Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович - Страница 12

Анатолия заставили выпить за компанию. Ему не хотелось, было противно, но, чтобы не показаться маленьким, он выпил. В этот день туберкулезный Хозяин был болезненно раздражителен. Он беспрестанно курил, ругался, а выпив, даже стал рваться в драку с какими-то чужими. Приятели едва его угомонили и увели.

На Бутырской улице было людно, и Яшка Глухарь предложил поехать в другое место. Анатолий удивился, подумал про себя: «Зачем же в другое место, ведь должники Хозяина живут где-то здесь…» Женька нашел на тротуаре двадцатикопеечную монету, лежавшую «орлом» кверху, показал ее и сказал: «Ничего, пофартит».

Потом Хозяин крикнул:

— А вот он и сам идет! Коля, друг!

Он устремился навстречу хорошо одетому человеку и заключил его в объятия. Яшка Глухарь тоже обнял прохожего. Семеро остальных окружили их.

Анатолий громко смеялся, вторя другим. Прохожий вырывался, ругался и вдруг закричал:

— Милиция!

Милиционера поблизости не было. Прохожие останавливались.

— Да брось ты брыкаться, Колька! Насосался, алкоголик! — повторял Хозяин. — Чего буянишь? «Милиция»! Пил — не платил, а долг отдать не хочешь? «Милиция»! В вытрезвиловку захотел? Идем-ка, Коля, домой! Не хулигань. Не позорь друзей. Ишь сколько ротозеев поглазеть собралось.

Любопытные смущенно отходили.

— Брось его, Хозяин! Брось! —услышал вдруг Анатолий испуганный шепот Женьки.

Анатолий стоял позади других и не сразу понял то, что произошло у него на глазах. Хозяин со стоном согнулся от удара в живот и выпустил «друга Колю». У Яшки Глухаря правая рука оказалась завернутой за спину, и эту руку крепко удерживал «друг Коля», который предупредил всех:

— Стойте на месте, иначе сломаю ему руку!

Хозяин, оказавшийся позади «друга Коли», чем-то быстро ударил его в спину. Тот пошатнулся, тяжко охнул, выпустил Яшку, схватился левой рукой за бок и, напрягаясь всем телом, прогнулся назад.

Вдруг рядом, как из-под земли, появились милиционер и лейтенант-летчик. Вся компания бросилась наутек. Хозяина, Яшку Глухаря и Анатолия задержали. Толя убежал бы, но летчик больно ухватил его за руку. На помощь милиционеру и летчику пришли и другие прохожие. Милиционер попросил подоспевшего дворника позвонить, вызвать «скорую помощь».

Как Анатолий ни рвался, лейтенант держал его крепко, не выпускал. Потом Анатолий перестал горячиться, присмирел: ведь скоро выяснится, что он здесь ни при чем. Их обыскали. Ни у Хозяина, ни у Яшки Глухаря ничего предосудительного не нашли, а у него, Анатолия, обнаружили чужой бумажник и в кармане брюк окровавленную финку.

Анатолий понял все. Ему стало очень страшно. Он испуганно закричал:

— Мне подсунули! Я стоял позади! Это они, Хозяин и Яшка Глухарь, обнимали его! Я этого Колю и не знаю!

Прохожий уже не мог стоять, он лежал в обмороке. Видимо, рана в спину оказалась серьезной.

Милиционер, дворники и летчик повели задержанных в отделение милиции. Хозяин шел рядом с Анатолием и шептал, стараясь не шевелить губами.

— Ты несовершеннолетний, тебе еще только стукнет четырнадцать. С тебя малый спрос, бери все на себя.

— Да ты что? — возмутился Анатолий. — Зачем мне сознаваться в том, чего я не делал! Теперь я знаю, вы все обманули меня.

Милиционер обернулся и приказал не разговаривать. Квартал они прошли молча. У Хозяина от страха весь хмель прошел, и его трясла нервная лихорадка. Хозяин был очень испуган. Ведь здесь не просто грабеж, а вооруженный — ранен человек — и совершенный не одним, а шайкой, а в этой шайке он атаман… Надо было спасаться любой ценой. И Хозяин снова зашептал Анатолию.

— Слушай, дура, — проговорил он, не поворачивая головы. — Если мы все трое погорим — нам припаяют помногу, как за действия шайки. Тебе тоже, как члену шайки, много дадут. Я тебя завалю, вспомни-ка расписку кровью… А одному, да еще малолетнему, дадут самую малость…

— Значит, этот «друг Коля» ничего тебе не был должен? Вы обокрали и ранили незнакомого человека, а я должен отвечать? — прошептал Анатолий.

— Не прикидывайся дурачком… Других не путай. Скажи, что сам действовал…

— Так ведь финка-то твоя!

— Выручи, друг, — начал вдруг жалобно ныть Хозяин. — Ведь я совсем пропадал без монеты. Я ведь совсем больной, на лечение, на санаторий деньги были нужны… Я в лагерях заработал туберкулез, а если теперь посадят, совсем пропаду…

— А ты говорил, что заболел на фронте…

— Ни на каком фронте я не был, а в лагерях, тоже за других пострадал…

Хозяин долго просил сжалиться над ним и предложил следующее: Анатолий на допросе в милиции возьмет все на себя, а на суде откажется от показания и скажет, что нападали двое неизвестных. А они, его друзья, как свидетели, покажут, что собственными глазами видели, будто двое неизвестных напали на прохожего, а бумажник и нож подсунули Анатолию. Дело было в сумерках, пострадавший вряд ли сможет опознать Хозяина и Яшку, а Анатолий сзади держался, его он и вовсе мог не приметить.

Анатолий не соглашался.

— А я-то думал, что ты настоящий друг, а ты сдрейфил и меня, больного, топишь? Эх, ты! На чужой счет в кино ходить, даровые конфеты лопать — так ты здесь, а чуть запахло жареным — хочешь предать. А еще клялся… Все вы такие — дрянь, мелочь, трусы. А я-то думал— ты настоящий парень…

И вот эти слова неожиданно произвели самое сильное впечатление на Анатолия. Никто не посмеет считать его трусом, плохим другом и, главное, предателем!

— Ведь ты же друг, — хныкал Хозяин, — друг! Кто у меня еще есть? Не будь гадом, пропаду!

На допросе в милиции Анатолий держался волчонком, ему казалось, что все вокруг — враги. Он был упрям и немногословен. Он повторял только одно: «Я сам напал, я ударил ножом». Он был слишком потрясен случившимся, чтобы заметить противоречие в предложении Хозяина. Ведь если, как утверждал тот, они будут свидетельствовать на суде, что виновниками являются двое неизвестных, то зачем же тогда Анатолию сейчас брать все на себя?

В милицию вызвали мать, и она присутствовала при допросе. Вместе с ней приехал капитан Корсаков. Увидев его, Анатолий побледнел. Ведь он считал Корсакова главным своим врагом. «Наука» Хозяина, вот уже несколько месяцев внушавшего своим воспитанникам, что милицейские — суть враги рода человеческого, уже изуродовала психику подростка. Да, Корсаков предупреждал, что дружба с Хозяином может плохо кончиться. И вот то обстоятельство, что Корсаков оказался прав, почему-то особенно уязвляло Анатолия, вызывало в нем злобу, упрямый отпор. Он возненавидел Корсакова еще больше.

Ольга Петровна при допросе всхлипывала и лишь повторяла:

— Он не такой! Этого не может быть…

— Так говорят все матери, когда узнают правду о своих сынках, — сказал дежурный. — Он сам во всем сознался.

К сожалению, все это происходило в 1953 году, когда самопризнание обвиняемого больше всего устраивало следственные органы, избавляя их от докучливых и сложных расследовании.

Вызвали на допрос и представителя школы — пионервожатую. Она была перепугана.

— Ах, что скажут в роно! — сокрушалась она. — Так испортить репутацию школы! Мы недосмотрели, надо было исключить Русакова раньше… Анатолий, ты должен самокритично осудить свой поступок!

Был бы на ее месте опытный педагог, может быть, все повернулось иначе.

Анатолию протянули на подпись протокол допроса.

Корсаков отвел его руку.

— Послушай, Толя, разве так было дело?

— Я все сказал…

— Анатолий, не будь врагом сам себе. Хозяин у нас давно на примете, мне ясно, что все это — дело его рук. Не выгораживай Хозяина!

Пожалуй, эти слова были наибольшей ошибкой Корсакова, он потом долго в них раскаивался. Гордый и самолюбивый мальчик не мог при всех, перед лицом своего «врага», сейчас же признаться, что он все наврал, и «обмануть» того, кому еще вчера клялся в верности.

— А мне наплевать — верите или нет, — отрезал Анатолий, глядя в глаза своему «врагу». Лицо его горело, ему хотелось оскорбить Корсакова, он бессвязно бормотал:— По пятам за мной ходили… нашептывали матери…— Анатолий ругался, угрожал, губы у него дрожали. Ему казалось, что все виноваты, особенно Корсаков, в том, что он попал в такое ужасное положение.