Арбалетчики в Вест-Индии (СИ) - Автор неизвестен - Страница 38

— Ты совсем забыл меня, Максим! Третий раз уже к отцу заезжаю, пару раз тебя видела, а ты — будто бы весь в каких-то важных и неотложных делах — прямо совсем меня не замечаешь! Обидно, между прочим!

— Я был в самом деле занят, досточтимая, — да, разок попадалась в поле зрения, но ведь и дела же, да и просто — ну её на хрен, а вот что за другой раз — хоть пытайте, хрен вспомню! На службе же, в натуре, не до стерв финикийских!

— Ну, вот, опять досточтимая! Мы ведь с тобой, Максим, совсем иначе уже, помнится, общались! Да и ты ведь давно уже непростой человек и нам не чужой — к чему церемонии между своими? Тебя нельзя надолго в Испанию отправлять — ты там опять дичаешь, хи-хи!

— Мириам, я ведь загружен по службе и по делам вот так! — я чиркнул ладонью по горлу для наглядности.

— Какая служба? Какие дела? Ты же не рядовой солдат, а начальник, большой и уважаемый человек! У тебя теперь свои солдаты есть, а дома и на вилле — рабы!

— Ты считаешь, что начальник свободнее подчинённых ему людей? Если бы! Солдатом я был свободнее! Получил приказ, выполнил его, доложил — и ни о чём больше голова не болит, начальство на то есть! А тут — думай, планируй, принимай решение, командуй… Ошибся, не учёл чего-то — люди погибнуть могут. Свои, не чужие!

— Ты прямо как отец говоришь…

— От мужа ты разве не то же самое слыхала?

— От мужа? Ну, мне как-то и никчему было! Скучные у него какие-то дела! У тебя — интереснее. Вот, поговорила с тобой совсем немного, и уже кое-что новенькое для себя узнала, хи-хи! Ну-ка, Миркан, погуляй пока по саду — нам с дядей Максимом поговорить надо, — и она махнула рукой своей ливийской рабыне, чтоб присмотрела за ребёнком.

Её четырёхлетний примерно пацан побежал по аллее сада, служанка побежала за ним, а довольная Мириам присосалась к кальяну.

— Славный мальчуган, но иногда от него так устаёшь! Да и не покуришь при нём конопли — дурной пример, хи-хи! Сам не хочешь курнуть? Ах, да, я ж и забыла — ты не по этой части. Теперь, я слыхала, ты куришь уже не те гнусные ивовые листья, а отцовскую заморскую траву, от которой ещё сильнее дерёт горло? Это мне тоже трудно понять, но хотя бы уж редкая и престижная диковинка. Видно хоть, что уже остепенился и вышел в люди.

Как и в один из прошлых разов, мне было предложено присесть на скамью, а сама она так и осталась развалившейся на коврике с подушками, только на сей раз на ней не было даже просвечивающей ткани — она её сверху вообще спустила, оставшись лишь в открытом лифе, ничего не закрывавшем, а только поддерживавшем формы. Ну и расположилась относительно скамьи так, что как раз на ейных формах взгляд невольно и фокусируется. Лежит себе непринуждённо в эдаком виде, да чисто символически дорогущим веером из привозных павлиньих перьев обмахивается:

— Жарко! Я бы и эту штуку скинула, да нельзя на виду — всё-таки замужняя женщина уже, неприлично будет, хи-хи! — и снова затянулась кальяном.

Понятия о приличии у неё, конечно, своеобразные, а где она жару нашла — это тоже у неё надо спрашивать. Зима в самом разгаре — хоть и не наша подмосковная и даже не испанская, но сезон дождей как-никак, и облаков хватает — нет того солнцепёка, под которым в натуре изжариться можно. Особенно — ей, местной североафриканке, как раз к этому климату генетически адаптированной и с детства привычной. Но, каждому — своё…

— Я видела вашего с Велией малыша — отличный он у вас получился. Крепенький, здоровый, но спокойный и почти нехлопотный — не то, что мой. Сделал бы и мне такого же, что ли?

Млять! И эта туда же! Юлька то и дело за тем же самым клеится, и хотя пока-что мне ещё удаётся отмазываться занятостью, для неё это уже идея-фикс. Чем ей Серёга в этом качестве не подходит, хрен её поймёшь. Ладно бы ещё больной какой-нибудь был или дурак дураком — так нормальный же абсолютно. Рохля — это да, есть такое дело, ну так когда родоки крутые, и всё по блату достаётся, а самого ни разу не в ежовых рукавицах воспитывали — дело обычное и закономерное. Хрен меня знает, каким бы я сам был, если бы в такой блатной семейке родиться угораздило. Что невезучий — тоже верно. Вместе с оставшимся в нашем прежнем мире блатом там же осталась и обусловленная им везучесть, а природная — ну, я в принципе не склонен так уж прямо с порога отметать версию о факторе генетической предрасположенности ещё и к ней, а туземцы в этом вообще свято уверены, но и абсолютизировать этот фактор тоже смысла не вижу. Жизнь — она сложнее и навороченнее устроена, и к простеньким схемкам её не сведёшь. Но баба есть баба — вбила себе в башку чушь, уверовала в неё, и хрен её теперь переубедишь. Современная образованная баба — чего уж тут тогда от этой финикийской обезьяны требовать? Тоже мне, быка-осеменителя нашли!

— Чем тебя муж для этого дела не устраивает?

— Ему за пятьдесят. Представляешь? Я, конечно, и не ждала, что меня — не первой уже свежести и с ребёнком — возьмёт молодой красавец, но это — слишком! На ложе — ну, для своих лет он не так уж и плох, но много ли удовольствия принадлежать такому?

— Так тебе от него нужно удовольствие или ребёнок?

— Ты не понял, хи-хи! От такого я не хочу ничего! Ну, кроме его богатства и положения в городе, конечно. Ты только представь себе! Он наедается всяких повышающих мужскую силу травок, влазит на меня и имеет как левой ноге захотелось! Я сперва в ужасе, затем — в изумлении, наконец мне это с ним даже начинает нравиться — в кои-то веки! Представляешь? И вот, когда дело близится к развязке, а я уже предвкушаю то, за что и люблю это дело — ему вдруг прохватывает поясницу! И он — ни туда, ни сюда! И ничего ему больше не хочется! Представляешь?

— Прострел? Ну, есть люди гораздо моложе меня, которые этим страдают, а уж для старика — простительно.

— Он тоже страдал этим с молодости — мне рассказала его старая служанка. А ещё он — малорослый недомерок, лысый и пузатый, и у него гнилые зубы. Я не хочу, чтобы такими были и мои дети!

— Ну а вокруг? Соседи там, знакомые…

— Где? В Утике? Это не Карфаген! Это строгий и старомодный город, в котором не очень-то пошалишь в своё удовольствие! Разве только здесь, гостя у отца? А ты не хочешь помочь несчастной женщине!

— Мне не хочется лишних сложностей, Мириам — жизнь и так непроста.

— Да какие сложности! Забудь о прежнем! У меня теперь всё есть, и от тебя мне ничего не надо. Если наша с тобой интрижка вскроется — я пострадаю от этого посильнее, чем ты, и мне этого не хочется.

— В семейном скандале тоже приятного мало.

— Одним больше, одним меньше… Или мне сказали правду? У вас с Велией — что, НА САМОМ ДЕЛЕ всё хорошо? Разве так бывает?

— Бывает. Редко у кого, но бывает. Если выбор делается правильный, и семья создаётся не с кем попало, а с подходящим человеком.

— Где ж их взять, подходящих?

— Это зависит от удачи. Кому-то везёт, кому-то нет. Мне — повезло.

— Ну, хорошо, допустим. Таким счастьем, конечно, не дорожит только глупец, а ты не похож на глупца. Ну а если бы Велия САМА попросила тебя сделать то, о чём я прошу?

— Ты веришь в такое чудо?

— Я не умею так ходить, как ходишь ты, не умею вгонять в оцепенение недругов и отпугивать назойливых мух, собак и попрошаек. Не умею я и двигать взглядом мелкие камешки. Но это — предоставь мне, а сам — подумай над моей просьбой на досуге…

Млять, ещё одна озабоченная! Мало мне Юльки! Тут над нашей текучкой башку ломать, серьёзные проблемы решать, которые, не успеваешь одну разрулить, как две новых наклёвываются, да все важные и срочные, пренебречь собой не позволяющие и отлагательства не терпящие, тесть вон ещё только что подсуропил такое, что впору за башку хвататься, так ещё и эти норовят на елду тебе усесться! Оно-то конечно, это всяко приятнее, чем когда на шею или на башку пытаются взгромоздиться, но нельзя ли как-нибудь ко времени или хотя бы уж по очереди, что ли? Ведь в натуре же катастрофически не до них!