История франков - Турский Григорий - Страница 59

Итак, когда епископы собрались в вилле Берни, им было приказано находиться в одном доме. Затем туда прибыл король. Поздоровавшись со всеми и получив благословение, он сел. Тогда Бертрамн, епископ города Бордо, кому приписывался этот проступок, связанный с королевой, изложил дело и обратился ко мне, говоря, что обвинение ему и королеве было предъявлено мною. Я сказал, что это неправда, и добавил, что я [154] слышал, как другие говорили это, а сам я ничего не измышлял. Ибо вне [епископского] дома, среди народа были большие пересуды, народ говорил; «Как возводят сие на святителя божия? Как король допускает такое? Ужели мог епископ сказать подобное даже о рабе? Увы, увы, господи боже, помоги рабу твоему!». Король же говорил: «Обвинение, предъявленное моей жене, является позором и для меня. Итак, если вы считаете нужным вызвать свидетелей против епископа, то вот они здесь! Конечно, если вам кажется, что ничего этого не было и что епископу можно верить, то говорите, я охотно выслушаю ваше предложение». Все были удивлены рассудительностью и вместе с тем терпением короля. Тогда все заговорили: «Нельзя верить лицу, стоящему ниже епископа». И было решено, чтобы я, после того как отслужат мессу в трех алтарях, клятвой опроверг эти наветы на меня. И хотя это и противоречило канонам, однако было исполнено ради короля. Но нельзя умолчать и о том, как королева Ригунта[258], сострадая моим бедам, вместе со всеми домочадцами соблюдала пост до тех пор, пока слуга не известил ее, что я выполнил все то, что было решено.

И вот епископы вернулись к королю и сказали: «Епископ исполнил все, что было приказано. О король, ужели остается только одно: отлучить от церкви тебя и Бертрамна, обвинителя брата нашего?»[259] И он сказал: «Нет, я сказал только то, что слышал». Когда епископы спросили, кто это ему сказал, он ответил, что об этом он узнал от Левдаста. А тот, чувствуя шаткость своего плана и своих намерений, уже был готов бежать. И тогда все епископы решили отлучить от всех церквей зачинщика скандала, клеветника на королеву и обвинителя епископа, так как он уклонился от допроса. Вот почему они послали другим, не присутствовавшим, епископам письмо за своими подписями. Затем каждый вернулся в свой город.

Узнав об этом, Левдаст устремился в базилику святого Петра в Париже. Но когда он узнал об эдикте короля, в котором было сказано, что никто не имеет права принимать его в королевстве Хильперика, а главное, что сын его, которого он оставил дома, умер, Левдаст пришел тайно в Тур и переправил в Бурздскую землю все наиболее ценное, что у него было. Но когда королевские слуги стали его преследовать, он спасся от них бегством. А его жену схватили и отправили в изгнание в область Турне. А иподиакона Рикульфа приговорили к смертной казни. Ему я едва вымолил жизнь, однако от пытки я не смог его освободить. А между тем ничего, никакой металл не смог бы выдержать таких ударов, как этот несчастнейший. В самом деле, он висел, подвешенный к дереву, с трех часов дня, с завязанными назад руками, в девять часов его сняли, растянули на дыбе, били палками, прутьями и ремнями, сложенными вдвое, и не один и не два человека его били, а столько людей, сколько могли подступиться к телу несчастнейшего. И лишь тогда он открыл правду и обнародовал тайны интриги, когда был уже на краю гибели. Он говорил, что королеву обвинили с целью ее изгнания из королевства, чтобы Хлодвиг[260], убив братьев и отца, завладел королевской властью, а Левдаст – герцогской, а Рикульф [пресвитер], который уже со времени блаженного [155] епископа Евфрония был другом Хлодвига, получил бы епископство, а ему, клирику Рикульфу, обещали архидиаконство.

Когда же мы милостью божией вернулись в Тур, то нашли церковь по вине пресвитера Рикульфа запущенной. А ведь он при епископе Евфронии был взят из бедняков и поставлен в архидиаконы. Затем, став пресвитером, он жил у себя[261]. Он всегда держался высокомерно, вызывающе, был напыщен. А именно: когда я находился еще у короля, он, как будто уже став епископом, бесстыдно вошел в епископский дом, описал церковное серебро и взял в свое владение остальные вещи. Он одаривал наиболее важных клириков, раздавал им виноградники и распределял [между ними] луга. Нижестоящих клириков он награждал палками и оплеухами и многих даже бил собственноручно, при этом говоря: «Помните своего господина, который одержал победу над врагами, благодаря уму которого город Тур избавился от людей из Клермона»[262]. Несчастный не знал, что все епископы, принявшие епископство в Type, кроме пяти, связаны с моим родом. Своим приспешникам он обычно говорил, что умного человека можно обмануть только клятвопреступлением. Когда же я возвратился, он все еще не обращал на меня внимания и не подошел ко мне под благословение, как это сделали остальные горожане. Более того, когда я приказал ему по совету епископов моей области удалиться в монастырь, он даже угрожал мне убийством. И когда он находился там [в монастыре] в заточении, туда прибыли послы от епископа Феликса, который покровительствовал упомянутому делу[263]. И Рикульф, обманув клятвопреступными речами аббата, бежал и пришел к епископу Феликсу. И тот с готовностью принял того, кого он должен был проклясть.

А Левдаст же пришел в Буржскую землю и принес с собой все сокровища, которые он награбил у бедных. Спустя немного времени жители Буржа вместе с местным судьей напали на него, отняли все золото и серебро, и даже то, что он принес с собой, не оставив ему ничего, кроме одежды, которая была на нем. И сам он лишился бы жизни, если бы не спасся бегством. Затем, снова обретя силу, Левдаст вторично с несколькими жителями из Тура набросился на своих грабителей и, убив одного из них, отобрал у них кое-что из своих вещей, и вернулся в область Тура. Узнав об этом, герцог Берульф послал своих вооруженных слуг, для того чтобы его схватить. Когда же Левдаст увидел, что его вот-вот схватят, он, бросив вещи, укрылся в базилике святого Илария в Пуатье. А герцог Берульф взял эти вещи и отослал королю. Левдаст же выходил из базилики и врывался в дома горожан, и открыто их грабил. Его часто заставали за прелюбодеянием в самом святом преддверии[264]. Но королева, возмущенная тем, что божье место было таким образом осквернено, приказала его выгнать из святой базилики. Когда Левдаста оттуда выгнали, он вновь устремился в Буржскую землю к своим друзьям, умоляя их укрыть его.

50. И хотя я должен был еще раньше напомнить о разговоре с блаженным епископом Сальвием[265], но так как я забыл об этом, то я думаю, что не будет большого греха, если я напишу об этом позже. И вот после [156] упомянутого собора, когда я уже простился с королем и хотел возвращаться к себе домой, я решил уехать только тогда, когда попрощаюсь с этим мужем и облобызаю его. Разыскивая его, я нашел его в сенях дома в Берни и сказал ему, что уже собрался ехать домой. Тогда мы немного задержались, и когда мы разговаривали о том и о сем, он мне сказал: «Видишь ли ты над этой кровлей то, что я вижу?». Я ему ответил: «Я вижу верхнюю кровлю, которую король недавно приказал возвести». . И он сказал: «А другого ничего не замечаешь?». Я ему в ответ; «Я ничего другого не вижу». Ведь я думал, что он шутит. И я добавил: «Если ты видишь еще что-либо, скажи». Сальвий же, глубоко вздохнув, сказал: «Я вижу, что над этим домом занесен обнаженный меч гнева господня». И, действительно, предсказание епископа не обмануло его. Именно: спустя двадцать дней умерли оба сына короля, смерть которых я описал выше[266].