимов Сергей - Страница 6

С бабушки глаз не спускай, чует моё сердце, она нам ещё покажет, -рекомендовала Свердлова, морщась и проглядывая свежесделанные за день кардиограммы. Вообще, как это ни странно, но происходящее на отделении положительно отразилось на его эффективности с точки зрения скорости выполнения назначений. Раньше с функциональной диагностикой, УЗИ или нестандартным рентгеном могли спокойно тянуть и три дня, и четыре.

Теперь никто не хотел быть крайним в списке ответственных за очередную непонятную смерть, и это заставляло врачей и техников работать на редкость чётко и быстро.

Закончив, Николай попрощался с копающейся в каком-то ветхом справочнике, отмахнувшейся Ульяной и всеми остальными, включая совсем уж по-кошачьи разлегшуюся на краю стола Сашу. Затем он занёс подписанные Свердловой истории болезни на сестринский пост. Здесь он постоял минуточку за спиной у Лены – красивой башкирки в голубоватом, как сейчас было модно у сестёр, халате. Разминая ладонью затёкшую шею, он проводил глазами крепкого черноволосого парня в хорошем костюме и даже синих бахилах на ногах, несущего по коридору прозрачный пакет с персиками и свёрнутыми в трубочку газетами. Вежливо постучавшись, парень супулся в одну из палат, спросил что-то, выдвинулся обратно, и перешёл к соседней двери. Снутал номера «7» и «7А», обычное дело.

Крутанув шеей пару раз, Николай сделал ручкой обернувшейся на него и вежливо помахавшей ресницами Лене, и спустился на два этажа ниже. В уже пустой ординаторской неврологического отделения ему удалось выпить с Ринатом и дежурной ординаторшей среднего возраста здоровенную кружку чая, с полудюжиной остававшихся в принесённой кем-то из больных коробке конфет.

– Ну, пошли? – спросил Ринат, и Николай со вздохом поднялся. Ординаторша хмыкнула, и причина этого стала ясна уже через минуту, когда превратившийся в доктора Хасабова Ринат представил его первому из подлежащих массажу больных – похожему на шифоньер мужику, с шеей толщиной с ленинское брёвнышко, как его изображали в букварях в соответствующие годы.

Николай ожидал подходящего «шифоньеру» вступительного «Мне тут, -это самое…», но у больного неожиданно оказались спокойный и приятный голос, и к тому же богатая лексика. Мгновенно переключив свой настрой с восприятия стандартного «быка» на, скажем, менеджера среднего звена, Николай с удовлетворением убедился, что деньги, которые полагается платить за врачебный массаж того не разорят. Мужик совершенно спокойно, без излишней кичливости предложил заплатить вперёд сразу за половину курса, но это не требовалось – не будучи любителям быть обязанным малознакомым людям даже в мелочах, молодой доктор Ляхин, даже имея стандартную зарплату этого самого молодого доктора в виде основы личного бюджета, старался такого избегать.

Договорившись, что зайдёт за ним после того, как закончит со другими больными, чтобы выложиться на его спине уже до упора, Николай познакомился со вторым, – тоже мужчиной, но уже с нормальной, почти аскетической конституцией. Этого он провёл в открытый Ринатом кабинет с вытертым до клеёночной белизны массажным столом. Работали в нём почти полный рабочий день, посменно, но рук на отделении отчаянно не хватало. Поэтому невропатологи совершенно не имели ничего против того, чтобы за небольшие комиссионные дать шанс подработать доктору из братского отделения.

– Слушай, что у вас твориться там такое, на кардиологии? – спросил Николая уже намыливающийся домой Ринат, когда он, вымотанный двумя 45-минутными сеансами классического радикулитного массажа, валялся в кожаном кресле между двумя почти метровыми кактусами, – собираясь с силами, чтобы переодеться. Рубашка под расстёгнутым до самого низа халатом пропотела насквозь и воняла так, что люди в трамвае будут наверняка морщиться. Но где вы видели в больнице душ для врачей и медсестёр? А лучше и тех и других сразу! Улыбаясь забавной мысли, Николай невежливо прослушал вопрос, просто осознав, что он был, – и Ринату пришлось повторять.

– А никто не понимает, – честно ответил он. – Я, так вообще лопух-лопухом, зелёный такой, хожу, думаю фигню всякую. Но самое изумительное, – это то, что большие доктора тоже ничего не понимают, по-моему.

– Ого!

– А ты думал?.. Сегодня Рэм Владимирович, со всем революционным энтузиазмом молодёжи заявил, что мы столкнулись с новой, невиданной ещё в медицине болезнью, – это когда больной умирает от того, что у него отказывает либо сразу всё, либо что-нибудь одно, но очень важное.

– Знаю я эту болезнь, – засмеялся Ринат. – Цитрат силденафила на ночь, и всё важное будет работать, как положено!

– Да я не про то.

Николай махнул рукой и сам улыбнулся. Не восхищаться бьющим в разные стороны оптимизмом охреневшего после рабочего дня точно так же как и он Рината было невозможно.

– Ты вот сам веришь в новые болезни?

– Ну, – Ринат посерьёзнел, – В неврологии такого иногда насмотришься… Но в совсем уж новые…

– Даю пример: СПИД. Что скажешь?

? Хороший пример. Я скажу – атипичная пневмония. Твоя очередь.

Оба помолчали.

– Ещё что-то такое плавает в голове, из курса гигиены, что ли, – не очень уверенно предположил Николай, – С какой-то местностью, куда воду привозят со стороны, поскольку если пить местную, то люди болеют чем-то непонятным, хотя по всем классическим гигиеническим параметрам она совершенно нормальная. Не помнишь такое?

– Нет, что ты. Я гигиену едва с тройки вытянул, – ух, как вспомню!

Ринат пропел хорошим голосом, разводя руками как молодой Магомаев, и ни на секунду не застеснявшись просеменившую по коридору больную, при виде которой Николай дёрнулся застегнуть белый халат хотя бы на груди.

– «Не понять», – поправил Николай. «Не поднять» – это было про терапию. Чистая правда, кстати говоря. Ну, ладно, пойду я помоюсь хоть как-то. Тебе на метро?

– Да. Ждать не буду, извини уж. Пойду домой, – плов кушать, водка пить, диван валяться!

Акцент у неунывающего коллеги-доктора стал демонстративно среднеазиатским, и Николай почувствовал, как усталость потихоньку уходит. Иногда он не на шутку начинал опасаться, что люди могут воспринимать его как «энергетического вампира», настолько хорошо на него действовали чужие эмоции.

– Ну, пока!

Помахав друг другу руками, они разошлись в разные стороны. Снимая свой халат прямо на ходу, Николай зашёл в туалет персонала, с раковиной отделённой от остальных удобств не доходящей до потолка перегородкой. Закрыв дверь, он повесил халат на впаянный в стену крюк, зацепил за него же снятую рубашку, и как мог более тщательно вымылся до пояса, хлестнул водой по шее, по щекам, пофыркал сквозь пузыри. Мыла у раковины не было – в этом отделение уступало его собственному, где в туалете каждодневно меняли полотенце, а дежурной врачебной паре выдавали на ночь чистое постельное бельё. Последние месяцы никто им особо не пользовался, но это уже дело принципа.

Ну, всё? Теперь домой. Пробежавшись напоследок по собственному отделению, чтобы убедиться, что ничего экстраординарного за это время не случилось, и засунув халат отвисеться за ночь в шкафчике, Николай сбежал вниз по лестнице. На улицу он вышел с удовольствием, не торопясь. Напоённый сыростью прохладный весенний воздух пах прелыми, перегнившими под снегом листьями. Вроде бы целенаправленно подбежавшая чёрная лохматая собака из вечно ошивающейся около «буфетного» проезда в просвете между больничными корпусами стаи, обнюхала его и весьма дружелюбно вильнула хвостом.

– Здравствуй, субак, – с удовольствием поздоровался и он сам, и на редкость вежливая дворняга, чуть ли не ухмыльнувшись, отправилась дальше по личным делам.