Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Инош Алана - Страница 73

Сейчас, очевидно, было в самый раз.

Влажная ладонь легла Северге на затылок и пригнула её голову вперёд. Эти такие твёрдые на вид губы оказались властными и жадно-ласковыми, а язык – горячим, шершавым и вертлявым. Под водой они сближались, крепче сплетаясь ногами и вжимаясь друг в друга; Икмара закинула ногу Северги себе на плечо, а той пришлось вцепиться в края купели, чтобы не погрузиться в воду. Было жёстко, неудобно, тесно, напряжённо… щекотно. Щёки Северги мучительно и сухо горели, а край купели до боли врезался в рёбра.

Наверно, она не поняла, не распробовала, только смутилась и едва не захлебнулась, когда Икмара толкнула её так, что руки Северги соскользнули с краёв. Пуская пузыри, она забарахталась в воде, и рука наставницы довольно жёстко и безжалостно подняла её за волосы.

– Сложновато для тебя, да? Ну, давай попробуем что попроще…

«Попроще» оказалось больно. Два пальца Икмары обагрились кровью, и она змеино-ловким языком слизнула её.

– М-м… Нет ничего изысканнее сока девственности!

Это позже Северга сама войдёт во вкус и пристрастится к этому «соку», а пока она неловко ворочалась и пыхтела под Икмарой, тщетно стараясь отыскать во всём этом удовольствие. Но когда к двум пальцам присоединился третий, шаловливо защекотав, у Северги вдруг вырвался вскрик. Удар под дых? Вроде нет, но от этого она почти так же сбилась с дыхания. Молния по телу? Пожалуй, да. Молния-вертел, на которую Северга насадилась, как на раскалённую ось. Попадание в точку, растерзавшее её и распластавшее пополам…

А сверху уже задабривал, заласкивал, чаровал и щекотал поцелуй – жарким снегом с неба, стремительным падением в пропасть, пьющим дыхание и отнимающим силы. И – словно жёсткий, размазывающий бросок о холодную стену:

– Так что ты хотела?

Разве не коварство – сперва сладко надломить, запутать, закружить, а потом – вот так рвануть сердце из груди?

– Уже неважно, – прочистив горло, пробормотала Северга.

– Нет, ты хотела что-то спросить, – поворачивая её лицо за подбородок, настаивала Икмара. – Но я тебя, кажется, сбила с толку.

Северге не хотелось впускать неуместные мысли в их щекотное единение под водой, но – слишком поздно: те уже вползли, расстилая ядовитые чёрные завитки щупалец.

– Мне кажется, Чезмил был уже мёртв, когда падал. Живой непременно воспользовался бы хмарью.

Зелень в глазах Икмары заволокло холодной, опасной тьмой, уголок губ приподнялся в усмешке.

– Почему нас с тобой это должно занимать? Слишком много бузил парень, вот и допрыгался. Туда ему и дорога, разве не так? Больше он не будет к тебе лезть, вот что главное.

Дразнящий яд, угрожающий лёд, наползающий мрак – всё это лилось из зрачков Икмары и стучало в висках Северги. Неужели слишком крутая правда, чтобы взять её за рога?…

А почему бы нет?

– Это ты его убила? – Северга навалилась на Икмару и придавила собой. Грудь плющилась о грудь, соски твердели и пульсировали, взгляды скрестились мечами. Два меча – изумрудный и голубовато-стальной.

Из-под насмешливой верхней губы – плотоядные клыки, из горла – пробирающий до морозных мурашек хохоток. Откинув голову, Икмара дразнила Севергу хитрыми искорками в зрачках.

– Да какая разница, кто его пристукнул? Никто о нём не будет жалеть. Забудь.

– Мне важно это знать! – рыкнула Северга. И добавила уже тише и серьёзнее: – Я никому не скажу.

Мокрая ладонь Икмары легла тяжело ей на голову.

– Не имеет значения, кто это сделал, детка. Я, мой отец, кто-то ещё – неважно.

– Отец? – ошарашенно выгнула бровь Северга.

– Ну да. – Икмара спокойно пожала плечами. – Боргем Роглав Четвёртый, главный наставник школы. Это не тайна.

– Ну… – Северга озадаченно отодвинулась в угол купели. – Может, для кого-то и не тайна, а я впервые слышу.

– Меня сызмальства занимала работа отца. – Икмара снова расслабленно откинулась на изголовье купели, свесив локоть с края. – Отец воспитывал меня один, и я ещё ребёнком бегала в этой школе… Не могу сказать, что впитала этот дух с молоком матери – матери своей я не видела никогда – но, войдя в возраст, я уже знала, кем хочу стать. Отец не возражал.

– А что случилось с твоей матерью? Она… умерла? – осторожно поинтересовалась Северга.

– Не знаю, – опять пожала плечами наставница. – Отец не называл мне даже её имя. Это какая-то высокородная особа, которую он умудрился когда-то подцепить. Видимо, их связь оказалась не без последствий. – Икмара мрачно усмехнулась. – Родив ребёнка, она отдала его отцу… И вот она – я.

С этого дня Северга всегда мылась в купели Икмары. Ласки в воде становились долгожданной сладкой наградой за пот, боль и кровь, за самоотдачу и усердие в учёбе, но не смягчали и не облегчали каждодневных мытарств. Как наставница Икмара была весьма крута, требовательна и сурова, оставляя за дверью комнаты всё, что происходило между ними вдали от чужих глаз. Северге порой даже чудились в ней черты Боргема – особенно в привычке задирать подбородок; хоть у Икмары не было лысого черепа и увесистого брюшка, зато властности – хоть отбавляй.

После гибели Чезмила его сообщники один за другим отсеялись или, лучше сказать, устранились: кто-то не выдержал нагрузок, кто-то просто исчез – странно и бесследно. Северга больше не задавала вопросов; с утра до вечера она рвала пупок, чтобы стать лучшим воином Дамрад, головорезом из головорезов, а перед отбоем сливалась в купели с Икмарой в единое целое. Та из наставницы превращалась в наездницу, владычицу и богиню, то жестокую и стервозную, то вкрадчиво-нежную, но никогда – равнодушную.

Чахрев пал через час. Штурмующим не требовалось лестниц: они перелетали через городские стены по ступенькам из хмари. Ни смола, ни кипяток не останавливали их. Северга, забрызганная свежей кровью Икмары, шла по пустынной улочке – с мёртвым блеском стали в глазах, в чёрном плаще, мрачными крыльями развевавшемся за её плечами. Грохот её шагов отдавался эхом меж стен, полы плаща реяли над мостовой, как истрёпанное окровавленное знамя.

– Госпожа… Ты, должно быть, устала и голодна. Пойдём со мной, я умою, накормлю тебя и перевяжу твои раны.

Северга остановилась. Откуда среди этой мертвенной, как пустой череп, безлюдной улицы такой нежный, хрустально-чистый девичий голос? Синие глаза, корона золотых волос, светло-голубой кафтанчик с серебряным пояском, острые каблучки… Дивное существо, чьё место – в княжеском дворце, а не на улице осаждённого – да что там, уже взятого города. Холеная ручка с длинными коготками манила, розовые губы приветливо улыбались, а глаза… Странные. Пустые, как лужи, в которых отражалось небо.

Северга шагнула за девушкой… а за углом её поджидал десяток вооружённых мужчин, которые тут же с воплями окружили её. Взмах руки – и все отпрянули, ослеплённые круговым ударом хмарью, который Северга нанесла спокойно и холодно. Что ей кучка необученных горожан, выпрыгнувших на неё, как стая диких собак?