В цель Канонир из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 41

Мы с Густавом вышли, и он потянул меня по коридору к казначею.

– Назови свою цену!

– Смотря в чем будете платить.

– Шведские золотые талеры устроят?

– Вполне. Пятьсот монет.

Густав вытаращил на меня глаза.

– Не многовато?

– А разве можно оценить жизнь короля дешевле? Если бы он умер, я лишился бы своей головы, а я ценю ее значительно дороже.

Густав приказал казначею что-то по-шведски, мне отсчитали пятьсот монет и сложили их в кожаный мешочек. Я поставил свою подпись под какой-то бумагой, удостоверившись, что там фигурирует именно пятьсот далеров. В принципе, меня здесь уже ничего не держит.

– Юрий, спасибо, что откликнулся на мою просьбу и спас жизнь королю. Можешь собирать вещи, возок уже у подъезда.

– Ты забыл еще одну вещь, Густав!

– Не может быть.

– Ты обещал доплатить еще столько же, если все пройдет хорошо.

Густав немного смутился.

– У меня сейчас нет таких денег – я не ожидал, что цена окажется столь велика.

– Густав, на Руси слово дворянина и купца – гарантия. Представь, что завтра заболеет сын короля, или фельдмаршал, или ты сам. Как думаешь, я тебе поверю на слово?

Я повернулся и пошел в свою комнату. Там собрал вещи и инструменты, вышел во двор, уселся в уже знакомый возок, и мы тронулись в обратный путь. Только Густава с нами уже не было.

Теперь ехали медленнее, коней на ямах не меняли, останавливаясь на постоялых дворах да на мызах. Возвращение домой растянулось на десять дней, страшно, до зуда в теле хотелось помыться. Гордятся шведы своей культурой, превосходством над русскими, а сами провоняли, не моются по полгода.

Но чем ближе мы подъезжали к России, тем больше мне не нравилось поведение форейтора, что правил четверкой лошадей, и сопровождающего стража в ливрее под суконным тулупом на запятках возка. Они бросали на меня исподтишка осторожные взгляды, как бы оценивая, чего я стою как противник.

Скалистая местность перешла в равнину, осталось ехать всего день, а может, и того меньше. Я решил действовать по принципу «кто предупрежден, тот вооружен».

В возке, без посторонних глаз раскрыл сумку с инструментами. Для отпора, пожалуй, могли сгодиться скальпель да ампутационный нож. Лезвия у них поменьше, но зато узкие, без гарды. В ближнем бою они почти бесполезны, учитывая, что мой вероятный противник в толстой зимней одежде. Но не зря же я учился метать ножи. При удачном броске и попадании в глаз или кадык можно рассчитывать на успех. Я сунул оба инструмента в рукава.

Около полудня мы остановились. Сквозь мутноватое слюдяное окошко возка ничего толком разглядеть было нельзя, и я решил выйти. Скорее всего – время обеденное, остановились у постоялого двора.

Я открыл левую дверцу, шагнул от возка, зацепился валенком за полозья, споткнулся. Это меня и спасло. Мимо моей головы со свистом пронесся тесак, но сбил только шапку, не зацепив головы. Я мгновенно вытряхнул из рукава скальпель и с силой метнул его в лицо стражу. Швед взвыл, схватился за лицо, сквозь пальцы потекла кровь.

Я резко обернулся к форейтору. Видимо, он всецело полагался на стража: как же – лекарь, оружия при себе нет – чего напрягаться? Подобного рода поворота событий он не ожидал и теперь, путаясь в застежках, пытался расстегнуть суконный тулуп. Скорее всего, на поясе у него было какое-то оружие.

Я вспрыгнул на облучок саней, вытряхнул из рукава ампутационный нож и приставил его к горлу ездового. Тот замер, испуганно хлопая ресницами.

– Вы чего? Какой комар вас укусил? Чего напали?

– Густав, – проблеял перепуганный форейтор.

Я бросил взгляд назад, за возок. Стражника видно не было. Убит или прячется за возком?

Я расстегнул пояс на форейторе, завел ему руки назад, стянул его же ремнем. Залез под тулуп.

Ага, пистолет и нож. Неплохо! Я заткнул пистолет себе за пояс, взял в руки нож и стал обходить возок.

Предосторожность оказалась излишней. Стражник лежал на снегу, раскинув руки. Из глаза его торчала ручка скальпеля.

Жалко бросать рабочий инструмент.

Я подошел, выдернул скальпель и обтер его об одежду убитого. Через открытую дверцу бросил на сиденье оба своих ножа. Все-таки в моих руках – неплохой шведский трофейный нож. Вернулся к облучку.

Форейтор ерзал, пытаясь ослабить петлю из ремня на руках. Завидев меня, затих. Я схватил его за ворот тулупа, сбросил на снег и подтащил, помогая пинками, к убитому.

– Видишь?!

Форейтор испуганно глядел на мертвого стражника.

– Сейчас и с тобой будет то же самое, если не скажешь правды – сами хотели меня убить или кто-то приказал? Ну!

– Густав Шенберг – он приказал. Сказал – довезете до границы, прикончите в глухом месте, труп забросаете снегом. У лекаря деньги есть – заберете себе в награду. Вот мы и решились.

– Жить хочешь?

Возничий судорожно сглотнул, кивнул головой. Я бы его убил, да надо границу миновать. Видел я, когда ехал в Швецию, что там шведские ратники стояли. Возок они видели, знают, может быть, и форейтора в лицо запомнили, потому он мне и нужен.

Я схватил убитого за одежду, оттащил в сторону от дороги, забросал снегом. Почти как Густав приказал, только вместо него должен был лежать я. Вернулся, подобрал тесак, оброненный шведом. Хорош тесак – прямое лезвие, хорошая сталь, удобная рукоять. Оставлю себе – еще, может быть, через границу прорываться придется.

Я поднял на ноги шведа.

– Где пули и порох к пистолету?

– В возке, под сиденьем.

– Далеко ли еще ехать до границы?

– Меньше чем полдня.

– Так, убивать я тебя пока не буду. Поможешь порубежье переехать, а там я тебя отпущу. Если вздумаешь порубежникам чего-нибудь сказать или тревогу поднять, застрелю сразу. Я по-любому уйду, но тебя убью из твоего же пистолета обязательно. Веришь?

Швед кивнул. Я развязал ему руки, отдал ремень.

– Приведи себя в нормальный вид.

Швед опоясался.

– Залазь на облучок, поехали. И помни мои слова. Перевозишь меня через порубежье, и я тебя отпускаю живым, поднимаешь тревогу – и ты труп.

– Я понял, господин, все выполню.

– А Густаву потом скажешь, что я убил стражника в драке и убежал. Ты стрелял, но не попал. Про пленение свое не говори, а то повесят.

– Знаю, не дурак.

– Ну, трогай!

Я захлопнул дверцу. Уселся поудобнее. Оба своих ножа – скальпель и ампутационный – положил в сумку, их место там. Нож форейтора вогнал в ножны и подвесил на поясе. Тесак лежал под рукой. Не сабля, конечно – коротковат, но уж лучше, чем нож, доведись прорываться через порубежников. Не хотелось мне ввязываться в бой – стрельнут из мушкета, и увернуться не успеешь. Это у нас на Руси пищали – хорошо, если у каждого десятого, а у шведов – почти у каждого воина.

Ехали теперь быстро. Форейтор коней не жалел, щелкал бичом.

Вот и порубежье. Мы остановились, форейтор начал говорить на шведском. Черт, языка я не знал – о чем он болтает?

Я взвел курок пистолета, взял тесак в руки. Однако обошлось, возок тронулся, и мы поехали. Я перевел дух, кажется – пронесло.

Через полчаса возок остановился, я распахнул дверь и выскочил с пистолетом в руке. Форейтор уже стоял на снегу.

– Все, господин, порубежье за спиной, ты в России.

– Ты что – хочешь меня на дороге высадить? Вези до ближайшего постоялого двора или города, а потом можешь возвращаться.

Форейтор вздохнул, взобрался на облучок. Я залез в возок, и мы поехали. Теперь двигались медленнее – видимо, лошади выдохлись.

Часа через два возок встал, форейтор распахнул дверцу.

– Постоялый двор, приехали.

Я вылез, осмотрелся. Точно – постоялый двор, деревня рядом – именно русская деревня, а не шведская мыза.

Я вытащил свою сумку и бросил в нее тесак, едва там уместившийся.

– Все, свободен и волен делать что хочешь – возвращайся домой или ночуй на постоялом дворе. Уж вечер вскоре.

– Нет, я домой, на порубежье заночую.

Форейтор, боясь, что я передумаю, торопливо вскочил на облучок и хлестанул коней.