Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович - Страница 61

— Я что? Она сама…

— Сегодня же я буду в автоинспекции. Постараюсь помочь.

В автоинспекции Анатолий направился к начальнику. Это был упитанный моложавый майор в аккуратно отглаженном мундире. Он читал газету. Анатолий обратился к нему со словами «товарищ Орешкин», а не «товарищ майор», и это обстоятельство сразу же настроило Орешкина не в пользу посетителя. На повторный вопрос о деле Полянчук майор чуть скосил глаза и спросил:

— А почему вас это интересует?

Анатолий объяснил свое посещение поручением детской комнаты милиции.

— А где отношение? Нет отношения? Предъявите документ бригадмильца. Нет? Странно. Кто же вы такой?

— Товарищ Орешкин, ну зачем мне врать? Ведь не для развлечения пришел я сюда, не в театр.

— Попрошу не острить!

Орешкин, не глядя на Анатолия, позвонил в детскую комнату милиции. Ася Ларионова подтвердила, что Анатолию Русакову дано такое поручение. Орешкин откашлялся и со всеми подробностями рассказал Анатолию о скандале, который устроила Полина, когда приходила с заявлением.

— Будь моя власть, — говорил он, — я бы таким Полинам закатил годик принудработ… А что касается семейных неурядиц, нервов и прочего, то это в мои функции не входит.

Анатолий стал возражать.

— Послушайте, — прервал его Орешкин. — Полянчук условно осуждена, лишена водительских прав. Говорить нам больше не о чем. — Он поднялся и вышел из комнаты.

Огорченный неудачей, Анатолий в нерешительности стоял в коридоре. Нужно было уходить. Но, вспомнив Витяку, его доверчивый взгляд, которым тот проводил его, юноша не мог так, сразу, отступить. Но что же делать?

«Эх, была не была!» — подумал Анатолий и отправился к начальнику Орешкина. Тот оказался совсем не похожим на своего подчиненного. Подполковник внимательно выслушал Анатолия и, добродушно посмеиваясь над горячностью бригадмильца, сказал:

— Вот что, торопыга… Я тебе сочувствую, но закон есть закон. Чтобы сделать исключение и досрочно вернуть права Полянчук, нужны характеристика и рекомендация с ее бывшего места работы и с нынешнего.

— Но та организация ликвидирована и вместе с ней гараж, а теперь она нигде не работает.

— Плохо. Ну, тогда ходатайство депутата, его поручительство… Пересмотр дела в прокуратуре… Ты парень настойчивый. — И начальник весело похлопал Анатолия по спине: — Ну, давай действуй!

Окрыленный; Анатолий поехал в райисполком. Там он застал только дежурную.

— Какой депутат вам нужен? Если депутат Моссовета, то это товарищ Рубцова, она принимает по пятницам от часу до пяти. Или депутат Верховного Совета? Дмитрий Алексеевич Кленов принимает по субботам. Сегодня он уже принимал и уехал. Приходите через шесть дней.

Анатолий позвонил из райисполкома на квартиру к депутату Кленову и узнал, что он уехал на дачу близ Загорска. Женщина, отвечавшая по телефону, отказалась сообщить адрес дачи. «Хоть в субботний вечер и воскресенье дайте человеку отдохнуть», — сказала она.

«Узнаю и так», — решил Анатолий. Не может же быть, чтобы возле Загорска он не нашел дачи Кленова, депутата Верховного Совета.

В поезде, на полпути к Загорску, решимость Анатолия поубавилась. Может быть, депутат действительно не захочет разговаривать с непрошеным посетителем — ведь часы приема прошли. Он может сказать: «Чего ради вы примчались? Ведь не скорая же помощь нужна».

Что тогда? Он ответит: «Дмитрий Алексеевич, извините, что нарушил ваш отдых. Не сердитесь. Полине Полянчук надо помочь немедленно. Дело не только в ней. Здесь решается судьба и ее сына Витяки».

Сойдя с поезда в Загорске, у повстречавшегося железнодорожника он спросил, где живет депутат Кленов.

— Идите обратно, в сторону Москвы, по этой стороне полотна, — он показал рукой, — и, когда за домами пойдет сосновый лесок, спросите у людей.

На краю поселка, отделенного от железной дороги луговиной с редкими деревьями, паслось стадо коров. Было почти безлюдно, если не считать двух-трех человек вдали. Кого же спросить?

Анатолий пошел к стаду. Пожилой человек наполнял дерном ведро. «Хитер пастух, — и стадо пасет и у дачников подрабатывает», — подумал Анатолий и спросил:

— Отец, где дача Кленова?

— Как раз туда несу, — ответил пастух.

Он, понатужившись, поднял ведро. Седые волосы прилипли к потному лбу. На руке набухли жилы, тяжелое ведро чиркало по брюкам. На левой руке пастуха не хватало трех пальцев.

— Давай-ка, отец, поднесу! — Анатолий взялся за дужку ведра.

— Да я сам!

— Не бойся, твоих рублей не отобью. — Анатолий завладел ведром и пошел рядом с пастухом. — На войне пальцы потерял?

— На войне, сынок, да не на этой… Это память о кулаках, с тридцатого года…

Ведро оказалось тяжелым, дужка резала руку.

— Далеко? — спросил Анатолий.

Пастух показал на третью дачу.

— В час разиков пять обернешься, отец?

— Три раза.

Возле калитки пастух поблагодарил и хотел отобрать ведро, но Анатолий донес его, поставил возле грядок с клубникой и сказал, показав на удаляющееся стадо:

— Догоняй, отец. А, кстати, этот депутат как? Строгий? Говорят, он ученый какой-то, профессор… Будет на даче разговаривать о делах?

— А ты по какому делу?

— Это я ему расскажу, а ты спеши, твое стадо вон куда ушло.

Но пастух не торопился -. Он беззвучно смеялся, левой рукой держась за грудь, а пальцами правой вытирая слезы. У Анатолия мелькнула догадка, от которой его в жар бросило.

— Вы… не пастух?..

Пастух вынул платок, вытер слезы:

— Был подпаском в юности… Я тот самый, о ком вы спрашивали. Ничего, не смущайтесь. Посидите здесь, я сейчас переоденусь. Я мигом.

— Давайте я буду носить дерн, а по пути рассказывать, — предложил Анатолий и вывалил дерн из ведра.

— Спасибо. Я сам потом принесу, на сегодня хватит.

— Вы сами это обрабатываете?

— А кто ж еще?.. Посидите день-деньской за бумагами, чертежами, книгами — потянет размяться…

Депутат предложил Анатолию освежиться под душем. Анатолий поблагодарил и отказался.

— Ну, посидите здесь. — Кленов показал на беседку и направился к дощатому сарайчику, над которым высилась железная бочка.

Юноша уселся в плетеное кресло у беседки, над которой распростерлись игольчатые опахала пяти вековых сосен, и с интересом огляделся. Здесь же, у беседки, стоял недоплетенный диванчик из ивы. На траве лежали пучки ивовых прутьев, уже очищенных от зеленой кожуры. Всюду множество цветов. Ими полны клумбы, окраины дорожек. Стены дачи покрыты вьющимся то ли плющом, то ли хмелем. На темно-зеленом фоне кустов, окаймлявших участок взрыхленной земли, выделялись побеленные известкой стволы фруктовых деревьев. Тихо. Спокойно. Смеркалось, запахло ночной фиалкой. Неподалеку проносились поезда. Надо было подумать о том, как объяснить Кленову свое неурочное посещение и дело Полянчук, а думать не хотелось.

Кленов через веранду ввел Анатолия в небольшую комнату. На столе под темно-зеленым абажуром горела настольная лампа. Вдоль стен в полутьме стояли книжные шкафы. Депутат сел в плетеное кресло, усадил Анатолия. Чуть слышно постукивали большие стенные часы. Кленов выжидательно посматривал на посетителя. Разговор приходилось начинать ему:

— Ну-с, рад встретиться со своим молодым избирателем. Как ваше имя?

— Анатолий. Но, Дмитрий Алексеевич, я не избиратель. Я только еще буду избирателем.

— Неужели вам еще нет восемнадцати?

— Есть, но я недавно вернулся из воспитательной колонии. Только вы не подумайте, будто я к вам заявился насчет себя. Но ваш прием через неделю, а дело не ждет. Так что извините за вторжение. Я ненадолго…— У Анатолия пересохло в горле. — Я насчет Витяки… Только не от себя, а от милиции, точнее, от детской комнаты милиции. Только я вас хочу просить не о мальчишке, а о Полине Полянчук, которую лишили шоферских прав.