Пятница, или Тихоокеанский лимб - Турнье Мишель - Страница 51

По отношению к извращению в основе своей нелепы представления поспешной феноменологии извращенных поступков и требования права связать извращение с некоторыми оскорблениями, нанесенными другому. С точки зрения поведения, все нас склоняет к тому, что извращение — ничто без присутствия другого (вуайеризм, эксгибиционизм и т.п.). Но с точки зрения структуры нужно сказать обратное: именно потому, что отсутствует структура Другого, замененная совершенно другой структурой, и не могут более реальные «другие» играть роль термов, осуществляющих первую, исчезнувшую структуру, а лишь роль во второй структуре тел-жертв (в очень частном смысле, приписываемом извращенцами телам) или роль двойников-сообщников, стихий-сообщников (и снова в очень частном извращенческом смысле). Мир извращенцев есть мир без другого, стало быть, мир без возможного. Другой — это тот, кто овозможивает. Извращенный мир — это мир, где категория необходимого полностью заместила категорию возможного: странный спинозизм, в котором не хватает кислорода — на пользу более элементарной энергии стихий и разреженному воздуху (Небо-Необходимость). Любое извращение есть другогоубийство, другоубийство,т.е. убийство возможных. Но другоубийство не совершается извращенными поступками, оно предполагается извращенной структурой. Что не мешает тому, что извращенец извращен не конституционно, а исходя из авантюры, наверняка прошедшей сквозь невроз и коснувшейся психоза. Вот что внушает Турнье в своем необыкновенном романе: Робинзона нужно представлять себе извращенным; единственная робинзонада — само извращение