Двести тысяч золотом - Веденеев Василий Владимирович - Страница 54

На закате Вок обычно начинал выискивать подходящую бухточку, причаливал сампан к берегу и вывешивал на корме маленький фонарик. После ужина старик отдыхал, блаженно попыхивая трубкой. В отличие от племянницы он любил поболтать с русскими, рассказывал о всякой всячине и охотно отвечал на вопросы. Обезьянка Цянь очень привязалась к Рудневу и не всегда уходила с его рук, когда хозяин звал ее.

Люй по вечерам тоже сидела на палубе, но особняком от прочих. Устраивалась на корме, около фонарика, поворачивалась лицом к реке и долго курила, жадно и часто затягиваясь сигаретой. Потом, отправлялась спать. Вставала до света и сразу принималась за стряпню. Остальные не мешали ей в этих ночных посиделках, считая, что в их тесном мирке, где некуда деться друг от друга, каждый имеет право хоть немного побыть в одиночестве, пусть даже призрачном.

Да, одиночество действительно было призрачным, — Руднев и Лобанов несли на палубе ночную вахту, сменяясь после полуночи, да и старый Вок предпочитал спать наверху. Трюм, по молчаливому согласию, был отдан в полное распоряжение женской части экипажа.

Сашу вахты не тяготили. Свесив ноги за борт и покуривая сигарету, он с интересом наблюдал тусклые огоньки чужих лодок. Играла рыба, поднимаясь к поверхности и вновь уходя в неведомые омуты, — раздастся всплеск, пойдут по воде невидимые круги, потом плеснет еще, но уже дальше, тише. Тонко зудели надоедливые москиты, повизгивала во сне привязанная в трюме обезьяна, монотонно шлепали по борту волны. На берегу была непроглядная темень: старый Вок умел выбирать для ночлега безлюдные места. А под утро разливалось предрассветное молоко, небо становилось жемчужным, и, наконец, появлялась тонкая алая полоска зари.

Сегодня Рудневу выпало дежурить в первой половине ночи. Убедившись, что все заснули, он проверил револьвер и расположился неподалеку от люка. Сел так, чтобы на него не падал слабый свет горевшего на корме фонарика. На носу сампана спали Вок и Лобанов, вытянувшийся во весь свой гигантский рост вдоль борта. Внизу, на лавках, устроились девушки. Тишина. Заняться нечем. Его начала одолевать дрема, усталые глаза слипались. После вчерашней вахты днем как следует выспаться не удалось. Попробуй засни на палубе, когда приходится постоянно перемещаться вслед за тенью паруса! А на солнцепеке и того хуже — встанешь разбитый, с гудящей головой. Кроме того, надо помогать Лобанову управляться с парусом, хоть изредка сменять старика у кормила, да и забросить удочку не мешает: все же дополнение к столу, не слишком изобилующему разносолами.

Борясь со сном, Саша встал и сделал несколько энергичных движений, но вынужден был снова сесть: нельзя раскачивать сампан, не то разбудишь остальных, а они тоже намаялись за день и лишь сейчас получили передышку. Усталому ночь всегда коротка. Это только для него, лишенного сна, время тянется страшно медленно.

Привалившись спиной к мачте, Руднев вытянул ноги и сунул в рот сигарету. Огонек спички на мгновение ослепил его, и он часто заморгал, стараясь поскорее вновь привыкнуть к темноте. Кажется, за бортом плеснула большая рыба? Хорошо бы сделать острогу и попробовать бить при свете факела. Ведь есть же такой способ рыбалки: приманивают рыбу светом, а потом пускают в ход острогу.

Ага, снова плеснуло, уже ближе. Саша насторожился и примял окурок, боясь, что в случае опасности его может выдать огонек сигареты. Сердце тревожно ворохнулось в груди, а слух, казалось, обострился до предела. Теперь он способен отфильтровать все привычные ночные звуки — шелест листвы под ветром, зудение москитов, рокочущее похрапывание Лобанова, шлепки волн о борт — и среди этой разноголосицы выделить то, что тревожит своей непривычностью.

Может быть, разбудить Юрия? Руднев подтянул ноги, вынул револьвер и положил палец на курок. Разбудить?.. Но если — зря, то наверняка станешь посмешищем. Кто вздумает подбираться к их сампану в ночной темноте, да еще в пустынном месте? Шанхай в трех днях пути, деревни поблизости нет, берег безлюдный — Вок умеет выбирать место ночлега. И потом, если уж на то пошло, вероятнее нападение с суши, чем с реки: не водятся же здесь китайские разновидности водяных и русалок, имеющих поганую привычку пугать лодочников до икоты?

Встав на четвереньки, Руднев подобрался поближе к борту и настороженно прислушался. Но слух не уловил ничего подозрительного, а разглядеть, что делается в черной ночной воде, мешал свет кормового фонаря. И зачем только Вок его зажигает? Отгоняет злых духов илиподает кому-то сигнал, чтобы знали: сампан стоит здесь! Но кому?

В первый же вечер старик объяснил, что он делает это для того, чтобы на них не наткнулись в темноте другие лодки — тогда пойдешь ко дну. Пришлось удовлетвориться этим вполне правдоподобным объяснением. Лобанов и Руднев ранее никогда не плавали по китайским рекам, но сейчас убедились, что кормовые огни есть у всех лодок, а некоторые были еще и украшены гирляндами ярких разноцветных фонариков.

Почувствовав какое-то движение слева, Руднев быстро обернулся и похолодел: за борт сампана уцепилась появившаяся из темноты мокрая рука. Побелевшие пальцы буквально впились в дерево обшивки, раздался слабый вздох.

Что делать: закричать, позвать на помощь или безжалостно врезать по пальцам рукоятью револьвера? А если это несчастный пловец, чудом обретший шанс на спасение после отчаянной борьбы со смертью?

Пока Руднев раздумывал, появилась вторая рука, и над бортом показалось распухшее, страшное, обезображенное кровоподтеками лицо с лихорадочно горевшими глазами. Тяжело подтянувшись, полуголый человек, с которого струями стекала вода, перевалился через борт и рухнул на палубу.

— Ни с места! Стреляю! — направив на него револьвер, закричал Саша.

Пловец вздрогнул и попытался отползти к корме, но силы оставили его, и он ткнулся головой в настил.

— Что такое? — раздался сзади сонный голое Лобанова, и тут же щелкнул курок его револьвера.

— Сюда! — не оборачиваясь, позвал Руднев и приказал неизвестному: — Сядь лицом ко мне под фонарем! Быстро! Стреляю без предупреждения!

По палубе зашлепали босые ступни, и появился капитан. Незваный гость дополз до кормы и сел под фонарем — как ему было приказано. Юрий изумленно присвистнул.

— Кто это?

— Это… Да это же Фын! — вглядевшись в лицо пловца, мрачно сообщил Руднев и крикнул проснувшимся женщинам: — Оставайтесь внизу!

— Фын? — удивился Лобанов. — Ты один?

— Один. — Бандит невесело усмехнулся и опустил голову. — Я пришел как друг.

— Тот самый, значит? — с любопытством разглядывая китайца, спросил Юрий и, услышав подтверждение Саши, рявкнул: — Камень на шею — и за борт!

— Погодите! — Фын протянул к ним руки. — Вы можете прикончить меня сегодня, прямо сейчас, но завтра или послезавтра вас отправят за мной следом!

— Не пугай, — презрительно сплюнул Лобанов. — Нечего нам арапа заправлять! Где Вок? Саша, возьми у старика веревку покрепче, нечего валандаться.

— Да выслушайте же меня! — в сердцах ударив кулаками по палубе, заорал Фын. — Выше по реке вас ждет Жао со своими головорезами!

— Жао? — насторожился Руднев и придержал Лобанова, уже вязавшего петлю на конце крепкой веревки. — Где ты его видел?

— Видел! — горько усмехнулся Фын. — Я бежал от него вчера ночью, чтобы предупредить вас о засаде. Жао известны все ваши планы.

— Откуда?

— От меня, — не стал скрывать бандит. — Отдайте мне часть золота, и я все расскажу. Иначе до клада не доберетесь. Одноглазый бок-гуй решил утопить меня? Хорошо, пусть так. Но тогда вам не уйти от Быстрорукого. Он схватит вас и пытками замучит до смерти или загонит как дичь! Что ваши револьверы против его пулеметов?

— Опять наш старый друг? — Лобанов присел на край борта и дал Фыну сигарету. — Прикури от фонаря и расскажи, как тебе удалось удрать. Давай, не стесняйся, тут все свои. Выкладывай.

— Да, — поддержал его Руднев, держа бандита на мушке. — Говори! Рассказывай все по порядку с того момента, когда нас взяли в ущелье.