Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь - Инош Алана - Страница 62

– Ах ты, соплячка… Тварь малолетняя! – прохрипело отцовское горло, дыша хмельным перегаром. – Вы слышите? Слышите, ребята, какие словечки батюшке родному её поганый язычок говорить поворачивается?! Мать-то не ругается… Да, мать у нас вся такая учёная-преучёная! А эта сопля даже наук осилить не может. Читать-писать маленько научилась и думает, что ей этого в жизни хватит… Нет, милая, с такими знаниями ты будешь как твой отец! Женщина – высшее существо! Ха! Да плевать я хотел на вас, женщин!

– Ну так попробуй, плюнь, – колко усмехнулась Северга. – Иди, покажи, на что способен. Заработай деньги сам, а потом поговорим о твоём месте. Или нет? Батюшка предпочитает пить, гулять, бездельничать и тратить матушкины денежки? Ну тогда сиди и помалкивай.

– Ах ты, гадина…

Отец хотел перелезть через стол, но слишком много выпил для этого. Перемазавшись в кушаньях и облившись хмельной настойкой, он нелепо грохнулся на пол.

– Да ладно тебе хорохориться, приятель, – раздался чей-то насмешливый голос, столь непохожий на согласно подвывающие голоса отцовых дружков. – Девчонка права, ты никто. Более того, ты сам позволил себе стать ничтожеством в глазах твоей женщины. Всё, что ты умеешь – это спариваться и вилять задом, изображая пляску. Твоя супруга разбаловала тебя, слишком много тебе позволяя, а ты, падаль, ешь её хлеб и её же трусливо поносишь за глаза. Как ты смеешь так говорить о ней, если сам палец о палец не ударил, чтобы сравняться… да какое там сравняться, хотя бы немного приблизиться к ней? Ты пустое место, твоей дочери и правда не за что тебя уважать.

Голос принадлежал гостю в воинском облачении. Он оказался лицом новым, до этого дня Северга не видела его среди дружков отца, да и не вписывался он как-то в эту стаю: слишком много в нём было насмешливости, силы, спокойного достоинства. Копна мелких, рыжевато-русых косичек, словно бы припорошённых пылью, была подбрита на висках и схвачена сзади золотой заколкой, наручи и пластины брони на могучей груди грозно сверкали, а шея казалась поистине бычьей. При этом – не сказать чтобы красавец: нос приплюснут и сломан, лицо в шрамах, глаза – небольшие, припухлые, с короткими, почти незаметными светлыми ресницами, но вместе с бронёй они составляли единый жесткий доспех, внушающий уважение одним своим блеском. «Пыль» на его волосах при ближайшем рассмотрении оказалась проседью. Его присутствие на этой гулянке вызывало недоумение. Что он забыл здесь, среди этих ничтожеств – он, ничтожеством отнюдь не казавшийся? Случайное знакомство? Или какой-то корыстный интерес?

Отец, цепляясь за край стола, пытался подняться на ноги. Скатерть поехала, посуда посыпалась на пол.

– Э, дружок, тихонько! Не позорься. – Незнакомец в броне встал, легко подхватил хозяина застолья под мышки и поставил на ноги.

Отец стоял, пошатываясь и щурясь – видимо, старался изобразить грозный взгляд, но выходил лишь нелепый и мутный.

– Ты кто вообще такой? – спросил он, ткнув пальцем гостю в грудь и едва не сломав коготь о броню.

– Кто я такой? – усмехнулся гость. – Это ты у меня спрашиваешь? Думаю, это тебе надо задаться вопросом, кто таков ты сам. Впрочем, ответ на него уже дан: никто.

– Ты… дерзкая задница, – рыкнул отец. – Пьёшь и ешь здесь… так изволь вести себя.

Слова уже не связывались на его заплетающемся языке, его опьянение достигло той степени, когда тело падает и погружается в хмельное бесчувствие, но каким-то чудом он ещё держался на ногах, колыхаясь, как дерево на ветру. Но стоило воину шутливо ткнуть его пальцем в плечо – и тот с грохотом рухнул.

Мать, вернувшись с работы, застала вечеринку ещё не разогнанной и велела всем выметаться: она хотела поужинать и лечь спать. Необычный гость с поклоном молвил:

– Прекрасная госпожа, прости нас, недостойных твоего гостеприимства. Мы немедленно освободим твои покои. Ещё я приношу тебе извинения от имени твоего супруга, который… – Гость оглянулся с усмешкой на Бароха, лежавшего лицом в тарелке. – Который сам уже не в состоянии их произнести.

Уголок бесстрастного рта матери прорезала усмешка – невиданное дело. Похоже, гость ей приглянулся чем-то, потому что она сказала:

– Эти пусть выметаются. А ты можешь приходить снова.

В животе у Северги снова что-то сладко сжалось: даже снисходительность, повисшая на ресницах матери заносчивым грузом, выглядела чарующе. Отец, как выяснилось, лишь казался бесчувственным телом – подняв голову из тарелки, он рявкнул:

– Эту мразь я не желаю здесь больше видеть! – И снова упал щекой в жаркое.

– Вон оно что, – усмехнулась мать. – Кажется, кто-то наконец сказал тебе правду в глаза вместо лести. – И, обращаясь к гостю, спросила: – Кто ты?

Незнакомца звали Гы?рдан, и он был воином на службе Её Величества Владычицы Дамрад, а сюда пришёл с одним из знакомых Бароха.

– Можешь бывать здесь, – повторила мать. – А сейчас прости, я устала на работе. Мне нужно выспаться.

– Благодарю, госпожа, не смею мешать твоему отдыху. Удаляюсь, – поклонился Гырдан. Мать ушла в свои покои, а он принялся пинать приятелей отца: – Ну, чего расселись, ублюдки? Хватит злоупотреблять терпением хозяйки! Поднимайте свои пьяные задницы и тащите их прочь из этого дома!

Разогнав вечеринку, он поволок отца в его спальню, предварительно осведомившись у Северги, где эта комната находится.

– Вон там, – показала та.

Отец нечленораздельно мычал, пытался брыкаться, но стальные руки гостя скрутили его. Перекинув Бароха через плечо, Гырдан не особо бережно брякнул его на постель. В щель приоткрытой двери Северге было видно, как отец, вдруг сменив гнев на милость, принялся стаскивать с себя штаны.

– Ты такой… м-м… сильный, – томно бормотал он в полубеспамятстве. – Возьми меня…

Северга замерла. Неужели гость достанет из штанов свой прибор и вставит отцу, пользуясь его опьянением?

– Несмотря на твой потасканный вид, задница у тебя ещё красивая, – усмехнулся Гырдан. – Но я должен уважать того, кого сношаю. К тебе у меня уважения нет. Отдыхай, дружок, ты перебрал.

Отца вырвало на пол, и гость, брезгливо поморщившись, покинул спальню. Встретившись у двери с Севергой, он задержался около неё на миг.

– Одну умную вещь твой отец всё-таки сказал, – заметил он. – Чтобы кем-то стать в этой жизни, надо хоть чему-то учиться. Учись, девочка. Тебе самой выбирать свой путь, и только от тебя зависит, кем ты станешь.

С науками у Северги дела и правда шли неважно. Особых дарований и склонностей у неё не обнаруживалось, а больше всего она любила лазать в одиночестве по скалам и купаться в ледяных реках. Местные мальчишки боялись её как огня, и это лишний раз убеждало её в том, что мужчины – никчёмные создания. Впрочем, её представления слегка пошатнул этот гость, в котором сила сочеталась с достоинством и уверенностью в себе. Учтивость и почтение к женщине украшали его, оттеняя его облик грубого мужлана приятной чёрточкой. Искупавшись голышом в мертвяще-холодных волнах и обсыхая на берегу в тусклом свете Макши, Северга думала: почему в отцы ей достался этот слизняк Барох?