Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Коэн Тьерри - Страница 42

Машина Александра резко подалась в сторону, толкнула «Ауди», и он понял, что машина съехала с дороги. Ему показалось, что он слышит крики, их собственные крики. Он услышал, как они закричали, посмотрев смерти в лицо. Или тоже вспомнил этот миг, и его воспоминания стали звуковой дорожкой для финальной сцены.

Габриэль очнулся от сна. Страх мешался с недоумением. Что это было: Александр поделился с ним обрывками своих воспоминаний, желая помочь выбраться из западни? Или все-таки он сам, Габриэль, создал это сновидение из того, что помнил и знал?

Как бы там ни было, но Габриэль успокоился.

День седьмой

28

— Почему вы попросили вызвать меня?

Инспектор стоял в дверях кабинета, держа в руках две чашки кофе.

— Несчастный случай… не был случайностью.

— Повторите, пожалуйста.

Панигони протянул руку, собираясь поставить кофе перед Габриэлем, но рука застыла в воздухе.

Когда ему утром сообщили, что Александр Дебер, проснувшись, хочет сделать важное сообщение, он не сомневался, что речь пойдет о посещении квартиры. Он не ждал признаний относительно дорожной аварии.

— Мне кажется… молодая пара врезалась в дерево на обочине вовсе не потому, что за рулем сидел пьяный лихач.

— А кто же? Объяснитесь, пожалуйста, обстоятельней, — попросил инспектор, садясь напротив Габриэля и внимательно на него глядя.

— Этой ночью у меня было что-то вроде… В общем, я кое-что вспомнил. Пережил заново сцену столкновения, и довольно отчетливо. На самом деле не я гнал и плохо управлял машиной. Дело в том, что машина перестала меня слушаться.

Инспектор вглядывался в подследственного, стараясь по глазам, по лицу понять, лжет он, выкручивается или нет.

— А точнее?

— Они ехали очень медленно. Я решил их обогнать. Помигал фарами. Молодая женщина поняла мое желание и подалась в сторону. Я нажал на акселератор, повернул руль. Я пытался оторваться от их машины, но моя перестала меня слушаться. Я хотел затормозить, тормоз отказал тоже, и я врезался в их машину.

— Вы уверены?

— Да, — твердо ответил Габриэль, продолжая сомневаться про себя, видел ли он обыкновенный сон или ему послали открывающее истину видение. Но вырази он сомнение, инспектор не принял бы его заявления всерьез.

— Вы что-нибудь еще помните?

— Нет, только это.

Панигони принялся за кофе с таким видом, словно заботил его только кофе, а вовсе не сообщение подследственного.

— Вы мне не верите? — спросил Габриэль.

— Я размышляю.

— О чем?

— О нежданно всплывшем воспоминании. Очень странно, что ваша амнезия так избирательна, она пропускает лишь то, что доказывает вашу невиновность. В частности, этот факт.

— Вы считаете, что я лгу?

— Не в этом дело. Интереса мне лгать у вас быть не может, потому что я могу ваши слова проверить. Но я уверен, что вы помните гораздо больше, чем говорите. Вы симулируете потерю памяти по неведомой мне причине, но как только оказываетесь в сложной ситуации, выдаете очередное воспоминание.

— Это не так, инспектор. Я вспомнил только то, о чем вам сказал.

Панигони встал.

— Хорошо. Я проверю сказанное вами.

29

Лоррен Сансье следила глазами за мужем, который расхаживал по главной аллее, разговаривая по телефону, и продолжала думать об убийце Габриэля. Она хотела его ненавидеть, но он так рыдал, сидя на скамье, что возбудил в ней что-то вроде сочувствия. Он казался ей грубым животным, равнодушным к беде, которую причинил, и вдруг она увидела человека, раздавленного горем и чувством раскаяния. И что ей теперь делать с чувством величайшей несправедливости, гневом и горем, которые душили ее, если она не могла винить этого человека, винить Клару?

И вдруг… У нее открылись глаза: ей некого винить, она одна виновата в произошедшей катастрофе. Она была нетерпима, она держала сына на расстоянии, не пожелала согласиться с его выбором. Проявила неумолимость и жесткость во время праздника. Из-за нее убежала с этого праздника Клара, униженная ее пренебрежением.

А сын, сын ушел из этого мира, помня, что он с родителями в ссоре.

Дени закрыл телефон и сел на скамейку рядом с Лоррен.

— У меня есть новости об убийце нашего сына, — объявил он.

Лоррен очень хотелось сказать, что они ей совсем неинтересны, но она сдержалась, продолжая думать о своем.

— Этим вечером полицейские задержали Дебера, выходившего из квартиры Габриэля.

Новость вывела Лоррен из ступора, она подняла на мужа глаза.

Ничего не менялось от этой новости. Но, возможно, вместо несправедливой случайности судьбы откроется злокозненная интрига? Возможно, хоть часть невыносимой вины будет с нее снята?

Оксана Дмитриевна вошла в квартиру Габриэля с тяжелым чувством. Бояться ей было нечего, но войти в разоренное покинутое гнездо было тяжело.

Сложив на груди руки, она оглядела знакомые комнаты, и глаза у нее наполнились слезами. Надо же случиться такому несчастью! Совсем молоденький! И так у него все хорошо шло! И любовь свою встретил! Оксана на свой лад тоже чувствовала себя причастной к любви Габриэля и Клары. И вот на тебе! Пьяный лихач в один миг все порушил!

Оксану заботили и собственные неприятности, ей снова надо было искать работу, но она горевала по Габриэлю искренне, у нее было доброе сердце.

Сама она никогда бы больше не вернулась в эту квартиру, но не могла не исполнить просьбы, полученной вчера на телефон. Кто ей послал сообщение? Кто-то из семьи месье Габриэля, не иначе.

Она бродила по квартире, не в силах за что-либо приняться. Потом встряхнулась, сняла куртку и пошла в прихожую повесить ее в стенной шкаф. И вот тут-то увидела на столике письма. Их было три. Когда молодой хозяин оставлял письма на видном месте, Оксана должна была их отнести на почту. Одно письмо было адресовано Кларе, второе родителям месье Габриэля, а третье… ей. Дрожащими руками Оксана открыла конверт и нашла в нем чек. Сумма удивила ее. Она равнялась ее полугодовой зарплате. Что бы это значило? Ее увольняли и выплачивали выходное пособие? Нет, месье Габриэль не стал бы так поступать. Она снова заглянула в конверт и обнаружила там еще листочек. Подумать только! Месье Габриэль написал ей! Она добралась до дивана, села и принялась читать.

Оксана несколько раз перечитала письмо, желая увериться, что все поняла правильно. Еще она хотела немного успокоиться. В волнении и тревоге она то и дело принималась причитать на своем родном языке.