За пределами просветления - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 44

И если вы находитесь в пустыне, вы чувствуете жажду каждой клеткой своего тела. Вы не говорите: «Я хочу пить, я хочу пить». Это уже не вопрос языка, это вопрос существования.

Если вопрос «Кто я?» становится экзистенциальным вопросом, если вы не задаете его словами, а вместо этого в вашем центре возникает ощущение этого вопроса, тогда не будет нужды ни в каком ответе. Тогда это никак не коснется ума.

Ум не услышит то, что не выражено словами, и ум не ответит на то, что не выражено словами.

Все ваши священные писания находятся в уме, все ваше знание собрано там.

Теперь вы входите в невинное, чистое пространство. Вы не получите ответ. Вы получите ощущение, вы получите вкус, вы получите аромат.

По мере того как вы будете двигаться глубже, вы будете все больше наполняться ощущением бытия, бессмертия, блаженства, тишины… Это потрясающее благословение.

Но нет никакого ответа вроде: «Я есть это, я есть то». Все это из священных писаний. А ощущение исходит из вас, и оно содержит в себе некую истину.

Это очень эффективный метод.

Один из великих мастеров этого столетия, Рамана Махарши, применял в работе со своими учениками только этот метод: «Кто я?» Но я встречал сотни его учеников – они нисколько не приблизились к предельному переживанию. И причина состоит в том, что они уже знают ответ.

Я спрашивал их:

– Вы знаете ответ?

И они отвечали:

– Да, мы знаем ответ.

– Если вы знаете ответ, – говорил я им, – тогда почему вы продолжаете спрашивать? И ваше вопрошание не может продолжаться очень долго – вы два или три раза задаете вопрос, и приходит ответ. Ответ уже был у вас, он был еще до вопроса.

Так что это просто игра ума. Если вы хотите поиграть в нее, вы можете поиграть. Но если вы действительно хотите войти в это, как это подразумевалось Раманой Махарши и всеми древними провидцами, тогда должна быть бессловесная жажда.

Незнание себя причиняет боль, это – рана. Незнание себя делает всю вашу жизнь бессмысленной. Вы можете знать все и при этом не знать самого себя – а это самое первое, что вы должны знать.

Поэтому, если тебе удастся не попасть в ловушку словесного вопроса, тогда все замечательно, ты можешь двигаться дальше.

Ты также спросил о свидетельствовании, о наблюдении за дыханием и о том, в какой точке за ним следует наблюдать. В любой точке – дело не в том, в какой точке ты за ним наблюдаешь, дело в самом наблюдении.

Акцент делается на вашем наблюдении, на вашей бдительности. Все эти точки – просто предлог. Ты можешь наблюдать за дыханием у кончика носа, где делается вдох, ты можешь наблюдать, как воздух входит внутрь, ты можешь наблюдать, как он выходит, – ты можешь наблюдать за дыханием в какой угодно точке. Ты можешь наблюдать за движением своих мыслей. Самое главное – не потеряться в том, за чем ты наблюдаешь, считая, что важен именно объект наблюдения. Объект наблюдения как раз не важен…

Важно, чтобы ты оставался бдительным, чтобы ты не забывал наблюдать, что ты наблюдал… наблюдал… наблюдал.

И постепенно, по мере того как наблюдатель становится все более и более стойким, твердым, неколебимым, происходит трансформация. То, за чем ты наблюдал, исчезает.

Впервые наблюдатель сам становится наблюдаемым, созерцатель сам становится созерцаемым.

И тогда ты приходишь домой.

Четвертый вопрос:

Ошо,

Я ничего не ожидал от тебя, и все же ты перехитрил меня, подарив мне много прекрасного. Есть ли что-то, о чем саньясин должен просить, или все случается само собой?

Все случается само собой, но саньясин должен оставаться бдительным, чтобы не опоздать на поезд.

Поезд приходит сам по себе, но вы должны быть бдительными. Вокруг вас столько всего происходит, двадцать четыре часа в сутки… Когда вы бодрствуете, спите… вы должны быть бдительными по отношению к тому, что происходит. И чем более бдительными вы будете, тем сильнее вы будете удивлены… Происходит то же самое, что происходило и раньше, но смысл изменился, значение уже другое.

Цветок розы тот же самый, но теперь он сияет, он окружен новой энергией, которую вы раньше не осознавали, – появилась новая красота. Кажется, что раньше вы видели только внешнюю сторону розы, теперь же вы способны видеть ее изнутри. Раньше вы смотрели на дворец со стороны, теперь вы входите в его внутренние покои. Вы видели луну сотни раз, но когда вы смотрите на нее, находясь в состоянии безмолвия, покоя, пребывая в медитации, вы осознаете красоту, которую раньше не осознавали, красоту, которая обычно недоступна, для постижения которой вам потребуется некая проницательность.

И эта проницательность вырастает в безмолвии, в покое.

Случилось так, что… Это очень знаменательный случай. Индийский поэт Рабиндранат Тагор перевел на английский язык один из своих сборников стихов «Гитанджали» («Жертвенные песни»). За эту небольшую книгу он был удостоен Нобелевской премии.

В Индии эта книга существовала уже по меньшей мере пятнадцать лет. Но пока книга не соответствует международным стандартам языка и не признана во всем мире, за нее трудно получить Нобелевскую премию.

Рабиндранат немного волновался, так как он сам перевел ее, а переводить стихи – очень трудное занятие. Переводить прозу легко, а переводить поэзию – чрезвычайно трудно, поскольку в прозе есть что-то от рыночной площади, а поэзия – это нечто из мира любви, из мира красоты, из мира луны и звезд. Это очень тонкое дело.

В каждом языке есть свои нюансы, которые почти непереводимы. Хотя поэт сам перевел свои стихи, у него были сомнения относительно перевода. Поэтому он показал перевод хорошо известному в то время христианскому миссионеру Ч. Ф. Эндрюсу – очень образованному, культурному, умудренному опытом человеку.

Эндрюс предложил четыре изменения. Он сказал: «Все остальное правильно, но в четырех местах есть грамматические неточности».

Рабиндранат просто принял его рекомендации и изменил эти четыре места.

В Лондоне его друг, ирландский поэт Йитс, организовал встречу английских поэтов, чтобы послушать перевод Рабиндраната. Все оценили его по достоинству. Красота стихов Рабиндраната была чем-то абсолютно новым для западного мира.

Но Йитс, который был самым известным поэтом Англии в то время, сказал:

– Все хорошо, но, кажется, кто-то, не являющийся поэтом, внес некоторые изменения в четырех местах.

Рабиндранат не мог поверить этому. Он спросил:

– Где эти четыре места?

Йитс указал именно на те четыре места.

Рабиндранат спросил:

– Что здесь не так?

Йитс ответил:

– Грамматически здесь все правильно. Но с точки зрения поэзии… Тот, кто предложил эти изменения, знает грамматику, но не знает поэзии. Он человек ума, а не человек сердца. Течение в этих местах останавливается, как будто река наткнулась на скалу.

Рабиндранат сказал ему:

– Я консультировался с Эндрюсом, это его слова. Я скажу вам, какие слова там были раньше.

И когда он вставил свои собственные слова, Йитс сказал:

– Они совершенно правильны, хотя с точки зрения грамматики не совсем удачны. Но грамматика не важна. Когда речь идет о поэзии, грамматика не важна. Оставьте ваши собственные слова.

Я всегда полагал, что есть пути ума и есть пути сердца, они не нуждаются в поддержке друг друга. И если случается, что ум не согласен с сердцем, тогда ум неправ. Его согласие или несогласие не имеют значения. Важно, чтобы ваше сердце чувствовало себя легко, как дома, было спокойным, тихим, гармоничным.

Все наше обучение направлено на развитие ума, поэтому наш ум весьма изощрен. И никому нет дела до сердца. Фактически, его отталкивают в сторону, потому от него нет никакой пользы на рынке, от него нет никакой пользы в мире амбиций, в политике, в бизнесе.

Но со мной ситуация как раз противоположная – бесполезен ум. Сердце…