Дорогой Чандана - Беляев Александр Романович - Страница 5

Джемс окончательно пришел в себя и с недоумением посмотрел на шофера, а потом на дорогу. Чтобы не встретиться с повстанцами, Кент приказал объехать их лагерь проселком. А теперь автомобиль стоял перед широким шоссе.

— Что это значит? — спросил Джемс.

— Отчего мы остановились? — певуче спросила мистрис Кент.

— Слезай немедленно, — повторил шофер. — А не то я повезу тебя в лагерь повстанцев. Гляди — вот они!

Джемс повернул голову и увидал недалеко от шоссе под мангровыми деревьями группу индусов. Они были вооружены ружьями, кольями и ножами. Джемс похолодел от страха.

— Но ведь вы везете женщин и детей, — сказал Джемс шоферу.

— Их я и довезу, а ты слезай.

И вдруг шофер схватил Джемса за плечи и выбросил из автомобиля. Женщины вскрикнули, мистрис Джемс громче всех, а мальчик и девочка засмеялись; ведь Джемс не был англичанином. Индус пустил машину на полную скорость, и через несколько минут она скрылась по пути в город.

В первый день бунта райоты сидели и беседовали у костра. Неожиданно на дороге появилась бродячая собака с поджатым хвостом и направилась к деревне.

— Бешеная! — крикнул кто-то.

И райоты, схватив горящие головни, бросились за собакой, чтобы запугать ее и выгнать из деревни. Собака убежала в маисовое поле. Райоты видели, как Джемс и Баджу улепетывали от них через двор и скрылись в бамбуковых зарослях. Это очень удивило и позабавило их. Когда они вернулись к костру, то Бандусар, бросив в огонь дымящуюся головню, сказал:

— Ловко! Погнались за одной собакой, а прогнали сразу трех!

Шутка всем очень понравилась. Послышался смех.

Скоро, однако, разговор принял более серьезное направление. Медленно жуя бетель, райоты обсуждали, как быть без начальства и долго ли продлится такое положение. Многие опасались, что добром это не кончится, но Бандусар успокаивал их.

— Только мы должны отстаивать свою свободу, — говорил он. — Что может быть хуже непротивления? Хотите, я расскажу вам занятную басню, я слышал ее от одного прохожего?

Бандусар сплюнул ржавую от бетеля слюну и начал:

— Заклинатель змей упрекал змею за то, что она не кусает его и кусает людей. «Смирись, злобная тварь, — говорил он, — пойми, что непротивление — чистейший лотос совершенства». — «А что делать, если на меня нападут?» — спросила змея. «Не трогай их, не шипи и уползай в кусты, и тебя тоже не тронут». Змея послушалась речей заклинателя. На другой день, когда ребятишки пришли играть на площадь и наткнулись на змею, они очень удивились, что она и не думает их кусать. Новость облетела всю округу. Отовсюду стали сбегаться мальчишки. Они дразнили змею, кололи, били палками, таскали за хвост. Она уползла от них в джунгли и забилась в пещеру. Но и там ее разыскали. И когда через несколько дней заклинатель пришел в пещеру навестить свою змею, он нашел там только ее истерзанный труп… Так будет с нами, — закончил Бандусар, — если мы будет заниматься непротивлением.

Под утро к костру подошел Баджу в изорванном полицейском френче, усталый, с окровавленными ногами. Увидав его, сидевший на страже Бандусар вскочил. Ноздри его раздулись, кулаки сжались. Но, посмотрев внимательно на убитое лицо полицейского, он усмехнулся и спросил:

— Ну что, опять пришел арестовывать меня?

Баджу, не говоря ни слова, стащил с себя изорванный френч и со злостью швырнул в костер. Когда френч превратился в пепел, Баджу махнул рукой и плюнул в костер.

— Довольно! Я больше не полицейский! — И он бросился на траву рядом с Бандусаром.

Двое суток прошли тихо. Деревня жила своей жизнью, словно отрезанная от всего мира. И к концу вторых суток многие начали подумывать о том, не отделались ли они уже навсегда от англичан и от всякого начальства.

Однако в ночь на третьи сутки, под утро, деревня была разбужена незнакомыми звуками. Первыми проснулись и залаяли чуткие собаки, вслед за ними поднялись и люди. Они вышли на дорогу и с недоумением прислушивались к приближавшемуся шуму и гулу. Скоро на шоссе показались огни фонарей.

— Да это просто автомобили едут, — сказал кто-то.

— Не автомобили, а грузовики, — поправил другой.

— Что-то уже очень много! — послышался третий тревожный голос. И неожиданно тревога передалась всем.

Через несколько минут в деревню въехал автомобиль, а за ним пять или шесть грузовиков, наполненных солдатами. Солдаты соскочили с грузовиков и разбили лагерь на площадке перед бунгало Джемса. С угрюмым вниманием следили собравшиеся райоты за прибывшими.

С первыми лучами солнца в деревню явился Джемс, в сопровождении очень молодого офицера. За ними, точно на смотру, промаршировала колонна солдат-англичан. Одного роста, в одинаковых, хорошо сшитых костюмах, они были похожи друг на друга, как штампованные пуговицы их мундиров.

Остановившись у хижины Ашоки, Джемс обратился к райотам с речью. Он напомнил им все их преступления, вплоть до попытки сжечь его живьем, и заявил, что если они не выдадут немедленно зачинщиков и не уплатят налогов, то он принужден будет передать власть военному командованию.

Джемс обратился к Ашоке:

— Вот ты, например, не уплатил налога. Я знаю, у тебя должны быть деньги, так как ты занимал у Назир-хана. Согласен ты немедленно внести?

Ашока посмотрел в глаза Джемса и тихо, но твердо ответил:

— Нет. Ни я, ни кто другой не внесет налога. Так мы все решили. Но сжигать тебя мы не собирались. Мы гнались за другим… за собакой…

В толпе глухо засмеялись.

Джемс побледнел. Впервые Ашока обратился к нему на «ты». Сдерживая кипевший гнев, он сказал как можно хладнокровнее:

— Ты отказываешься? В таком случае за долг придется взять твоего слона. — И Джемс отдал приказ полицейскому отвести слона в лагерь.

В это время Крихна подошел со слоном к дороге. Ашока выхватил из рук сына тяжелый железный дедовский анк (жезл, при помощи которого управляют слоном) и крикнул:

— Хобот, Тинти!

Слон тотчас повернул хобот, Ашока ступил ногою на его закрученный конец и ухватился за клык, слон подбросил Ашоку хоботом, и через секунду старик уже сидел на шее животного.

Подняв анк над головой, Ашока воинственно крикнул:

— Вперед, Тинти!

Слон издал громогласный звук и направился на шеренгу солдат. Те невольно посторонились. И стон прорвал бы их цепь. Но вот молодой офицер-англичанин с нежным, почти девичьим лицом, на котором застыла презрительная улыбка, вынул из кобуры револьвер и прицелился в голову Ашоки. Раздался выстрел. Кровь залила лицо старика. Выронив анк, Ашока свалился на землю. Крихна с воплем бросился к отцу, но полицейский сильно ударил юношу прикладом в висок. Крихна упал рядом с трупом отца, а полицейский повел Тинти в лагерь.

— Так поступят с каждым ослушником! — резко крикнул по-английски офицер.

— Так поступят с каждым, кто меня не слушается! — перевел Джемс и добавил: — Немедленно выдайте мне Бандусара.

Но толпа стояла неподвижно. Неожиданно вперед выступил санниази. Его желтая одежда горела в лучах утреннего солнца, как червонное золото. Подняв к небу глаза и руки, он начал говорить о братстве, любви, милосердии и призывал не проливать крови. Офицер слушал его некоторое время, хотя и не понимал, затем нетерпеливо махнул рукою, предлагая санниази отойти в сторону. Но взгляд проповедника был направлен на освещенное солнцем облако.

— Огонь! — крикнул офицер.

И райоты падали, как колосья под серпом. Одним из первых упал ничком, с протянутыми вперед руками непротивленец санниази.

Сопротивление райотов было сломлено. Джемс вновь стал их полноправным начальником.

Крихна пришел в себя только ночью. Голова его сильно болела. Всю ночь он не спал, все думал, глядя на небо.

Над Крихной пролетало алое разметанное облако. Юноша смотрел на него, продолжая думать все ту же напряженную думу, как будто решал какую-то трудную задачу. И вдруг он решил ее.