ПСИХИКА И ЕЕ ЛЕЧЕНИЕ: Психоаналитический подход - Тэхкэ Вейкко - Страница 23

Концепция Я-объекта Кохута (1971) определяет объект как катектированный нарциссическим либидо и приемлемый только в том случае, если постулированы качественно различные формы либидо. Однако данная концепция могла бы быть полезной, если ее переосмыслить так, чтобы она специфически означала тот уровень объектного переживания, на котором объект все еще оказывает такие услуги ребенку, которые последний позже сможет оказать себе сам и на котором объект все еще может восприниматься как находящийся только в безусловном владении Собственного Я. Некоторые современные авторы похожим образом используют данную концепцию в соответствии с таким определением, не уточняя этого (Dorpat, 1976).

Мне кажется, что наиболее важной характеристикой этой ранней стадии объектной привязанности является ее функциональная природа, описанная выше. Эмпирически объект еще представляет собой не индивидуальную персону, но группу функций, и это делает его эффектный окрас полностью зависимым от удовлетворяющей или фрустрирующей природы соответствующей функции объекта. Эти функции объекта обычно будут, посредством идентификаций, в большой степени становиться функциями Собственного Я в течение периода сепарации-индивидуации. В ходе этого периода структурализации еще не интернализованные функции объекта продолжают представлять динамическое ядро объектных отношений, до тех пор пока процессы функционально селективной идентификации не завершатся до такой степени, чтобы позволить переживаниям константности Собственного Я и объекта появиться на новом уровне эмпирической диф-ференцированности и интеграции.

Однако до того как будет достигнут этот новый уровень, наиболее уместным свойством, которое характеризует преобладающую объектную привязанность, по-видимому, является функциональность (Tahka, 1984). Я использую понятия функциональный объект и функциональная объектная привязанность в отношении определенного типа объектной привязанности, доминирующей между дифференцированностью и константностью объекта, а также в связи с ее постоянными манифестациями в «нормальных» и патологических объектных отношениях.

Здесь следует сказать несколько слов о концепции расщепления [*]. Этот термин, первоначально выбранный Фрейдом для описания защитного расслоения эго в фетишизме (Freud, 1927), с тех пор все чаще используется в отношении дихотомического переживания объекта в терминах совершенно хорошего и совершенно плохого на ранних этапах жизни (Klein, 1940; Kernberg,-1966,1976; Mahler, 1968; Modell, 1968). Эти авторы склоняются к тому, чтобы рассматривать расщепление как правомерную защиту. Хотя Кернберг и допускает, что расщепление при своем появлении отражает неспособность ребенка синтезировать совершенно хорошие и совершенно плохие образы, он считает, что расщепление становится главным механизмом для защитной организации эго до установления константности Собственного Я и объекта. Для него расщепление является основным защитным действием в пограничных состояниях и влечет за собой активное разделение хороших и плохих репрезентаций, тем самым предотвращая их «слияние» в интегрированные образы цельного Собственного Я и цельного объекта. Например, Дорпат (1979) критиковал эту точку зрения, утверждая, что расщепление является не защитой, но результатом защитной деятельности, прежде всего отрицания.

Хотя я не разделяю взглядов Дорпата на такую специфическую связь между расщеплением и отрицанием, я согласен с ним и Роббинсом (1976) в том, что расщепление не относится к психической активности как таковой, но скорее описывает положение, характерное для привязанности индивида к объектам до установления константности Собственного Я и объекта. Кажется, что такая привязанность у доэдипальных детей является нормальной и без субъективных альтернатив, тогда как у пограничных пациентов она отражает скорее задержанную и искаженную структура-лизацию с во многом схожей нехваткой альтернатив, чем активное разделение либидинальных и агрессивных представлений.

Расщепление, если оно понимается как относящееся главным образом к незавершенности развития, является неудачно выбранным термином, поскольку в этом случае оно, видимо, означает, что эмпирическое единство было расщеплено до того, как такое единство фактически сформировалось.

Постоянное эмпирическое колебание переживания объекта в психике ребенка между негативными и позитивными крайностями, по-видимому, является прототипом амбивалентности в смысле концепции, введенной Блей-лером (1910), обычно используемой Фрейдом и описанной Абрахамом (1924) как всеохватывающая характеристика догенитальных объектных отношений, которая отступает только с достижением генитального, «постамбивалентного» объекта любви. Однако в отличие от такого более раннего использования данной концепции для описания осцилляции между противоположными чувствами, большинство аналитиков в настоящее время определяют амбивалентность как одновременное существование противоположных чувств к другому человеку (Laplanche and Pontalis, 1967; Mahler, 1968; Moore and Fine, 1968; Kernberg, 1976).

Варианты видения амбивалентности как колебания или как совпадения испытываемых чувств любви и ненависти приводит к различным или даже противоположным заключениям. Согласно первому варианту, испытываемая амбивалентность будет означать неспособность ребенка принять тот факт, что удовольствие и фрустрация происходят от одного и того же объекта, в то время как во втором случае амбивалентность рассматривается как способностъ достичь такого синтеза. Для приверженцев второго определения расщепление означает защиту против амбивалентности (Klein, 1940; Mahler, 1968; Kernberg, 1976), в то время как для приверженцев первого определения это является всего лишь еще одним названием подлинной амбивалентности.

Как я утверждал в своей более ранней работе, хорошо было бы вернуть амбивалентности, характерной для функциональной привязанности, значение колебаний между позитивным и негативным переживаниями объекта и сохранить ее противопоставления «постамбивалентной» способности к объектной любви и объектной ненависти, достигаемой с установлением константности Собственного Я и объекта (Tahka, 1984).

Пациенты с пограничной патологией не достигли константности Собственного Я и объекта. В отличие от переноса невротического пациента, склонного повторять вытесненные эдипальные отношения между индивидуальным Собственным Я и индивидуальным объектом, фазоспецифическое повторение, свойственное пограничному пациенту, активирует, по существу, функциональные уровни привязанности. Как функциональному объекту аналитику приходится представлять неинтернализованные части дефектного Собственного Я пациента, с которыми не происходят расставание через траур или сравнимые процессы проработки. Поскольку утраченный функциональный объект еще предоставляет необходимые внешние услуги, он может быть лишь заменен новым функциональным объектом или постепенно заменяться функционально-селективными идентификациями (Tahka, 1979, 1984). Не имеет значения, касается ли это до-эдипального ребенка или пограничного пациента, именно данный процесс идентификации представляется необходимым для развития от функциональной и интроективной привязанности к объектам до взаимоотношений индивида с другими индивидами.