Аэропорт - Лойко Сергей Леонидович - Страница 17

Выстрел. В сердце. Объект свесил голову, затихает, ножками не сучит. С того, что тащил его, слетает каска.

«От страха? Прицеливаемся. Плавненько, Сережа, плавненько. Б...дь, это ж девчонка. Стоп. К ним кто?то бежит», — стрелок переводит прицел на бегущего. Говорит громко вслух: — Журналист, по ходу. Две камеры.

— По журналисту минус, минус, — трещат наушники.

Стрелок переводит прицел на девчонку, к которой бежит журналист. Девчонка повернула голову к бегущему. Ее висок под темными локонами в прицеле. Стрелок задержался на секунду, смахивая пот с бровей. Выстрел. Облако дыма, прилетевшее с Крещатика, на секунду закрывает ему обзор.

— Работу закончили, работу закончили. Конец связи, — доносится металлический голос из наушников.

Снайпер, даже не глядя, попал или нет, деловито встает на колени, складывает винтовку, скручивает каремат, закрывает окно. Профессионал...

В прыжке Алексей сшиб Нику с колен. Пуля попала ему в бок, сломала ребро через броник. Ника лежала под ним. Повернув к нему голову и глядя в его глаза, неожиданно прошептала:

— А я тебя ждала... — и притянула его к себе обеими руками.

Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. Ясное холодное небо над Майданом готовилось принять свою первую Сотню...

ГЛАВА VI.

МЕДВЕДЬ-КОМБАТ

— Степа, дело пахнет керосином. У нас два тяжелых, — мрачно произнес Сергеич, грузный усатый старший лейтенант медицинской службы лет сорока пяти, самый пожилой из защитников КАПа. — Остальные трехсотые еще продержатся дня два-три, на подножном корму, что называется, а этих, Окуня и Акробата, нужно эвакуировать сегодня, иначе, как говорится, Аллаху акбар.

При этих словах ветеран перекрестился.

— Чекаемо на «чайок». Сергеiч. Казали, буде цiлих три сьогоднi[62], — ответил Бандер, перезаряжая свой «стечкин».

Все в КАПе знали Сергеича как Доктора Айболита и именно так к нему и обращались. Здесь он был настоящим старожилом. Пять-шесть бессменных ротаций, не меньше. Сергеич был местным богом. Киборги ему поклонялись. В него верили.

Очередной обстрел только-только закончился. Пыль и дымный пороховой смрад стеной стояли даже в КСП.

Сергеич перетряхнул свой медицинский рюкзак. Все лекарства и прочие средства привезли волонтеры еще с неделю назад. На расстеленную на полу грязную белую тряпку с блекло-бежевыми пятнами от йода и темными, почти черными от крови среди прочего вывалилась блестящая упаковка презервативов. Наверное, случайно затесалась, или какой?то остряк так смешно пошутил.

— Нас здесь и без этого добра пялят день и ночь, — пробурчал Сергеич и положил упаковку в карман.

Осторожно перешагивая через стонущие мешки с ранеными и молчаливые с двухсотыми, в его угол КСП пробирается паренек лет двадцати, с горячим еще автоматом и в туго застегнутой каске.

Он контужен, почти ничего не слышит, быстро моргает слезящимися глазами, будто пытается длинными, как у девушки, ресницами стряхнуть с глаз какую?то грязь, громко говорит, заикаясь. Из левого уха тонкой струйкой стекает кровь.

Сергеич привычно прячет сигаретку в кулаке и почти что обжигает себе руку, осматривая парня, водя молоточком перед его глазами.

— Поздравляю, будешь жить, — кричит Сергеич в солдатское ухо. — Отлежись сегодня. А вообще?то, в позиционном боестолкновении каску нежелательно застегивать, тем более так туго.

— П-п-п-п-почему?

— Если пуля, особенно семь шестьдесят два, попадет в каску, может шею сломать, и заикаться, сынок, уже больше не будешь.

— Сп-п-п-п-асибо, Д-д-д-доктор Айболит, — солдат кричит в ответ и довольный, будто доктор его спас от смертельного ранения, идет к столу пить чай, если повезет с кипятком.

Во время последнего перемирия, в конце декабря, сепаратисты, усилившись свежими регулярными частями, прибывавшими из России чуть ли не по батальону каждый день, воспользовались моментом. Они превратили всю местность, примыкающую к КАПу, в самый настоящий укрепрайон, с тремя фортифицированными, как в учебнике, линиями обороны, бетонированными блиндажами, дотами и дзотами, обступающими КАП с трех сторон.

Утром командир украинской десантно-штурмовой бригады с позывным «Майк», чьи бойцы сейчас держали Аэропорт, с ужасом обнаружил, что даже для эвакуации убитых и раненых посылать в КАП ему больше нечего и некого. За неделю вся его техника — четырнадцать БМП, БТРов и «мотолыг», — была сожжена или выведена из строя. Не говоря уже о тяжелых потерях среди личного состава. В строю из двухсот пятидесяти двух бойцов (столько их было в начале операции месяц назад) осталось человек сто пятьдесят, включая тех, что в Аэропорту. В ангаре по соседству стояли две мертвые «бехи», которые механики уже разбирали на запчасти. И только приданная «арта» работала более или менее исправно.

Батальон прорыва прибыл рано утром из Волновахи вообще как туристы — на автобусах. Десантный батальон, предназначенный в том числе для деблокирования КАПа, насчитывал сто двадцать четыре человека личного состава вместо пятисот двадцати девяти по штатному расписанию.

И ноль техники из положенных тридцати двух единиц. Зеро! И это батальон, вышедший не из боя, а отдохнувший, переформированный, что называется!

Во втором батальоне усиления из той же бригады, что героически, успешно и с малыми потерями, держала оборону КАПа еще в октябре и ноябре, личного состава тоже было — кот наплакал. Всего каких?то сто двадцать человек, хотя и с боевым опытом. При этом, однако, батальон был переукомплектован по сравнению с другими частями на передке возле Красного Камня: четырнадцать «коробочек» (БТРов и БМП). Но этот батальон с такой необходимой именно сейчас техникой все еще был на марше. И даже не на подходе.

— Какой, на х...р, прорыв! Что это вообще, блин, за армия, в которой ни самолеты, ни вертолеты не летают, а десантники передвигаются на пассажирских, блин, автобусах! — Дальше у Майка не оставалось слов, кроме непечатных. Единственным выходом представлялось занять «коробочки» у соседей из мотопехоты, расквартированной неподалеку на окраине Песок.

Для этой цели командир и послал туда своего самого лучшего переговорщика, опытного и геройского комбата Медведя.

Медведь был лысый, крепко сложенный мужик с огромными волосатыми, как у Кинг-Конга, лапами вместо рук. При этом среди своих и штабных он имел репутацию офицера, способного уговорить кого угодно на что угодно. И без применения физической силы. Одним только словом. Практически.

На локальные «терки» с сепарами по перемирию от украинцев ходил исключительно Медведь. Он стал легендой после того, как в августе первым пошел на прорыв котла под Иловайском и вывел оттуда пешком более ста человек. Сам шел с ними рядом шесть дней. Расстреляли весь БК, пили воду из луж, если попадались по пути, ели траву, но шли — и вышли к своим. И раненых донесли. Тех, что в дороге не умерли.

Медведь сразу же договорился с командиром соседей «за две «бэхи» и одну «мотолыгу», но тут возникла непредвиденная и, похоже, непреодолимая сложность. «Механы» наотрез отказывались ехать в КАП. А чего туда ехать, если это билет в один конец? Они прекрасно знали, что на этом проклятом «маршруте следования колонны» последнее время сгорает все, что движется.

Формально Украина не находилась в состоянии войны с Россией. Да, высокое руководство на всех форумах, встречах и брифингах твердило о «прямом вторжении российских войск», что было чистой правдой и очевидным фактом. Но, с другой стороны, по причинам, не подлежащим обсуждению, не объявляло в стране военное положение и продолжало именовать войну в Донбассе застенчиво-бюрократической аббревиатурой АТО (Антитеррористическая операция).