Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана - Бейджент Майкл - Страница 48

Для большинства католиков, однако, отлучение от Церкви оставалось – и, по сути дела, все еще остается – потенциальным источником ужаса и, следовательно, действенным инструментом запугивания. Быть отлученным означает превратиться в изгоя со всем присущим этому статусу ощущением изоляции и одиночества. Отлученному запрещается принимать участие в мессе или любых других публичных отправлениях культа. Он не может получать никакого иного причастия, кроме последнего таинства перед смертью. Его брак не может быть освящен священником или епископом, он не может пользоваться никакими дарами Церкви или духовными привилегиями. При более суровой из двух форм отлучения человек должен совершенно избегать общения с другими католиками. С формальной точки зрения, отлучение может исключать человека только из Церкви, из числа прихожан. Оно не разъединяет и не может разъединить человека с Богом. Для многих верующих, однако, эта разница не очевидна, и отлучение от Церкви воспринимается как равносильное осуждению на вечные муки. Вызываемое этим психологическое воздействие нередко может быть сокрушительным. Современный Кодекс канонического права устанавливает целый ряд преступлений, наказуемых отлучением. В их числе аборт, вероотступничество, ересь, схизма, выбрасывание или использование не по назначению освященной гостии, физическое насилие над папой и рукоположение епископа без разрешения папы. Оно также используется для подавления инакомыслия или оппозиции внутри Церкви. Так, к примеру, в 1908 году был отлучен модернист Альфред Луази; пострадали также и более поздние католические писатели и комментаторы. Расследования и трибуналы по вопросу о возможном отлучении официально проводятся Священной канцелярией. Затем по ее рекомендации папой выносится приговор об отлучении. Отлучение было одним из инструментов, с помощью которого Церковь, действуя через посредство Священной канцелярии, осуществляла контроль над своей паствой. Другим инструментом, по крайней мере в течение первой половины столетия, был Индекс, который эффективно лишал католиков доступа к любым материалам, сочтенным Римом вредными, включая исследования по истории масонства и самой инквизиции. Как уже указывалось, Индекс был впервые введен в 1559 году и оставался в силе на протяжении последующих 400 с лишним лет. Не далее как в начале 1960-х годов католическим студентам и ученым в университетах запрещалось читать не только произведения признанных классиков вроде Вольтера и Стендаля, но и остросовременные произведения таких писателей, как Сартр, Андре Жид, и других, которые входили в программу почти каждого университета. К этому времени, впрочем, Индекс становился все более несостоятельным. Книги, ранее запрещенные светскими властями – «Улисс», «Любовник леди Чаттерлей», «Лолита», даже произведения маркиза де Сада, – были легко доступны в любой крупной городской библиотеке, не говоря уже об университетских библиотеках. Сама литература становилась все более откровенной, а нецензурные слова, равно как и живописные эротические или богохульственные пассажи, невозможные в напечатанном виде всего несколько лет назад, сделались почти обязательными. Но слишком много было других произведений, нередко высокого литературного достоинства, чтобы поспеть даже самым фанатичным и ревностным инквизиторам. В 1966 году Индекс был официально упразднен папой Павлом VI.

В известной мере отмена Индекса была простой формальностью. Уже какое-то время и раньше он был обречен развитием современной светской культуры. Образованные католики неизбежно подвергали себя методическому воздействию теологически неприемлемого материала, невзирая на запрещения Церкви. Но были и другие сферы, в которых Церковь все еще сохраняла способность регулировать, контролировать и ограничивать и доступ к знанию, и поток информации столь же безжалостным образом, как это делалось в Средневековье. Возможно, самым вопиющим примером такого рода была история с рукописями Мертвого моря. Своим обращением с рукописями Священная канцелярия, действуя от имени Церкви через посредство Папской библейской комиссии, сотворила то, что один ученый назвал «академическим скандалом par excellence[59] двадцатого века».

В 1880-х годах только набиравшее ход модернистское движение еще не стало разрушительной силой, еще не приобрело дурную славу. Среди молодых модернистских ученых той эпохи царили наивная доверчивость и идеалистический оптимизм, неколебимая уверенность в том, что целенаправленная археологическая работа приведет к подтверждению, и никак не опровержению, слов Писания. Французская Эколь библик, «Библейская и археологическая школа», в Иерусалиме – превратившаяся в конечном итоге в тирана ученых, занимавшихся рукописями Мертвого моря, – была рождена первой волной модернизма, до того как Церковь распознала, к какой головокружительной бездне она подошла. Школа появилась на свет в 1882 году, когда французский монах-доминиканец, совершая паломничество в Святую землю, решил основать доминиканскую общину в Иерусалиме, которая включала бы церковь и монастырь. Он выбрал место, где раскопки обнажили руины старой церкви. По преданию, на этом месте был насмерть забит камнями святой перводьякон Стефан, считавшийся первым христианским мучеником. Рим не только одобрил идею, но и взялся ее проработать и расширить. Папа Лев XIII распорядился, чтобы также была создана школа библейских исследований. Она и была основана в 1890 году отцом Альбером Лагранжем и официально открыта в 1892 году, для проживания пятнадцати студентов. Это учреждение было одним из многих типично модернистских проектов того времени. На принадлежащей ей территории католические ученые должны были приобретать подготовку, необходимую для того, чтобы укреплять вероучение под натиском успехов науки в исторических и археологических изысканиях. Спустя десять лет наступило крушение иллюзий, и над модернизмом нависла угроза официального осуждения. В 1903 году папа Лев создал Папскую библейскую комиссию, орган, предназначенный работать в тандеме со Священной канцелярией и надзирать за работой католических ученых-библеистов. К этому времени одного предложения о проведении исторических или археологических исследований было достаточно, чтобы навлечь гнев и осуждение церковных властей; и отец Лагранж вместе со своей Эколь библик был подвергнут комиссией надлежащей проверке. Впрочем, быстро подтвердилось, что Лагранж оставался лояльным официальной доктрине и традиции и что его сердце было по-прежнему вместе с Церковью. Лагранж в результате был назначен членом – или «консультантом» – Папской библейской комиссии. Его журнал «Ревю библик» стал официальным печатным органом комиссии; и такое положение вещей продолжалось до 1908 года, когда комиссия начала издавать свой собственный журнал. Несмотря на полученное одобрение, в адрес Лагранжа продолжали сыпаться обвинения в модернизме со стороны низших эшелонов церковной иерархии. Эти обвинения настолько деморализовали его, что в 1907 году он оставил свою работу по исследованиям Ветхого Завета. В 1912 году он решил полностью расстаться с библеистикой и уехал из Иерусалима.

Однако папа поспешил поддержать его, приказал ему вернуться на свою должность и убедил его возобновить свою работу. Под его послушным началом Эколь библик, созданная изначально в помощь модернизму, сделалась теперь оплотом борьбы с ним. Вот эта организация как раз и исхитрилась спустя полвека установить настоящую монополию над рукописями Мертвого моря.

В 1947 году в пещере вблизи Кумрана, в сорока минутах езды к востоку от Иерусалима, были обнаружены первые из этих древних текстов – манускрипты, датируемые первыми веками новой эры и более ранним временем. Оказалось, что в этой пещере, получившей впоследствии название Пещеры 1, находилась не одна рукопись. В последующее десятилетие поблизости были найдены еще десять пещер, в которых также были обнаружены рукописные материалы – некоторые практически в целом виде, некоторые в виде фрагментов, которые нужно было собирать, как головоломку. Американские и израильские ученые быстро опубликовали свои находки, вызвавшие огромный интерес во всем мире. Кумранские рукописи были самыми ранними документами подобного рода, которые когда-либо увидели свет в Святой земле. Они явно относились к периоду, близкому к началу христианской эры. Они хранили свидетельства о мессианской, апокалиптической религиозной общине, проживавшей на этом месте около 2 тысяч или более лет тому назад. Пока рукописи можно было связывать только с изолированной иудейской сектой, Церковь и Священная канцелярия оставались равнодушными к ним, рассматривая их всего лишь как любопытный исторический и археологический материал. В 1950 году, однако, профессор Сорбонны Андре Дюпон-Сомме прочитал публичную лекцию, ставшую международной сенсацией. Он охарактеризовал один из текстов Мертвого моря как описание «секты Нового Завета». Глава этой секты был мессианской фигурой, избранником божьим, именовавшимся «учителем праведности» и претерпевшим гонения и страдания. Его последователи верили в то, что близится конец мира. Спасутся только имеющие веру в Учителя. К возмущению многих, Дюпон-Сомме делал вывод, что «учитель праведности» во многих отношениях являлся «точным прототипом Иисуса». Церковь сразу же запаниковала. Документы, касавшиеся изолированной иудейской секты, были одно, а документы, которые могли бросить тень на истоки христианства, – совсем другое. Католическим ученым уже предлагалось поучаствовать в изучении обнаруженных манускриптов, но они не выказали большого интереса. Теперь, однако, нужно было принимать срочные меры по ограничению вреда и как-то скрыть опасные свидетельства. Необходимо было установить контроль за исследованиями в этой области и теми, кто занимался рукописями. Любой ценой надо было добиться того, чтобы представлять Кумранские рукописи публике таким образом, который отдалял бы их от истоков христианства, делал бы малозначимыми или случайными для католического предания, учения, доктрины и догмы. И такую кампанию за приобретение контроля над как можно большим количеством манускриптов начал с высочайшего одобрения доминиканский директор Эколь библик аббат Ролан де Во, хотя и не обладавший никакой квалификацией в археологии. В период с 1951 по 1956 год де Во предпринял свои собственные раскопки в Кумране. Его цель состояла в том, чтобы найти – или, если необходимо, сфабриковать – доказательства того, что рукописи в действительности не имели значения для раннего христианства, что они относились всего-навсего к изолированной и немногочисленной затерянной в пустыне общине ессеев[60], оторванной даже от «официального» иудаизма того времени.