Кома - Анисимов Сергей - Страница 13

Как следует подумав, он решил молчать в тряпочку и ничего не предпринимать: если конечно, этот тип не ворвётся сейчас в ординаторскую второй раз, размахивая катаной и издавая пугающие слабонервных медсестёр выкрики. Никаких доказательств, кроме всё равно ни к чему в округе не подходящего ключа у него не имелось, а подкреплённый разве что испачканным халатом рассказ о героической победе над ночным грабителем будет логично воспринят Ольгой Андреевной неверно. Как попытка намекнуть на то, что сегодня стоит ночевать по крайней мере в одной комнате. Это если больные не начнут поступать один за другим. Подобный намёк, какие бы чистые мысли его на самом деле не вызвали, грозил испортить ровные отношения, вызвать чтение нотации о профессиональной этике, и в конечном итоге – риск навсегда, пока не выгонят, ославиться на отделении как дешёвка. «Кстати о птичках», – подумал уже полностью согласившийся с собой Николай, – «А почему это я решил, что ключ от сейфа?».

Склонив голову на бок для удобства, он с минуту поразмышлял о том, какие помещения и кабинеты на отделении запираются по крайней мере на ночь. Рентгенкабинет? Кабинет функциональной диагностики? Просто процедурная, когда медсестра выходит из неё по палатам? Полезные размышления были прерваны стуком в дверь: из приёмного привезли очередного больного, – на этот раз на каталке. Ольги Андреевны так и не было нигде видно, и поскольку номера палаты на этот раз заранее не указали, то он приказал переложить больного (точнее, больную) на свободную и уже второй день как застеленную чистым бельём койку в коридоре.

Отпустив прикативших каталку санитарок, Николай притащил из ординаторской стул и присел у постели шумно, со свистом дышащей, глядя в потолок, старой женщины. Судя по заполненным графам «истории» ей было 74, а судя по лицу и дыханию ей было здорово худо. На вопросы больная реагировала плохо, – заторможено и с невнятными, не всегда понятными ответами. Поэтому он сконцентрировался на «ушах», как сколько он себя помнил, на общепринятом жаргоне студентов-медиков называли фонендоскоп. Ольга Андреевна появилась минуты через три, похлопав вслушивающегося в хрипы Николая по плечу.

– Пневмония, – согласилась она, послушав сама. – Возраст какой? -74.

– Понятно. Ногти видишь?

Ногти у больной были уже синеватые – освещение теперь на отделении было в порядке, и разглядеть это было нетрудно.

– Поднимай реаниматологов. А то…

Она не закончила фразу, то ли не найдя подходящего латинского термина, то ли просто не сочтя это нужным, но всё было понятно и без этого. До утра больная могла не дожить.

В реаниматологии Николай надеялся встретить доктора, ведшую у его группы соответствующий курс год назад, но не повезло – дежурил другой врач, который даже не стал особо выслушивать причины его прихода.

– Мы зашиваемся, понял? – просто заорал он ему в лицо. – Хочешь помочь, а? Ни одной свободной койки, сёстры с ног валятся, а у вас там что -второй новый больной за ночь? Или третий? И сразу в реанимацию?

– Вторая, – подтвердил Николай, несколько пристыженный напором резко пахнущего потом и смертельной усталостью врача. – Но тяжёлая.

– Когда привезли?

– Минут двадцать тому назад.

Одетый в тёмно-зелёное – от тряпичного колпака до продетых в растоптанные сандалии носков, врач, коротко зашипев, просто развернулся и ушёл. Постояв, Николай понял, что давить в подобной ситуации – не с его статусом, и тоже пошёл назад, к себе. Ольга Андреевна восприняла сообщение достаточно спокойно, и вдвоём они тащили задыхающуюся женщину почти до утра. К этому моменту её дыхание можно было услышать уже из дальнего конца коридора, и пришедший сам, без напоминаний, посмотреть на неё врач-реаниматолог больную всё-таки забрал.

– Двое за ночь умерло, – сказал он мёртвым тоном, негромко – чтобы не услышала сама больная, когда они с Николаем везли её на постукивающей и пощёлкивающей колёсиками каталке. – Двое. Продерут нас в понедельник по самые уши… Эх, дождёмся мы прокурора…

За ночь и утро на отделение прибыло ещё трое больных, и хотя они не доставили особых хлопот, но всё вместе взятое вымотало и Николая, и больничного ординатора до предела. Постельные комплекты остались не разобранными, и пришедшая забрать их утром санитарка сочувственно вздохнула, глядя на их осунувшиеся лица.

Про тихо лежащий в кармане халата ключ он вспомнил только часам к девяти, почти перед самой сменой, когда оба уже расслаблено сидели на ординаторском диване, расставив ноги и бессильно свесив руки вдоль тела. Помассировав грудную клетку, Николай заставил себя подняться и прошёлся по отделению, приглядываясь к замочным скважинам. Подходящих под двухбородочный ключ не оказалось ни одной, и на этом можно было заключить, что тот был всё-таки сделан под сейф. Ну и хрен с ним, – раз открыть его у этого непонятного посетителя не вышло, а по морде ему на отделении надавали, то вряд ли ему захочется ещё раз приходить.

Большинство больных уже поднялось, по коридорам шаркали ногами и переговаривались. Несколько человек с Николаем поздоровались, включая совершенно незнакомых, он вежливо ответил. В ординаторской Ольга Андреевна заваривала чай вместе с на редкость вовремя пришедшей на субботнее дежурство врачом Гнездиловой – суровой молодой женщиной, улыбающейся иногда так, что хотелось отрыть окопчик.

Больничные ординаторы любезно пригласили интерна дождаться заваривающегося чая. Поглядев на часы и решив, что до одиннадцати вполне успеет добраться до «Московской» через всю «синюю» ветку метро, пересекающую город с севера на юг, он с удовольствием сел вместе с ними. Женщины обсуждали шейпинг, и Николай с интересом послушал, стараясь не слишком улыбаться. В выборе зала было, оказывается, немало интересного. Кроме того, его приятно удивило, что обе, судя по всему, действительно ходили качать фигуру ради здоровья и хорошего тонуса, а не с целью познакомиться с недоласканным женой менеджером, сбрасывающим лишний килограмм. Впрочем, какое его дело. Каждой девушке счастья хочется…

Напоследок, Николай снова пробежался по собственным больным, -только поздороваться и перекинуться парой слов. Больная Январь улыбнулась и протянула ему яблоко, от которого он не отказался. Агаджаманян, которого Николай надеялся оставить себе, вообще спал как суслик. Не считая одного язвенника с фамилией Лобов, остальные были обычными для отделения «бабульками» кардиологического профиля, на каждую приходилось по нескольку метров электрокардиограмм в неделю. Все в возрастном промежутке от 68 до 75, они жевали хорошо замасленную рисовую кашу и обсуждали последние новости то ли из Бразилии, то ли из Санта-Барбары, вслушиваться он не стал. Вот и всё дежурство. Теперь можно было отдыхать до понедельника, – пошляться по городу, какая бы погода не была, посидеть за компьютером, почитать вволю что-нибудь высококачественное. Здорово!

Вышагнув из подъезда, Николай пополировал яблоко рукой, щурясь на белёсое небо. По дорожке прямо под ноги подскакала сорока, перья которой переливались по бокам металлически-зелёным и синим, чуть ли не как у петуха. Это было неожиданно и удивительно красиво. Сорока вспорхнула, и к Николаю подбежала лохматая собака, – то ли та же самая, что и приветствовала его пару дней назад, то ли просто такая же, – родственница по стае и операционному столу. На этих собаках традиционно тренировали студентов, поэтому относиться к ним было принято по-дружески.

Собачина поинтересовалась яблоком, но Николай поднял его повыше, чтобы не прыгнула. Есть она вряд ли будет, полижет только, а ему в самый раз, вместо какого-нибудь отечественного «Сникерса». Неторопливо шагая, довольный самим фактом начавшегося выходного дня, Николай пошёл в сторону станции метро. Под ногами хлюпало – под конец ночи, вероятно, прошёл сильный дождь, и вода ещё не успела целиком стечь с тротуаров. Когда всё так же с интересом разглядывая окружающее он добрёл до метро, было ещё без пятнадцати десять, и реально было минут пять постоять у книжного лотка или стоек с компьютерными дисками. Но это можно было с тем же успехом сделать и у «Московской», когда станет точно ясно, сколько останется времени. Метро оказалось полунустым – как это, в принципе, и должно быть в 10 утра в субботу, когда все нормальные люди спят. Две девчонки лет по 16 переглянулись и прыснули, увидев, как он смотрит на отражение своего помятого лица в зеркале. Чёрт знает что можно подумать. Николай со смущением осознал, что небрит, но сразу же заставил себя переключиться на равнодушие. Кому какое дело, откуда он едет…