Приятно познакомиться - Твердов Антон - Страница 22

Примерно так думал сторож Семенов, когда за ним надежно захлопнулась решетчатая дверь.

— Сиди, — сказал старший лейтенант, как и все дежурившие сегодня в отделе милиционеры, уже наслышанный о приключениях сторожа. — Тут тебя не то что зомби или дьявол с рогами, тут тебя даже жена не достанет.

Сторож Семенов утер слезы благодарности и опустился на протянутые вдоль одной из стен нары.

Родная атмосфера вполне обычного и земного «обезьянника» и вправду очень успокоила Семенова. Он уже старался не думать о всяких потусторонних вещах, так круто изменивших его недавно еще мирно текущее пенсионное существование, а думать, например, о чем-нибудь обыденном и сиюминутном. И у него получалось.

«Вот решетка, — размышлял сторож. — Из арматурных прутьев сварена. Крепкая, наверное. Это хорошо, что крепкая. А вон на стуле старлей дремлет. Здоровенный, как Майк Тайсон, и надежный, как отечественный экскаватор. Этот точно никаких посторонних сюда не пропустит. Да и какие посторонние могут быть в „обезьяннике“? Вон два студента сидят на нарах напротив. Выпимши, конечно. Иначе с чего бы их в „обезьянник“ поместили? Сидят себе болтают. Хорошо им. Молодые, здоровые. Умные. Мозги еще только-только начали пропивать. До полной этой самой… деградации личности им далеко. А какие веселые! Болтают чего-то и совсем не думают о том, что в деканат того вуза, где они обучение проходят, им ксивы из ментовки пришлют. Типа — примите меры и проследите за моральным обликом своих студентов. Ой, а у них еще и бутылка заначена. И они оттуда прихлебывают. Как это они умудрились протащить пузырь в „обезьянник“? На входе ведь обыскивают. Да, — глубокомысленно заключил сторож Семенов, — как много еще неизведанного и удивительного можно обнаружить в обычной жизни, если не заморачиваться на посторонних потусторонних фактах!»

— У меня батя тоже недавно отличился, — продолжая разговор, хмыкнув, проговорил один из студентов, — он с корешами, с которыми на стройке работает, бухал три дня, а на четвертый водка и другие спиртосодержащие напитки в ближайшем ларьке закончились. Они решили сгонять в магазин, который подальше. Дело было ночью. Никакой вид общественного транспорта не функционировал, так кто-то из шибко умных батиных корешей предложил за водкой сгонять на кране. Знаешь, такой строительный кран, громадный, на гигантского жирафа похожий. Всей компанией и поехали.

— И что? Привезли водку? — поинтересовался второй.

— Не только водку, — усмехнулся студент, — но и закуску.

— Молодцы!

— Не только закуску, но и все остальное. Вместе с телкой-продавщицей. У них денег не хватило, так они, чтобы два раза не бегать, то есть не ездить, подцепили краном ларек и утащили его к себе на стройку. А утром такой шухер начался! Мусора понаехали. Ларька-то нет на том месте, на котором был. Стали искать, опрашивать свидетелей. Сначала полная белиберда у них получалась: то свидетель — дед старый, на девятом этаже живущий, говорил, что действительно ночью видел, как ларек пролетал мимо его окна, то кто-то рассказывал, что слышал ночью женские крики — «помогите, меня крюком цепляют!». Кто-то говорил, что слышал, как громко пели — «Эх, дубинушка, ухнем» и «Не кочегары мы, не плотники». Потом, конечно, разобрались. Одного кренделя, который за рулем сидел, сразу в СИЗО. Двух или трех еще тоже в СИЗО.

— А твоего батю?

— А его-то за что? — удивился студент и отхлебнул еще портвейна. — Он так нажрался, что в кабину крана залезть не мог. Не поехал за водкой. Так расстроился, что плакал даже. Потом уснул на шлакоблоке. Ну а когда протрезвел, конечно, радовался. С него только подписку о невыезде взяли — и все,

«Милые мои, — снова прослезившись, подумал сторож, — как хорошо сидеть рядом с ними, как у потрескивающего поленьями костра. И греться, ощущая биение молодой, здоровой и озорной жизни».

Милицейский старшина Ефремов и милицейский прапорщик Галыбко были очень похожи друг на друга внешне, но значительно различались характерами. Старшина Ефремов, как и прапорщик Галыбко, имел массивную физиономию вполне кирпичного цвета, жесткие усы веником и круглые глаза, похожие на гайки три восьмых, но старшину Ефремова никто и никогда не видел смеющимся или улыбающимся, тогда как прапорщик Галыбко постоянно похохатывал, даже разговаривая с вышестоящим начальством, такая уж у него была привычка. Наверное, поэтому прапорщик Галыбко и считал себя оптимистом. А старшина Ефремов в отличие от него был полнейшим и законченным пессимистом, хотя никогда бы и не подумал назвать себя «пессимист», поскольку не был знаком с семантическим значением этого слова.

Как это часто бывает с людьми противоположными по характеру, прапорщик и старшина дружили. То есть не то чтобы дружили, а так — имели, как говорится, приятельские отношения. И когда выпадало им дежурство на пару, всегда Галыбко и Ефремову было о чем поговорить, поскольку мировоззрение прапорщика неизменно вызывало у старшины удивление и некоторый интерес. И наоборот, прапорщик, выслушивая высказывания старшины, недоверчиво ухмылялся и качал головой, точно при виде какой-то диковины. Правда, бывало, что из-за несхожести характеров беседа приятелей накалялась до степени возможного мордобоя, но конфликту разгораться не давал капитан Ряхин, который, заслышав крепнущие голоса собеседников, по густым слоям ненормативной лексики в их речи понимал, что дело пахнет дракой, проверив личное оружие в кобуре, покидал свой кабинет, спускался на первый этаж к проходному пункту и давал строгого нагоняя и Галыбко, и Ефремову, хотя и тот, и другой наперебой доказывали ему свою правду. Капитан Ряхин не внимал ни правде Галыбко, ни правде Ефремова, поскольку имел правду собственную, воспитанную в нем родителями и Уставом милицейской службы.

Но до конфликта дело доходило редко. Обычно прапорщик Галыбко и старшина Ефремов сидели рядышком в стеклянной будке пропускного пункта РУВД на стульях со спинками и разговаривали, через каждые несколько минут разговора не сходясь во мнении и от этого привычно возбуждаясь.

Например, разговор касался насущных политических проблем. Старшина Ефремов по обыкновению мрачно говорил, покачивая на коленях автомат.

— Вот взять нашего президента. Он хороший президент, ничего против него не имею. Но почему же он никак не разгонит эту голубую эстрадную шарашку?

— Какую шарашку? — переспрашивал Галыбко улыбаясь, потому что слово «шарашка» показалось ему забавным.

— А такую, — пояснял Ефремов. — Моисеевых всяких, Трубачей. И других этих самых, гомо…

— Гомосексуалистов, — подсказал Галыбко.

— Ага, — хмуро кивнул Ефремов. — Пидоров, по-русски говоря. Нет, как ты себе представляешь, а? Ведь у этих утконосов тоже охрана своя есть. Представляешь, пидора охранять?! А?! Нормальные мужики берегут пидараса от других пидарасов, чтобы те пидарасы на концерте от избытка чувств этого пидараса на лоскуты не порвали. И все делают вид, что так и надо.

— Мода! — хохотнув, высказался Галыбко.

— Да какая, на хрен, мода! — разозлился старшина. — Это заговор, понял? Вот смотри.

Ефремов спустил с колен автомат и прислонил его к стене. Затем принялся ожесточенно жестикулировать.

— Вот смотри. Которые пидарасы, они с бабами не могут. Так? А в стране нашей сейчас что?

— Сентябрь, — подумав, проговорил прапорщик.

— Демогра… демографический кризис, дурак! — сильно возвысив голос, выговорил Ефремов. — Это когда населения не хватает! Я по телевизору вчера передачу смотрел, там ведущий прямо так и сказал — вымрем скоро, братцы, как мамонты. А все почему?

— Хрен его знает, — беспечно ответил Галыбко и пожал плечами, демонстрируя полное равнодушие к серьезной проблеме демографического кризиса в России.

— А-а! — поднял вверх корявый указательный палец Ефремов. — Вот ты не задумываешься, и никто не задумывается. А между тем я понял, в чем причина кризиса! Я после той передачи переключил на другой канал — а там «голубая луна, голубая луна…». Вот сразу мне все и стало ясно. Если половина страны — пидарасы, а вторая половина — бабы, то откуда тогда детям взяться?