За пределами просветления - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо" - Страница 16

И только тишина – единственный ответ на все ваши вопросы, единственная возможность преодолеть все преграды и встретиться с существованием.

Когда слова исчезают, ум вам больше не нужен. Впервые вы входите в контакт с существованием напрямую, без посредничества ума – это и есть просветление. И все не так уж далеки от этого, этого может достичь каждый.

Но люди ищут свое счастье там, где его не существует. Они ищут воду в пустыне. И когда они терпят неудачу, когда они испытывают разочарование, отчаяние, они злятся на жизнь, а не на самих себя.

Что может сделать жизнь? Она в вашем распоряжении, но вы каким-то образом умудряетесь вести поиски не в том направлении. Возможно, глубоко внутри вы боитесь, что жизни может оказаться слишком много, любви может оказаться слишком много, что вы можете утонуть в существовании.

И в каком-то смысле ваш страх оправдан: чем ближе вы подходите к реальности, тем меньше вас остается. И в тот момент, когда вы сталкиваетесь с реальностью лицом к лицу, вас не будет совсем.

Я много раз говорил, что никто не видел Бога: ни Моисей, ни Иисус, ни Кришна. И естественно, люди понимали меня неправильно. Всякий раз, когда я говорил, что никто не видел Бога, я не имел в виду, что Бога нет, я просто говорил, что в тот момент, когда вы подходите к Богу достаточно близко, чтобы увидеть его, вы исчезаете. Кто будет видеть Бога? А до тех пор, пока вы здесь, пока вы видите, чувствуете, говорите, спрашиваете, исследуете, – Бога нет.

Бог – это другое название реальности. Это не личность, это только качество, аромат, сладость, музыка.

Однажды наступит день, когда ты окажешься в состоянии «аллилуйя», но не сможешь произнести ни слова, потому что это переживание не описать никакими словами.

Второй вопрос:

Ошо,

Мои отношения с тобой продолжаются пять лет, но я никогда не чувствовал, чтобы все происходило так быстро, как сейчас! Когда я заканчиваю писать письмо или вопрос тебе, я сразу же передумываю отправлять его, поскольку он кажется мне нелепым.

Иногда я принимаю вызов и отправляю письмо, но потом я чувствую себя идиотом: это беспокойство на лице, раскаяние, стеснение… Я чувствую, что не стоит идти к тебе «наряженным» в разумность, скромность, медитативность или во что-то еще, чтобы покрасоваться перед тобой. Несмотря на то что я сопротивляюсь этому, у меня все же есть ощущение, что я наряжаюсь, использую своего рода маску.

Пожалуйста, скажи мне, как быть перед тобой полностью искренним и «ненаряженным»?

Эта проблема не только твоя – все наряжаются.

Каждый показывает миру свою лучшую сторону.

Сердце может быть полным слез, но люди улыбаются.

Так мы были воспитаны лицемерным обществом. Мы – дети лицемерного общества. Вместо того чтобы научить ребенка быть просто собой – искренним, честным, открытым, – мы помогаем ему стать чем-то абсолютно противоположным.

Два дня назад ко мне приезжал один мой старый друг. У него есть сын, которого все, кроме меня, считают ненормальным, сумасшедшим. Поэтому первым делом я спросил моего друга о его сыне, и он сказал:

– Оставим эту тему. Это меня так удручает, ему уже восемнадцать лет, а он по-прежнему ходит голым по всему городу. Это такой позор для семьи.

– Разве кто-то страдает от этого? – спросил я. – Он же не буйный. Он просто наслаждается своей наготой.

Его заставляют одеваться, а он на улице сбрасывает с себя одежду и идет на рынок. Родственники бегут за ним и кричат: «Пожалуйста, надень хотя бы нижнее белье».

А он им отвечает: «Никакого белья… ветерок так освежает».

И этот юноша очень разумен. Конечно, толпа не может принять его. Он никогда не лжет, он всегда абсолютно честен. Что бы он ни делал, он делает это с полной самоотдачей. Он никогда не ходил в школу, так как он спрашивал у тех, кто туда ходил, что они там приобрели. Его отец закончил университет, и сын говорит ему: «Что ты приобрел? Только аттестат. Я хочу жить своей жизнью. Я не хочу, чтобы кто-то диктовал мне что-либо, правильное или неправильное. Я просто хочу быть собой».

Он усердный работник. И когда он работает в саду, каждый может увидеть, как упорно он трудится; но он делает только то, что он хочет делать. Он прекрасно играет на флейте, тем не менее весь город считает, что он безумен.

Я старался изо всех сил выяснить, в чем же заключается его безумие. И я не смог обнаружить в нем никакого безумия. Он просто не желает принимать психологию толпы. Толпа же не хочет признавать, что он нормален: ведь если признать, что он нормален, то как быть со всеми остальными?

Даже отец, который является моим другом, не признает, что его сын здоров. Он сказал:

– Кроме тебя, никто не считает его нормальным.

– Ты же его отец, ты любишь его. В чем ты видишь его безумие? – спросил я.

Он сказал:

– Чего ты еще хочешь? Тебе мало, что он разгуливает голым по улицам? Ему уже восемнадцать лет, и он может подойти к женщине и сказать: «Ты такая красивая. Можно, я поцелую тебя?»

Естественно, общество не может принять такого человека, хотя он абсолютно честен. И он с уважением относится к женщинам, он воздает должное их красоте, он просит у них позволения. А ведь он очень сильный – живет обнаженным, занимается тяжелым трудом, никогда не ходил в школу; он действительно сильный, – он мог бы поцеловать любую женщину без всякого позволения.

Но собирается толпа, и женщина начинает кричать, что он пристает к ней, дурно ведет себя с ней.

Много раз, когда я оказывался рядом, мне приходилось пробираться сквозь толпу и говорить людям: «Вы устраиваете ненужную суету. Этот юноша отличается от других, это верно, но он не безумен. Он представляет собой меньшинство, а вас много, но почему вы думаете, что вы правы только потому, что вас много?»

Никто еще не смог указать мне, что же с ним не так. А его таскают то к одному доктору, то к другому.

И он спрашивает: «Что со мной не так? Я не болен. Доктор не находит у меня ничего особенного».

Правда заключается в том, что болен сам доктор. Доктор говорит неправду.

Этот юноша очень разумен. Он обладает удивительной ясностью мысли. Он рассказывал: «Я наблюдаю за этим доктором – доктор живет как раз напротив их дома, там он ведет прием – и вижу, что бедные люди выздоравливают очень быстро, а богатые ходят к нему месяцами. А я сижу на улице и наслаждаюсь всем этим зрелищем. Что это за общество? Бедняк поправляется быстро, потому что врач хочет от него избавиться: на нем много не заработаешь. Наоборот, бедный человек начинает просить: „Дайте мне немного денег, я верну их, когда приду за лекарствами. Вы советуете мне есть фрукты и пить молоко, но для этого вы должны дать мне немного денег“.

Но богач, однажды заболев, так и остается больным; его посылают к одному специалисту, чтобы сделать рентген, к другому специалисту для чего-то еще. Это похоже на заговор врачей, эксплуатирующих больного богача».

Я спросил друга, как поживает его сын, и он ответил:

– Мне из-за него стыдно выходить из дома. И я всегда хотел, чтобы ты помог мне, но ты думаешь, что он прав, а мы не правы. Ты хочешь, чтобы я тоже разгуливал голым и не поднимал вопрос: «Что с ним делать?»

Я сказал ему:

– С ним ничего не надо делать, он никому не причиняет вреда. Загружай его работой; он всегда готов работать, он получает удовольствие от работы. Но он не способен носить маску. Он не способен постоянно быть актером, постоянно наряжаться.

Но все общество, которое мы создали, – это почти театр. В нем все повторяют диалоги из книг, кинофильмов, романов. Никто не открывает свое сердце.

Я понимаю, в чем твоя проблема: ты боишься задавать искренние вопросы, потому что они будут разоблачать тебя.

Люди задают те вопросы, которые позволяют им чувствовать себя очень знающими. Они хотят спросить не для того, чтобы получить ответ, а только ради того, чтобы показать свое знание.