Если однажды жизнь отнимет тебя у меня... - Коэн Тьерри - Страница 22

Габриэль окончательно уверился, что над ним посмеялись, когда осознал, что его лишили возможности прикоснуться к Кларе, обнять ее, поцеловать.

Опустошенный, усталый, он вытянулся на кровати.

Бессмысленно бороться против судьбы.

Боль тут же воспользовалась его слабостью, заполнила его тело и мозг. Его словно бы кромсали ножом. Может быть, ножом вооружилась его ярость? Это она кромсала тело убийцы?

Неделя! Жалкая неделя на попытку уберечь Клару, вернуть ей желание жить! И кто должен был это сделать? Душа в теле убийцы.

Профессор Атали глубоко вздохнул. Не раз выпадало ему на долю это тяжкое испытание, но привыкнуть к нему он не мог. Паре, что сейчас сидит у него в кабинете, он должен сообщить удручающее известие. Он сделал все, что было в его силах, но молодой человек, когда его привезли в больницу, уже находился в коме. Тяжелая травма головы. Профессор принял его смерть как собственную неудачу. Он собрался с мужеством и вошел в кабинет. Муж и жена повернулись к нему, ища его взгляда, не отрывая от него глаз.

Он сел напротив них, продолжая готовиться. Как хорошо он знал эти молящие, испуганные глаза, они с надеждой вглядывались в него, ища доброго знака. Но они прочтут правду, которой боятся, и, все уже понимая, откажутся принять ее.

Муж и жена застыли в ожидании. Мужчина всеми силами пытался сохранить лицо. Так он защищался. Отстранял от себя мысль о худшем. Женщина перестала защищаться. Глаза у нее покраснели от слез, губы дрожали. Вцепившись в руку мужа, она старалась держаться прямо.

— Я глубоко сожалею, — тихо сказал профессор, склонив голову.

Священная ключевая фраза была произнесена. Все остальные будут неизбежным приложением к ней. Профессор уже участвовал в этой пьесе, все реплики знал наизусть.

— Что же… Вы… — начала женщина, охваченная паникой.

— Мы сделали все, что могли, однако…

— Он?..

Лоррен Сансье не сумела произнести последнего слова. Она поднесла руку к губам, глаза ее расширились от ужаса.

— Нет. Но… Он получил сильную травму. Сканер показал отек головного мозга, электроэнцефалограмма нереактивна.

— Что это значит? — спросил Дени.

— Что он находится в коме. Его мозг не функционирует, остальные органы еще действуют.

— Но он ведь не умер, правда? — подняла голову Лоррен.

— Он на аппарате искусственного дыхания, сердце у него бьется.

— Значит, не умер! — закричала она.

— Клиническая смерть. Если отключить аппараты, наступит биологическая.

— Не отключайте! — властно распорядилась Лоррен, мгновенно почувствовав себя хозяйкой положения. — Мы, безусловно, найдем средство его спасти. Пригласим специалистов, лучших хирургов. У нас большие связи.

«Конечно, как не надеяться? — вздохнул про себя профессор Атали. — Они не хотят смириться с реальностью. Обычная реакция, когда смерть, так сказать, не вписывается в порядок вещей. Какие родители согласятся потерять ребенка?»

— Специалисты скажут вам то же самое, — произнес Атали с профессиональной ласковостью.

— Я запрещаю вам отключать! — истерически закричала Лоррен.

— Лоррен, прошу тебя, — вмешался Дени.

Она повернулась к мужу, взглянула ему в глаза, ища поддержки, и не нашла ее.

— Нельзя, чтобы они отключили его, Дени. Еще можно что-то сделать. Ты же сделаешь, Дени, правда? Прошу тебя, Дени!

В глазах мужа, полных слез, Лоррен прочитала смирение. Она еще никогда не видела, чтобы он плакал.

— Нет, Дени, нет! Скажи мне, что это не конец, — простонала Лоррен, разражаясь рыданиями.

Муж ничего не ответил, только крепко прижал ее к себе.

— Наш сын! Господи, наш сын!..

Врач опустил голову, словно бы устраняясь, словно бы давая им возможность побыть наедине.

— Когда вы собираетесь его… отключить? — спросил месье Сансье.

— Когда вы дадите свое разрешение. Предпочтительно в течение недели.

Дени Сансье встал, лицо у него стало суровым. Он выпрямился, стараясь не показать, что у него подкашиваются ноги. Он должен быть сильным, поддержать жену, думать только о ней. Он даст себе волю потом. Дени взял жену за руку. Она тоже поднялась, плача, прижимаясь к плечу мужа.

— Можно его увидеть? — спросила она внезапно.

— Я бы вам советовал немного повременить, — осторожно сказал профессор Атали, поглядев в глаза отца несчастной жертвы, ища у него поддержки.

Потребуется время, чтобы перебинтовать раны молодого человека, подготовить его, чтобы не пугал своим видом. Такого вслух не скажешь, но, возможно, месье Сансье поймет. И он понял. А может быть, хотел набраться сил и мужества перед следующим испытанием.

— Завтра, Лоррен. Мы увидим его завтра.

— Александр?

Габриэль не сразу понял, что окликают его. Он открыл глаза и увидел склонившуюся над ним женщину, которая пристально в него вглядывалась. Но почему так пристально, он понять не мог.

— Александр, — снова повторила женщина, словно хотела убедиться, что он окончательно проснулся.

«Александр. Значит, так зовут моего убийцу. А это, скорее всего, его жена, и она уже заметила, что я не сплю».

Габриэль сообразил, что ему придется иметь дело с чужой семьей и незнакомыми друзьями. И не обрадовался.

— Это я, Дженна.

Габриэлю не составило труда сохранить безразличие и смотреть пустыми глазами. Пусть считает, что у него проблемы с памятью.

— Ты меня узнаешь?

Он отрицательно покачал головой.

— О господи! — горестно вздохнула женщина.

— А меня, папа? — спросил другой голос.

С другой стороны к кровати подошла девушка с крашеными черными волосами. Мрачный тусклый цвет. И таким же обведены карие глаза. Пирсинг оттягивал нижнюю губу.

— Ты же знаешь, кто я, правда? — продолжала она настаивать.

Габриэль снова отрицательно покачал головой.

— Это Элоди, наша дочь, — сообщила женщина.

Он опять отрицательно покачал головой.

— Да что это за идиотизм! — взорвалась девчонка. — Может, дело в лекарствах?

Мать положила руку на плечо Элоди — ласковый приказ утихомириться.

И обе застыли, молча, словно дожидались чуда.

Габриэль предпочел не участвовать в этой сцене и сделал вид, что заснул.

Он слышал, как они тихонько между собой разговаривали.

— Успокойся, пожалуйста, — просила мать. — Это шок. Он пройдет.

— Пройдет? А ты откуда знаешь?

— Во всяком случае, мы можем только ждать. У нас нет другого выхода.

— Мне ждать нечего, я пошла!

Девчонка ушла, женщина еще какое-то время посидела возле того, кого считала своим мужем. Габриэль слышал, как она потихоньку плачет, но нисколько ей не посочувствовал.

Он хотел, чтобы она как можно скорее ушла и оставила его одного.

Клара открыла глаза и увидела рядом с кроватью Люка. Что он здесь делает? Голова была тяжелой, сознание плыло, и она прикрыла глаза, полагая, что видит сон.

Что за прихоть воображения привела в ее сон приятеля Габриэля? Он же снится ей. Да, он ей снится, если только… Внезапно сердце ее тоскливо сжалось, и она, желая ему помочь, освободить, впустила воспоминания. И будто открыла шлюз: они хлынули беспорядочным потоком, перемешивая обрывки фраз, картины, лица. Заработал адский стробоскоп, торопливо кромсая все подряд.

Клара в ужасе открыла глаза. Открыла не у себя в постели, а в больнице.

И тогда она все поняла.

— Габриэль! — позвала она, но как-то глухо, тускло.

Тоскливое лицо Люка встревожило ее еще больше.

— Где Габриэль? — спросила она.

— В соседней палате, — тихо ответил он.

Значит, он жив! Она успокоилась, но только на секунду. Опечаленное лицо друга говорило совсем другое.

— Как он?

Люка не ответил.

— Скажи, очень тебя прошу!

— Он… Он в коме.

— В коме?

Через несколько секунд Клара уже знала, что такое кома, и поняла, что жизнь Габриэля на волоске.