Неправильная женщина (СИ) - Стриковская Анна Артуровна - Страница 79

В пакетах из местного кафе лежали круассаны, куски свежего багета, какие-то кондитерские финтифлюшки, паштет из говядины и целая жареная утка, чем-то фаршированная. Я спрятала паштет в холодильник, а утку засунула в микроволновку. В корзине yнашлись овощи и зелень. Она немного подвяла, но после реанимации в тазу с холодной водой стала хоть куда.

Анри открыл бутылку бордо, и мы пообедали уткой со свежими овощами. Вкусно было до ужаса! Мы вдвоем уговорили уточку так, что остались только косточки.

Потом дружно помыли посуду: я мыла, Анри вытирал и ставил на полку. Просто идиллия. А потом я предложила поискать пылесос и привести в порядок гостиную, особенно диван и ковер перед камином. Мы же захотим вечером зажечь огонь и любоваться на него, сидя рядышком?

Моя инициатива была поддержана целиком и полностью. Пылесос нашелся в шкафчике у двери. Анри стал орудовать им, а я вытерла повсюду пыль и перемыла безделушки, которыми были украшены шкафчики и каминная полка.

— Мы едем в Кемпер! — заявил мой возлюбленный, закончив пылесосить.

— Ну, какой Кемпер, уже шесть часов. Это же не Париж, все магазины закроются, пока мы доедем.

Пеллернен посмотрел на меня с интересом.

— Ты затеяла всю эту уборку и готовку, чтобы не ездить со мной в магазин. Интересно, почему?

Я не стала отпираться. Если человек раскусил мой маневр, нечего продолжать валять дурака.

— Я просто не хотела никуда отсюда уезжать. Разве мы не обойдемся без этого дурацкого купальника?

— Ты против того, чтобы я тебе что-то покупал?

Я опешила.

— Нет, с чего ты взял? Я ничего не имею против…

— У тебя нет идиотских идей относительно того, что, проявляя заботу, я покушаюсь на твой суверенитет?

— Наоборот, мне приятно, что ты обо мне заботишься.

— Правда? Значит, завтра ты съездишь со мной, и я куплю тебе купальник и еще одно полотенце. И что-нибудь красивое на память.

— Уговорил. А сейчас мы никуда не поедем, потому что я собираюсь тебя соблазнять, а делать это посреди провинциального городка при всем честном народе…

— Никуда не годится! Но ты посмотри на себя: просто замарашка! В таком виде ты собиралась меня соблазнять?

Я расхохоталась.

— Сам хорош! Где тут ванна? Тебя, прежде чем пользоваться, надо хорошенько выстирать.

Ванна нашлась тут же, рядом с кухней. Какое-то время пришлось потратить, чтобы сообразить, как запустить водонагревательную колонку, которая работала на мазуте, как все здесь. Потом Анри осенила гениальная идея: если уж надо принимать ванну, сначала стоит пойти опять к морю и окунуться. Все равно пляж пустой, купаться можно голышом, а потом завернуться в полотенца. Так мы и сделали.

Когда мы отплыли подальше, начался отлив, и нас чуть не утянуло в открытое море. С трудом выбравшись на сушу, мы посмотрели на часы, которые Анри предусмотрительно оставил в шлепанце. Так опытным путем была установлена периодичность приливов и отливов, что очень помогло планировать деятельность в следующие дни. Купаться мы ходили во время прилива, а во время отлива собирали мидий, которых, как выяснилось, оба могли поглощать в неограниченных количествах.

Вернувшись, мы вместе залезли в ванну. Долго друг друга мылили, терли, обливали. Когда выбрались, облачились в махровые халаты, извлеченные из бездонного пеллерненского чемодана. Он и об этом позаботился. Уже в халатах устроились у камина. Анри разжег огонь, я принесла бокалы и вино, оставшееся после обеда, которое мы закусывали паштетом. Я намазывала им кусочки круассана, а мой возлюбленный открывал рот пошире.

Потом вино закончилось, и мы просто мирно лежали на ковре, глядя на огонь. Время от времени целовались, гладили друг друга, прижимались, но и только. Нельзя сказать, что ничего не хотелось, но желания еще не достигли накала, и мы могли просто разговаривать.

Тему выбрали самую несексуальную: Пеллернен рассказывал, как они с Жаном Мишелем основали фирму, и как Жан Мишель женился на его сестре, а потом с ней разошелся.

— Они не подходили друг другу. Я говорил это с самого начала. Жан Мишель для Франсуазы слишком тонкий и аристократичный. Ум его такого сорта, какой такие женщины не ценят. Он не подавляет. Ей все время хотелось, чтобы он оказался геем. Тогда бы у нее было хорошее объяснение краху их отношений. Но он до смешного гетеросексуален. Как и я, впрочем.

— Я хотела тебя спросить…

— В чем же дело? Спрашивай.

— Ты говоришь, что жил с женой не более трех месяцев в году. Да и то не подряд…

Я заговорила и тут же пожалела. Черт меня дернул за язык. Но теперь не знаю, что лучше, говорить или заткнуться: Пеллернен смотрит на меня чересчур внимательно.

— Договаривай…

— В общем, я не могу себе этого представить. Как ты, с твоим темпераментом, мог хранить ей верность так долго?

— Это зависит от того, что понимать под верностью. В прямом физическом смысле я ей изменял, у меня были другие женщины. Подруги на одну ночь. С такой знакомишься в кафе, идешь в гостиницу, и через два часа расстаешься навсегда. Она это знала и в каком-то смысле поощряла. Но мне они были не нужны. В душе я всегда был только с ней. Если бы она была рядом, мне бы и в голову ничего подобного не пришло. Тебя это шокирует?

— Знаешь, пожалуй, нет.

— Почему?

— Это, по крайней мере, честная позиция. В ней нет вранья и лицемерия.

— А если бы…

— Что?

Он замялся.

— Нет, теперь уж ты договаривай.

— Ты бы смирилась с таким положением вещей?

— Я? Нет. Если бы любила, мне было бы слишком больно отдавать предназначенные мне ласки чужим теткам. Наверное, я бы вообще не смогла так жить — врозь. С любимым хочется быть вместе, не расставаться. Есть такие русские стихи. А, все равно, перевести я их не смогу, а пересказывать стихи…

— Я понял. Иди ко мне, моя девочка. Или нет, огонь все равно догорает… Пойдем-ка наверх, в спальню.

И мы пошли в спальню. Там пришлось сначала застелить кровать. Одеяла и подушки нашлись в шкафу на полке, а белье Анри достал из своего бездонного чемодана. Абсолютно новое, в магазинной упаковке.

— Откуда ты это взял? Мы же не заезжали в магазины? Неужели все время так с собой и таскаешь на всякий случай?

Пеллернен прыснул:

— Я просто попросил Бертло, он и дал. Даже два комплекта, так что сможем поменять, если запачкаем.

— Запасливый ты мой! — это я не сказала, а только подумала. Для такой фразы моего французского было явно недостаточно. Вместо слов, подкралась к нему сзади и уронила прямо на свежезастеленную постель. Оседлала и даже укусила слегка.

Это вызвало такую бурю восторга, что в себя удалось прийти не скоро.

Когда я все же смогла собраться с мыслями, то увидела себя рядом со своим мужчиной. Он обнимал меня и прижимал к себе. Все правильно, так и должно быть. Я пристроила щеку ему на грудь, точнее, на стиральную доску его грудной клетки. Но мне не было жестко или неудобно, потому что это были самая родная на свете грудная клетка, самые обожаемые кости. Мы лежали так с полчаса, пока сердца не стали биться тише, и дыхание не успокоилось. Тогда Анри осторожно сложил мою голову на подушку и приподнялся на локте:

— Знаешь, мне так есть захотелось. Я пойду перекушу. Тебе что-нибудь принести?

— Не надо, я с тобой. Думаешь, ты один тут такой голодный?

Мы пошли. В самом низу лестницы чуть не упали, потому что отчаянно пытались держаться друг за друга. В результате врезались в вешалку и на нас попадали старые плащи. Мы чуть со смеху не умерли.

В кухне, пока я открывала банки с соком и бутылки с минералкой, Анри накладывал на остатки багета все, что под руку попадалось. Соорудил богатырский бутерброд, открыл рот пошире и остановился, потому что заметил, как я на него смотрю.

— В чем дело? Ты что, никогда не видела бутербродов?

— Видела. Мне просто интересно, насколько широко ты сможешь разинуть рот.

Пеллернен бросил бутерброд на стол:

— Хулиганка! Так я совсем голодным останусь! — и стал гоняться за мной по всей кухне. Поймал, сгреб за шиворот и стал целовать. Потом спросил: