Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Нет жизни никакой - Твердов Антон - Страница 7


7
Изменить размер шрифта:

Впрочем, жарили, кажется, не барана, а самого Степана Михайловича. Но он этого уже не мог знать, потому что негр в длинном зимнем пальто, который по причине обучения в столичном институте был гуманнее своих соплеменников, посредством сострадательного удара дубинкой из пальмового дерева избавил главного редактора журнала «Саратовский Арарат» от дальнейших мук.

— Н-да… — услышал он голос, зыбко плывущий откуда-то издалека. — Ошибочка вышла.

— Ошибочка — это точно, — подтвердил другой голос, тоже далекий, но вместе с тем какой-то поганенький… извращенненький какой-то — такой… который мог принадлежать родному сына маркиза де Сада, с малолетства приученного папашей к совсем не детским забавам.

Степан Михайлович открыл глаза.

Первое, что он увидел, был плетенный из пальмовых листьев потолок. Степан Михайлович застонал, и, видимо, полагая, что он все еще находится на территории племени африканских людоедов и что его по каким-то непонятным причинам все-таки пощадили, приподнял голову и на всякий случай слабым голосом сказал:

— Зуковски — плохо. Отень плохо. Саса Терный — хоросо.

— Чего? — спросил кто-то. — Чего это ты херню какую-то несешь? Не очухался еще?

Услышав родную речь, Турусов резво вскочил на ноги — оказалось, что он лежал в каком-то гамаке, подвешенном в Центре небольшой хижины, и увидел перед собой высокого белокожего парня со светлыми растрепанными волосами, одетого в одну только зеленую набедренную повязку. Парень повел мускулистыми плечами и отступил на шаг, скрестив на груди руки. Он пристально вглядывался в Турусова, и тот, вспомнив о том, что все еще полностью обнажен, вдруг смутился и, прикрываясь ладонями, отошел к гамаку.

«Что я делаю в этой хижине? — вяло трепыхались в его голове мутные мыслишки — как снулые рыбки в садке. — В гамаке лежал… Голый… И этот парень. Тоже почти голый… Ой, а не продали меня негры каким-нибудь извращенцам?»

— А за базаром, между прочим, следить надо, — мрачно проговорил парень, и Степан Михайлович понял, что колыхавшиеся в своем мозгу мысли он зачем-то произнес вслух.

— Да я не в том смысле, — тут же забормотал, оправдываясь, Турусов. — Я просто так сказал, для смеха… Мне бы это… Только понять, что случилось и где я нахожусь… Вы ведь из России?

Парень кивнул утвердительно.

— Русский, да? Парень снова кивнул.

— Ой, как хорошо! — воскликнул Степан Михайлович и, снова от радости забыв все на свете, взмахнул руками и бросился на шею парню — обниматься.

Парень шагнул в сторону, и Степан Михайлович, пролетев сквозь тот отрезок пространства, где он только что находился, врезался носом в плетеную стену хижины, но — видимо, от радости — боли никакой не почувствовал. Развернулся, хлопнул от избытка чувств себя по голой груди и заломил руки.

— Ой, как хорошо-то, что вы меня спасли! — запричитал Турусов, чувствуя, что говорит глупости, но не имел сил для того, чтобы остановиться. — А я-то думал, совсем мне каюк пришел. Думал, негры меня зажарят, как рыбку. Ха-ха. Правда, глупости, да? В начале-то двадцать первого века…, Спасибо вам большое, молодой человек, — истово сказал Степан Михайлович. — Вы знаете, я ведь в долгу не останусь, не останусь… Я вам чем смогу, тем и помогу… Я сам из Саратова.

— Из Саратова? — серьезно переспросил парень, сдвинув на переносице светлые брови. — Так вот оно что… Теперь все понятно. То, что ты из Саратова, а не откуда там еще, — многое объясняет.

— Правда? — обрадовался Степан Михайлович. — А я тоже рад, что так вышло, что вы меня спасли, потому что я думал, что мне совсем конец пришел и что…

Он осекся, заметив наконец, что парень вовсе не радуется его чудесному спасению, а выглядит довольно мрачным, как будто только что сделал большую глупость.

— Н-да… — снова проговорил парень, обращаясь, кажется, не к Степану Михайловичу, а к кому-то другому. — Дерьмо вышло. И как же я мог так облажаться?

— Столько трудов даром пропало, — поддакнул кто-то гаденьким голоском.

Турусов вздрогнул: он этот голосок уже слышал сразу после своего пробуждения в этой хижине, правда, тогда — по причине туманности сознания — Степан Михайлович не вполне отчетливо осознавал происходящее. Слышал он голосок и сейчас довольно явственно, но вот того, кто говорил, не видел. Степан Михайлович покрутил головой. Да нет, никого в хижине нет, кроме этого мрачного парня и его самого — Турусова. А хижина маленькая, тут никто спрятаться не может — негде. Гамак и четыре стены. И дверь, конечно. Плотно закрытая, но все равно сквозь щели прутьев можно было видеть, как неподалеку плещется что-то… Озеро?

Или море?

— Простите, — заговорил снова Степан Михайлович. — Позвольте узнать, а кто вы такой, собственно, будете?

Парень не обращал на Турусова никакого внимания, глубоко задумавшись. Степан Михайлович не осмелился повторять вопрос. Он только покашлял для храбрости и предположил полувопросительно:

— Посольство? Посольство российское?

Почесав в затылке и мотнув головой, видимо, в такт своим мыслям, парень медленно повернулся к Турусову. Тот попятился. У парня были пронзительно синие глаза, и когда он нехорошо прищурился, прямо посмотрев в лицо Степану Михайловичу, тому вдруг показалось, что в хижине резко запахло электричеством.

— Я х-хотел только спросить…— ощущая холодок в животе, проговорил Турусов. — Кто вы есть такой. Русский — это понятно. Это хорошо… Я очень рад. Просто я хотел знать, за кого мне, так сказать, молиться всю свою оставшуюся жизнь… Хе-хе…

Степан Михайлович мелко похихикал.

— Оборвись, — сказал ему парень. — Помолчи хоть минуту, дай сосредоточиться…

Взгляд парня был так грозен, что Турусов в другой ситуации и поостерегся бы возобновлять разговор, но теперь нервы его были на исходе, и ему позарез нужно было узнать ответ хотя бы на один вопрос из тех, что мучили его.

— Вы п-посол в этой стране? — обмирая со страха, пролепетал Турусов.

— Заткнись.

— А какая это страна… Знаете, я так… мне так нужно… вы ведь посол?..

— Я тебе сказал — замолчи.

— К-к-к-консул? — заквохтал Степан Михайлович, тщетно пытаясь слепить вместе трясущиеся губы так, чтобы с них не сорвалось ни одно слово.

Он протянул руки к парню, словно умоляя, но тот отстранился с брезгливой гримасой.

— Лучше ко мне не подходи, — посоветовал парень. — А то заболеешь.

— Чем? — испугался Степан Михайлович.

— Сотрясением мозга! — рявкнул парень.

Турусов совсем растерялся и близок был к тому, чтобы вторично шарахнуться в обморок, как вдруг случилось нечто совершенно невообразимое — под листвянным потолком прямо из душного воздуха хижины соткался крохотный человечек, голый, но без всяких признаков пола, как пластмассовый пупсик, зато ужасающе клыкастый, рогатый и с парой крылышек, трепещущих за спиной. Человечек этот чихнул, распространяя зловоние серы и нечищенного птичника, и, утерев носик, заголосил тоненьким поганеньким голоском:

— Брейк, брейк, брейк! Никита, оставь его в покое! Чего ты привязался к человеку? Он же не виноват в том, что произошло!

— А кто виноват? — злобно проворчал тот, кого звали Никитой. — Может быть, если б не этот недоносок, я бы уже был… черт… Надо же как глупо все сорвалось…

— Сорвалось глупо — не спорю, — согласился крылатый, — но, мне кажется, все еще можно поправить.

— Ага, а если на нас менты выйдут? — осклабился парень. — Генератор утащить — это тебе не шуточки.

— Не шуточки, — вздохнул крылатый, — с этим тоже поспорить трудно. Зато… — Он неожиданно хихикнул. — Такого шухера, как мы с тобой навели, никто, кажется, еще не наводил. Кроме, конечно, Махно Нестора Иваныча. С тем мы тоже славно повеселились…

Увидев крылатого, Степан Михайлович вдруг раздумал падать в обморок. Способность человека изумляться тоже имеет свой порог, и через этот порог Турусов уже давно перешагнул. От молниеносной смены декораций и ужасающего динамизма событий у него порядком кружилась голова, так что он чувствовал: вот-вот — и эта самая бедная голова его оторвется и, пронзив слои атмосферы, со свистом взлетит в звездное космическое пространство.