В желанном плену (ЛП) - Аврора Белль - Страница 29

О, боже! Это была лучшая чертова ободряющая речь, которая у меня когда-либо была!

Всё, решено.

Сегодня ночью я напьюсь.

***

Как только я захожу в кухню, запах жареного бекона атакует мой нос. Обычно запах такой вкуснятины заставил бы меня немного потанцевать на месте, но сегодня... он заставляет меня захотеть блевать.

Нокс стоит у плиты, одетый в пару черных брюк-карго и темно-синюю обтягивающую футболку, с босыми ногами, его волосы всё еще влажные после утреннего душа. Когда он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, то прыскает со смеху от моего жалкого вида.

Он смеется так громко, что у меня звенит в ушах.

Я не хочу слышать от него, что он меня предупреждал, поэтому подхожу к барной стойке и сажусь так непринужденно, насколько это возможно, притворяясь, что у меня ничего не болит. Он ухмыляется и громко говорит:

— Мог бы поспорить, что ты голодная, принцесса.

Я борюсь с желанием сильно сглотнуть и задержать дыхание, чтобы не ощущать запах бекона и яиц.

Я думала, что бекон создан для того, чтобы делать всё лучше?

Нокс ухмыляется.

— Ммммм. Бекон. Я люблю бекон. Жареный, жирный бекон. Жир полностью тает. Бекон такой хрустящий, что ты можешь сломать его. Ох, и яйца. Давай не будем забывать насколько яйца потрясающие. Богатые протеином. Жареные на жире от бекона. Я просто обожаю вычерпывать липкий и сладкий, вязкий желток. — Он содрогается на слове «вязкий». — Я знаю, что некоторым людям он не нравится, но что касается меня — чем более вязкий, тем лучше. Черт, я ем яйца сырыми. — Он изображает, как разбивает яйцо о столешницу. — Просто разбиваешь и... — он поднимает воображаемое яйцо над своим открытым ртом, — ...и просто проглатываешь этого засранца. Медленно вытекающее, сырое совершенство. Ощущение, будто ты ешь пригоршню соплей. Я имею в виду... — жестокая улыбка появляется на его лице. Он наклоняется вперед к моему лицу, — представь — есть полную пригоршню слизи.

Вот дерьмо. Меня сейчас вырвет.

Спешу прочь из кухни на трясущихся ногах и добираюсь до ванной, прежде чем давлюсь и меня рвет. Меня тошнит только зеленой, зловонной желчью. Мой желудок пуст, но я всё еще чувствую позывы. Холодный пот выступает на всем моем теле и меня трясет.

Вот дерьмо. Мне так отстойно. Какого хрена люди пьют это дерьмо?

Он прочищает горло в дверях, и я чувствую что-то холодное на шее сзади. Сразу чувствую облегчение. Мой желудок успокаивается.

— О, спасибо. Я больше никогда не буду пить. Вообще никогда, — я говорю охрипшим голосом. Прислоняюсь щекой к стульчаку, даже не переживая о том, что, возможно, кто-то испражнялся на нем этим утром. Ничего сейчас неважно так, как дать моему уставшему телу маленькую передышку.

Нокс сжимает мою шею сзади и легонько встряхивает меня. Он тихо говорит:

— Прими аспирин, и когда тебе покажется, что ты уже можешь есть, я сделаю тебе большую миску овсянки. Она успокоит твой желудок.

Я слышу, как он возвращается на кухню, и я удивлена. Он не злорадствовал. Не сказал мне, что он меня предупреждал. На самом деле он был довольно милым.

Ну и хрен!

Он сделал это специально. Теперь я не могу злиться на него, иначе я буду выглядеть как дрянь.

После того, как моя голова еще несколько секунд покоится на стульчаке, я встаю на трясущиеся ноги и иду назад в свою комнату. Поднимая руку, я машу на себя и почти теряю сознание.

Запах тела, смешанный с дезодорантом не совсем приятен.

Срывая с себя вчерашнюю одежду, я направляюсь в душ. По какой-то причине горячая вода, омывающая мой живот, заставляет меня опять чувствовать тошноту. Быстро я выключаю ее и позволяю ледяной воде смыть весь стыд и глупость, которую я чувствую.

Не помогает.

Ни капельки.

Я чистая, но всё еще подавленная. Я не могу избегать встречи с ним сегодня, поэтому одеваюсь в черные треники и его мешковатую серую футболку с надписью «АРМИЯ» и возвращаюсь на кухню.

Здесь уже не пахнет беконом. Нокс сидит за столом и есть овсянку и фрукты, пока читает газету.

О господи. Он даже не ел бекон.

Ну, он и задница. Это всё было устроено для меня.

«Ты заслужила это».

Да, я заслужила. Признаю. Я присаживаюсь на место напротив него, и он опускает газету. Улыбаясь дьявольской улыбкой, он спокойно спрашивает:

— Чувствуешь себя лучше, принцесса?

Не доверяя себе говорить, чтобы при этом меня не вырвало, я сжимаюсь и киваю. На мгновение он выглядит обеспокоенным. Он хмурится.

— Ты не разговариваешь со мной или всё еще чувствуешь себя плохо?

Я показываю пальцами, что второе, и он расслабляется. Проходит мимо меня к микроволновке и говорит:

— Нет ничего, что не исправило бы немного аспирина и овсянка.

Удивленная таким милым жестом, я наблюдаю, как он накладывает мне завтрак.

Какое-то время я просто ковыряюсь в тарелке. Съев половину, мой аппетит возвращается, и я с жадностью набрасываюсь на остатки еды. Я принимаю две таблетки аспирина, которые он мне принес, и спрашиваю:

— Где все?

Нокс ухмыляется.

— Работают. Ну, а Рок присматривает за Бу.

Сразу забеспокоившись, я спрашиваю слишком громко:

— Что произошло с Бу?

Он сдавленно смеется.

— Вот дерьмо. Ты даже не помнишь. — Затем он объясняет: — В общем, ты выпила где-то пять-шесть шотов с текилой одна. — Я испытываю отвращение от слова «текила» и закрываю рот. — Затем ты сказала, что это не весело пить в одиночку и умоляла Бу выпить с тобой. И она решила выпить, потому что утром ей не нужно на работу. Итак, у вас с Бу была ваша частная вечеринка. Выпивка, танцы на столе и заигрывание с каждым из моих парней, которые были в этом доме.

Я громко задыхаюсь.

— Нет. Не может быль! Ты врешь.

Он удивленно поднимает брови и подталкивает ко мне свой телефон, чтобы я осмелилась взять его.

Я съеживаюсь.

— Ты снял меня на видео, не так ли? — он кивает. — Я выставила себя на посмешище, не так ли? — он снова кивает, его выражение лица на удивление мягкое. — Хорошо, я верю тебе. Удали видео... пожалуйста.

Взяв телефон, он какое-то время вертит его в своих руках.

— Уверена, что не хочешь посмотреть ту часть, где ты говорила, что я круче чем Хафф (прим. ред. американский актёр и певец. Наиболее известен по ролям в телесериалах «Рыцарь дорог» и «Спасатели Малибу»)?

Я снова тяжело дышу, испытывая отвращение к самой себе.

— Что? Это чушь! Извини меня, Нокс, но это просто подло. — Улыбка Нокса становится еще шире. — Никто не круче Дэвида Хассельхоффа! Я имею в виду, ну это же Хафф! — Тряся головой, я широко открываю глаза, чтобы показать ему, насколько глупой была эта мысль.

Нокс моргает. Один, два раза, затем он запрокидывает голову назад и заливается смехом. И, несмотря на то, что это причиняет боль моим ушам и грохочет по моему мозгу, я улыбаюсь. Этот смех... я думаю, его можно было бы описать, как песню падшего ангела. Настолько хорош, что он него намокают трусики.

Грубый, чувствительный смех.

Я вздыхаю.

Вожусь ложкой в своей пустой тарелке, я не осмеливаюсь посмотреть на него, когда спрашиваю:

— Итак, я подкатывала ко всем твоим парням?

Неожиданно Нокс замолкает. Я поднимаю глаза и обнаруживаю, что он сверлит меня взглядом. Он кивает.

— Да. Моим людям не нужно подобного рода отвлечения, Лили.

Серьезно чувствуя свою вину, я опять опускаю глаза. Я думаю это уже сорок седьмой раз за это утро.

— Извини меня, Нокс. Кажется, я становлюсь немного дружелюбной, когда напиваюсь.

Он фыркает.

— Дружелюбной? Ты засунула свой язык в ухо Мэтью, будто бы лизала леденец!

Мое лицо вспыхивает малиновым цветом, и я пищу:

— Ты меня разыгрываешь!

Он отчаянно качает головой.

— Нет. Боюсь, что нет, малышка. Дружелюбной? Нет. Игривой. Да. Чересчур игривой.

К черту мою жизнь!

Скрещивая руки на столе, я опускаю на них голову и глухо говорю: