Королевские камни (СИ) - Демина Карина - Страница 23

Вот и как тут приличной девушке сбежать?

Сожрут ведь.

А останешься, так не волки, но сестрица любимая не побрезгует, мстя за одной ей понятные обиды… и Нат давненько не заглядывал. Оно, конечно, понятно.

Дела у него.

И волки опять же, но что Нире делать?

Она прошлась по комнате, которую для любимой внучатой племянницы тетушка готовила, а потому комната эта была невыносимого розового колеру, с обилием рюшечек, оборочек и фарфоровых пузатых младенчиков, которые сбивались в фарфоровые же стаи и смотрели на Ниру рисованными глазами. От этого ей становилось жутко.

И тошно.

Не пойдет она замуж! Она… она слишком молода еще… и родители права не имеют… или имеют? И надо было книги по праву читать, небось, отыскались бы в отцовской библиотеке, а она все по справочникам… будто бы возможно было женщине в доктора лезть.

Нира села на козетку.

Розовую.

И пытаясь хоть как?то справиться с раздражением, швырнула розовой подушкой в розовое кресло… не помогло. Всхлипнула, но поняла, что для слез нет настроения и подошла к окну… она стояла долго, как ей показалось, дольше вечности, глазела, что на ночь, черную — черную, угольную даже, что на звезды.

Тени.

Тень. Тень возникла за окном как?то вдруг, заслоняя собою эти самые звезды, и Нира тихо пискнула, а потом тихо же рассмеялась: вот глупая, нашла теней пугаться, тем более, что нынешняя — хорошо ей знакома.

Она приложила к стеклу ладони, подтапливая ледяную корку. И сама прижалась, дыхнула жаром.

— А вот и не впущу, — пробормотала под нос Нира исключительно из чувства противоречия и снедавшей ее обиды. Ее тут едва замуж не выдали, а он пропал.

Она подтянула стул, и взобралась на него, а потом на подоконник, и там уже, дотянувшись до щеколды, с трудом ее открыла. Окна в тетушкином доме были старыми, и открывали их редко.

Нат ввалился вместе со снегом и ветром.

На руки подхватил, закружил, прижал к упоительно холодной куртке:

— Я соскучился, — сказал он и носом о шею потерся.

Нос был холодным.

— Ты… отпусти!

Нира попыталась вывернуться, но ее не выпустили.

— От тебя пахнет сладко — сладко… а я клад нашел. Точнее, я думал, что там клад, а оказалась — пыточная…

Отпустил все?таки.

И окно закрыл сам.

А выглядит… бледно выглядит… и снова без шапки, этак он все уши отморозит, и зачем Нире муж без ушей? Она хотела сказать, но передумала: еще обидится.

Он смешно обижался.

Хмурился. И еще губу нижнюю выпячивал.

Но волосы ему Нира пригладила. В них, жестких и холодных, запутались снежинки, которые таяли, и волосы становились мокрыми.

Снег налип на ботинки, и на куртку кожаную, старую… как он не замерз?то в одной куртке.

— И там труп, — сказал Нат, жмурясь от удовольствия.

— Где?

— В пыточной. Я же говорю, мы клад искали, и я дверь нашел. Тайный ход… точнее, там раньше пыточная была… ну а от нее и ход имелся старый… иногда так делали, чтобы потом трупы выносить.

— Куда?

— В лес, — терпеливо пояснил Нат. — Сама подумай, привел кого, посадил, допросил и что потом?

— Что?

— Ну не тащить же тело через парадный ход… и кухня далеко, а так — вынес тихонько и закопал где?нибудь. Удобно.

Нира кивнула, не зная, что противопоставить этакому вескому аргументу. И вправду удобно… вынес и закопал…

— Но ее давно уже не использовали, там все заржавело, — Нат скинул куртку, под которой обнаружилась рваная рубашка. — У тебя иголка с ниткой найдется? А то я тут… поучить он меня захотел… думает, что я слабый и ничего не понимаю… придурок.

— Кто?

— Гарм… он старший над охраной. Райдо позвал их в дом, ну, на всякий случай… он за мной следил… а тут решил повоспитывать… я его и сбил с ног… конь вот напугался, плохо…

— Конь? — Нира чувствовала себя полной дурой. Она совершенно ничего не понимала. — Так, давай сюда свою рубашку…

…конечно, неприлично, когда мужчина без рубашки… и даже если жених… и она никогда не видела голых мужчин… ладно, не совсем голых… и Нат худой — худой… ребра вон торчат. А шкура пятнистая, на животе и вовсе красная, точно вареная.

— Ты не смотри, — он сам смутился, сгорбился, повернувшись боком. — Это пройдет… позже… может, потом, ну, когда Райдо выздоровеет, я у альвы попрошу, чтобы она и меня… живое железо?то лечит, но с альвийскими штуками оно плохо справляется… и я вовсе не лишайный!

— Я не говорила, что лишайный!

— Так… одна девушка сказала… не девушка, то есть… маркитантка… я пошел к ней… все ходили и я тоже… а она посмотрела и сказала, что я лишайный и она меня обслуживать не станет.

Он обнял себя и тут же спохватился:

— Ты не подумай! Я больше к ней не пойду… вообще ни к кому не пойду! Ты мне нравишься, я на тебе женюсь и с тобой буду.

— Если меня раньше замуж не выдадут, — мрачно произнесла Нира, которой совершенно не понравилось упоминание о маркитантке.

Не пойдет он… конечно, не пойдет… пусть только попробует пойти и… и вообще, жаль, что единственный предмет, на котором можно выместить злость — это рубашка. И Нира, преисполнившись мрачных предчувствий, с немалым наслаждением пронзила тонкую ткань иглой.

— Замуж? — переспросил Нат, развернувшись резко.

Пригнулся.

И стал шире…

— Угу… Мирра постаралась… и если бы не теткина подруга, я бы не узнала даже… в газете напечатали о помолвке, и она привезла… то есть, теткина подруга газету привезла, а в ней — объявление о помолвке с каким?то… ему за шестьдесят, представляешь?!

Нат оскалился и глухо зарычал. А на висках проступили капельки, как пота, только серебряные, и их становилось больше и больше.

— Нат… я не хочу за него замуж… вообще не хочу замуж ни за кого, кроме тебя… — Нира отложила и рубашку, и иглу.

Она смахнула эти капельки, которые прилипли к пальцам, потянулись за ними тончайшими нитями.

— Я тебя люблю… то есть, я не знаю точно…

Нат склонил голову набок.

Но не рычит. И не скалится… и смотрит только, выжидающе так, а Нира совершенно не знает, что еще сказать.

— Понимаешь, я ведь никогда и никого не любила, и поэтому просто не знаю, какой должна быть любовь. Но вот… мне плохо без тебя. А когда ты есть, то хорошо… мне нравится смотреть, как ты хмуришься. И думаешь… ты такой серьезный становишься, что просто сил нет… а еще мне было страшно… я подумала, что ты больше не придешь, что… забудешь или… или другую найдешь… кого?нибудь, чтобы проще и…

Нат покачал головой.

И поднялся.

Он хоть тощий, но высокий. И сильный. И вовсе не плешивый, просто кожа молодая, нежная… ему, наверное, больно, когда он вот так Ниру к себе прижимает.

— Я его убью, — тихо сказал Нат.

— Кого?

— Твоего… жениха…

— Ты мой жених, мне не надо другого, — ей вдруг захотелось расплакаться, и чтобы он, как в прошлый раз, утешал… тогда ему Нира все — все рассказала, и про скандал, и про пощечину, и про кольцо, которое отняли, хотя не имели права… и он говорил, что кольцо — это пустяк.

А остальное — надо потерпеть, и когда Нире исполнится шестнадцать, Нат ее украдет…

Он собирал ее слезы губами.

И сам улыбался, неловко, потому что совершенно отвык улыбаться. И Нира боялась эту улыбку спугнуть. Вообще сделать что?то неправильное, оттолкнуть.

Разочаровать.

Она ведь — самая обычная… и не красавица даже… и рыжая… с веснушками вот, которые не сводятся ни ромашковым кремом, ни цинковой мазью… и бестолковая совершенно. Будь Нира толковой, с ней бы не происходило всяких неприятных вещей, вроде той помолвки…

— Я… я наверное, тебя все?таки люблю, — она всхлипнула и вытерла нос ладонью. — Но ты не думай, что если так, то теперь тебе все позволено будет!

Она сама высвободилась из его объятий.

И за рубашку взялась.

— Не думаю, — ответил Нат, присев на краешек козетки. Сгорбился. Подбородок кулаком подпер. Думает.

— Если ты его убьешь, то тебя будут судить…

— Пожалуй.