Судебные ошибки - Туроу Скотт - Страница 35

Заставил вылезти. Он начал плакать, твердить то же самое, что говорил бы и я: «Не убивайте, я никому не скажу». Стал показывать фотографии членов семьи, лежавшие в бумажнике. Должно быть, видел такое в телефильмах. И я сказал ему правду: «Не хочу убивать тебя, приятель. Совсем не хочу». Велел ему оттащить Гаса вниз, в морозилку. Луиза уже скончалась, и я заставил его проделать то же самое с ней. Потом связал этого человека, звали его Пол, я прочел имя. И все время думал, как бы оставить его в живых. Может, ослепить, только, черт возьми, колоть вилкой глаза тяжелее, чем нажать на спуск.

Я не представлял, что могу вот так убить человека. Я вспыльчив. Могу выстрелить со зла. Как в Гаса. Но убить человека хладнокровно, только потому, что обернулось вот так?

Когда я был ребенком, в Венгрии, мой отец погиб, потому что соседи выдали его тайной полиции, и мне это стало уроком. Добра я не ждал ни от кого, кроме членов семьи. Делай то, что нужно тебе, — я думал так. Только сам не знал, верю ли в этот принцип. Не знал до того случая. Потому что я убил того человека. Выстрелил ему в затылок, и, когда он упал на пол, было ясно, что жизнь ушла из него. Потом я снял с Луизы ее драгоценности, привел в порядок ее одежду после развлечений с тем парнем на автостоянке. Я не знал, что покажет вскрытие.

Эрно снова умолк, чтобы отдышаться. В громадном зале слышалось только шипение кислородного баллона. Все, кроме Артура, сидели, и ему казалось, что ни у кого нет сил подняться. В лицах на балконе застыл благоговейный ужас — возможно, от неожиданности, что Эрно сидит здесь и произносит те же слова, которые мы произносим для описания тех поступков, на которые совершенно не способны. Или все-таки способны? Не зная этого, все ждали, что Эрно расскажет еще.

— Там, в ресторане, я все время был словно зомби. Однако потом, впоследствии, не знал, что и думать. Иногда, видя в аэропорту людей — бродяг, шпану, придурков, всех, на кого смотрят свысока, — думал, что никто из них не совершал того, что я.

Все они что-то знали обо мне. Я ждал, что меня повяжут. Морально готовился к тому дню, когда в дверь постучат копы. Ноя хорошо замел следы. Полицейские носились во всех направлениях и натыкались друг на друга.

Пока Эрно снова переводил дыхание, Артур оглядел зал с целью увидеть, какое производит впечатление. Памела вобрала губы внутрь, казалось, она не смеет даже дышать из боязни нарушить превосходные ритмы этой минуты. Он подмигнул ей и наконец отважился обратить взгляд на скамью обвинителей. Сначала на Ларри Старчека, которого не видел несколько лет. Артур подумывал о том, чтобы не допускать Ларри в зал, потому что Эрно предстояло давать показания о нем, но в конце концов решил, что Эрно произведет лучшее впечатление, если бросит ему вызов лицом к лицу. И оказался прав. Поведение Ларри вряд ли могло произвести впечатление на Кентона Харлоу. Казалось, Старчек вот-вот рассмеется. Происходящее он видел в юмористическом свете.

Сидевшая рядом Мюриэл была гораздо более серьезной. Она что-то дописала и встретилась взглядом с Артуром. Артур ожидал, что она будет разъяренной. Что сразу догадается — он использует ее уязвимость как будущего участника выборной гонки. Осуждение невиновного и его казнь были не теми заслугами, каких избиратели ждали от будущего прокурора. Целью Артура было вызвать общественное возмущение, которое заставило бы Мюриэл быстро прекратить дело, чтобы оно больше не упоминалось в газетных заголовках. Но она всегда любила эту игру и едва заметно кивнула Артуру. С одобрением. Мюриэл не верила показаниям Эрдаи. Ни на секунду. Но как юрист юристу должна была отдать Артуру должное за организацию этого слушания. Артур кивнул в ответ, по его мнению, уважительно и снова повернулся к Эрно.

— Мистер Эрдаи, я еще не спрашивал вас. Были вы знакомы с Ромео Гэндолфом в июле девяносто первого года?

— Знаком? Я знал его как облупленного.

— В каком качестве?

— Как сущее наказание.

Зал огласился неожиданно громким смехом. Все, очевидно, жаждали этой разрядки. Даже Харлоу фыркнул.

— Шланг, Ромми, как там его еще, был бездомным. Зимой он ошивался в аэропорту, спасаясь от холода, и служащие имели манеру исчезать, когда он оказывался поблизости. Поэтому мои люди и я без устали советовали ему убираться. Вот так я знал его.

— Знаете вы что-нибудь о том, как Ромео Гэндолф оказался обвиненным в тех убийствах?

— Да, знаю.

— Будьте добры, расскажите суду своими словами, что произошло.

— Что произошло? — переспросил Эрно. И некоторое время глубоко вдыхал кислород. — Ну что ж, как говорит священник в Редьярде, «нельзя сказать, что у меня нет совести». У меня есть племянник, его зовут Коллинз. Коллинз Фаруэлл. Я старался помогать ему. Всегда. Всю жизнь беспокоился о нем. Поверьте, он давал много поводов для этого.

В общем, через несколько месяцев после того, как я убил этих людей, Коллинз загремел в тюрягу. Наркотики. Третий арест. Пожизненное заключение. И меня это очень тяготило. Я, убийца, разгуливаю на воле, а Коллинз, который только продавал людям то, что им нужно, должен провести за решеткой всю жизнь. Я места себе не находил из-за этого.

И потом до меня как-то дошло, что не буду знать покоя из-за этого убийства, если за него не загребут кого-то другого. Теперь понимаю, что это глупо. И всегда будет меня тяготить. Но тогда думал, хорошо бы навесить убийство на кого-то, мне тогда будет легче, и Коллинзу тоже. Ему было необходимо сообщить что-то обвинителям, чтобы спастись от пожизненного.

Артур задал очевидный вопрос: почему Ромми?

— Ну что ж, мистер Рейвен, по правде — так как знал, что смогу подставить его. Понимаете, в сущности, все сводилось к камее, к медальону, который нашли у него. Медальон принадлежал Луизе. А я знал, что он у Шланга.

— Шланг — это Ромми?

— Его так прозвали.

— Можете объяснить, как вы узнали, что камея у него?

— Могу, но это долгая история. Недели за две до того, как Луиза погибла, — Эрно распрямился и поправился, — до того, как убил ее, я постоянно следил за ней. Шпионил, если на то пошло. Но как-то я приехал рано утром, а она собиралась уезжать после ночной смены. Взъелась на меня за то, что допускаю воришек шастать по аэропорту. Короче говоря, этот медальон запутался у нее в телефонном шнуре, она сняла его и положила на стол. Потом отлучилась на минутку. Когда возвращается, Шланг отходит потихоньку, как тень, а камея исчезла. Она рассказывает мне об этом и плачет, потому что медальон уже двести лет переходил в их семье по наследству.

Ну, что тут будешь делать? Начинаю охотиться за Шлангом. Целый день потратил, но отыскал его в какой-то норе в Норт-Энде. Он, ясное дело, давай отпираться, но я говорю: «Слушай, придурок, эта штука стоит намного больше для той женщины, чем для кого бы то ни было. Верни ее, не прогадаешь, и никаких вопросов задавать не будем».

Само собой, после убийства я об этом не думал, потом прочел в газете, что медальон описывается как снятый с нее после убийства. И понял: Луиза не стала говорить матери, что потеряла фамильную драгоценность. Знаете, копы часто заблуждаются, но это уже другой разговор.

Эрно бросил быстрый взгляд на Ларри, потом стал поправлять кислородные трубки. Он уже слегка устал.

— Словом, в конце сентября я случайно встречаю Шланга в аэропорту. Он вряд ли смог бы назвать мою фамилию, но помнил, что я обещал ему деньги. «Эта вещь все еще у меня», — говорит и достает эту камею из кармана. Прямо в аэровокзале. Я подумал, у меня сердце из груди выскочит от страха, об этой штуке объявляли по телевизору, и нужно держаться от нее подальше. Сказал ему, что раздобываю деньги, и ходу от него как от прокаженного.

Потом я подумал, что камея может стать весомой уликой. Что, пожалуй, есть смысл напустить на него полицию и представить дело так, будто убийца он. Эта мысль мне понравилась, и я начал, так сказать, проводить исследования. Разговаривал со знакомыми полицейскими, делая вид, что интересуюсь Шлангом, потому что он проблема в аэропорту. Когда узнал, что у Шланга с Гасом нелады, стал думать всерьез, как свалить на него убийство. Может, и не стал бы этого делать, но Коллинз тогда уже влип, а Ромми был под рукой.