Превратности судьбы - превратности любви (СИ) - Сухин Андрей Николаевич - Страница 11

И как тут дело обстоит с высшим образованием неизвестно... и денег теперь никто не даст..."

Все эти мысли всплывали в моем сознании медленно-медленно, словно пузыри и лопались, сменяясь новыми. Мне было тошно, гнусно, хотелось блевать, напиться и утопиться одновременно.

"Что же делать? - крутилась у меня в мозгу, словно закольцованная одна и та же мысль - Как жить-то теперь?"

Я начал погружаться в пучины отчаяния, и всерьез подумывать, а не привязать ли мне камень на шею поувесистее, да не нырнуть ли мне с этих самых скал с ним в обнимку.

Спасла меня такая простенькая мысль вдруг пришедшая мне в голову

"А как же Светочка с Ирочкой? Вот не вернусь я с этой рыбалки, и что с ними будет, как они будут себя чувствовать? С ума они не сойдут от страха и отчаяния? Нет! Мне надо быть с ними рядом! И хотя бы бодрым видом, пусть я и не испытывая никакой бодрости, поддержать их! Нечего девушек пугать своей плаксивой физиономией! Пусть они и сердятся на меня пока, тем более основания имеются, но может, и простят меня когда-нибудь..."

Я взбодрился, немного пришел в себя и осмотрелся вокруг более трезвым взглядом. Что-то привлекло мое внимание, что-то в окружающем пейзаже тревожило меня, и некоторое время я тупо смотрел на озеро, не в силах понять, в чем дело. И потом только до меня дошло: на ровной глади воды передо мной отсутствовали все три поплавка! Действуя словно автомат, я схватил правую удочку и дернул. Удилище выгнулось дугой, леска натянулась, как струна на гитаре и со свистом начала резать воду. С минуту наверно я боролся, преодолевая сопротивление отчаянно сопротивлявшейся рыбины и, наконец, выволок на гранитную плиту огромного светлого окуня. Этот монстр весил килограмма два, а может и больше. Спина у него была шириной, чуть ли не с мою ладонь. Крючок он заглотил так глубоко, что я даже не стал и пытаться вытаскивать его сейчас, а лишь отбросив добычу подальше от воды, схватился за второе удилище. Снова борьба, снова отчаянно сопротивляющийся окунь, правда, на сей раз чуть поменьше, улегся рядышком на берегу вместе с предыдущим. Когда, войдя в азарт, я вытащил и третьего, то меня неожиданно меня пробил смех. Я внезапно лишился всего в этой жизни: родителей, брата, денег, места в МГИМО, квартиры в Москве, уж не говоря про `Патфайндер`, очутился у черта на куличках, но не переживаю, а увлеченно ловлю рыбу!

Позднее, немного успокоившись, я снова уселся в кресло (оно способствует мыслительной деятельности) и задумался над извечным вопросом: что делать?

Но ничего не надумал. Было просто тоскливо. Хотелось завыть, но не завывал по одной лишь причине: это ничего не изменило бы. Наконец решил одно: говорить девушкам ничего не буду. Расскажу всё как есть лишь, когда нужда припрет, и не ранее. Жалко их, чего им нервы трепать раньше времени, а пока буду читать журналы и думать. Может, что дельное в голову придет.

Определившись с такой вот программой действий, я снова навьючил на себя принесенное с собой, плюс добавилась ещё пойманная рыба и совершенно не испытывая, прежнего утреннего энтузиазма уныло побрел обратно.

***

Девочки дремали в креслах с таким видом, словно и не вылезали оттуда с самого моего ухода на рыбалку. Я на секунду задержался оглядывая эту мирную картину и вдруг понял, что совершенно не испытываю желания как-то напрягать их. Хотя вообще-то ещё утром собирался потихоньку начать привлекать хотя бы к уборке и помывке посуды. Они дремали там так мирно и спокойно, выглядели такими беззащитными и ранимыми, что я решил поберечь их эти несколько дней до того момента, когда они узнают правду.

- Девочки, подъем! - пропел я, стараясь, чтобы это прозвучало, как можно ласковее и было не похоже на побудку в казарме. Они синхронно открыли глаза и вопросительно уставились на меня.

- Рыба! Окуни! - предъявил я им своих гигантских окуней. - На первое уха из голов и хвостов, а на второе средняя часть их - жареная! Не против?

- Тебе помочь Вадим? - очень доброжелательно спросила Света, а Ирина пусть и промолчала, но тоже не сказала ничего плохого, что меня порадовало.

- Нет, мои хорошие, с рыбой я справлюсь сам! Потом только на стол поможете накрыть! - и поволок свою добычу на берег, где собирался разделать ее. Сам не знаю, как я решился сказать это двусмысленное слово `хорошие`. Наверно повлияла та полная неизвестность и исчезновение привычного мира, и все эти мои размышления и расчеты показались мне полной чушью.

"Может, вообще мы завтра расстанемся навсегда. Так хоть за это немногое время я смогу сказать им всё, что хотел сказать раньше, но не успел сказать ещё там, где нам уже не бывать! И наплевать, как они воспримут это!"

Хлопот было немало, поскольку рыбу я никогда не чистил, процесс представлял чисто теоретически, и потому с пойманными монстрами я провозился до вечера. Девочки несколько раз забегали ко мне за легким перекусом, разговаривали они при этом со мной уже не сквозь зубы, а вполне приветливо. А уж когда под вечер я с их помощью накрыл стол, и мы устроились в креслах на поляне, на берегу озера, то атмосфера была совсем миролюбивая. По центру стола расположилась огромная кастрюля с ухой, рядом гора жареной рыбы, великолепное охлажденное белое сицилийское вино. Шампанское я по-прежнему не рискнул предложить продегустировать. Так уж повелось, что шампанское у нас ассоциируется с каким-нибудь праздником, а я, теперь зная о том, что произошло, пусть и в общих чертах, не хотел ничего праздновать, да и девочки могли неправильно меня понять.

Конечно, я слышал о том, что время лечит всё, но не предполагал, что лечение будет настолько быстрым: прошло меньше двух дней, а Света и Ирина вели себя так, словно ничего и не было, словно это не они угрюмо молчали столько времени... Словно я был прощен?

Они охотно смеялись над моими шутками, сами рассказывали хохмы о своих знакомых. Несомненно, что этому способствовало прекрасное вино, но наверняка не только, а я особо не забивал себе голову анализом. И принимал всё как есть и смеющихся девушек, и теплый вечер на берегу прекрасного озера, и вкусности к которым сам приложил руку и давил как мог затаившуюся где-то в глубине моего сознания простую мысль: скоро всё это изменится и ничего этого уже не будет. Ни-ког-да!

- Как кстати твоя нога поживает, Света? - полюбопытствовал я, наполняя опустевшие бокалы янтарным сицилийским.

- Почти хорошо. Немного ещё прихрамываю, правда, но думаю, что за ночь пройдет.

-Тогда давайте запланируем выход на послезавтра? - предложил я. - Завтра соберемся, и пойдем потихоньку по дороге. Чего тут сидеть! Надо выбираться к людям! А тут мы можем только хозяина дождаться! Мне кажется, лучше будет уйти по-английски, не прощаясь...

Девочки согласились. Я решил окунуться в озере. Света и Ирина не захотели, заявив, что за день они накупались всласть.

Я искупался, а затем предложил приготовить коктейли. Благо наш спиртовой запас был разнообразен и позволял это делать. Коктейли пошли на ура, но когда стемнело, и мы решили перебраться в дом, то выяснилось, что Света передвигается очень неуверенно на своих двоих. Естественно вся вина за это была переложена на больное колено. У меня колено не болело, и я тут же предложил Свете отнести ее наверх на ручках. Возражений не последовало. А когда я подхватил Свету на руки, уткнулся в ее пышные волосы носом, а она обвила руками меня за шею, понес ее в дом, то меня окликнула молчавшая до того Ирина

- Вадим, у меня нога не болит, но у меня другое: мои ноги что-то здорово устали за этот день и мне хотелось бы узнать: а мне можно тоже так добраться до спальни?

Я уже рассчитывавший, что, уложив Свету наверху, смогу воспользоваться несколькими минутами, пока Ирина добирается наверх самостоятельно и получу за транспортные услугу хоть какую-то компенсацию, пусть даже поцелуями, приуныл, но конечно ответил немедленно своим согласием.

Наверху пришлось ограничиться лишь одним поцелуем в мягкие губы Светы, но я постарался вложить в него все свои до того сдерживаемые чувства. И поскольку в ответ на мои притязания я не схлопотал по физиономии, а наоборот удостоился ответного поцелуя, то спускался вниз с довольной улыбкой на лице.