Военная контрразведка от «Смерша» до контртеррористических операций - Ефимов Николай Николаевич - Страница 12

Находясь в Сиверской, я допрашивал свидетеля о преступной деятельности одного немецкого пособника. Между делом спросил, как себя вели другие жители по отношению к немцам. Неожиданно допрашиваемый сказал, что Пинкин никуда не уехал и продолжает жить в своем доме, который в числе немногих остался не тронутым немцами при отступлении. Внезапно возникшая ситуация обязывала меня принимать важное решение самостоятельно. Если немецкий резидент дома, то я обязан задержать его и доставить в отдел. Но как? Для этого я продумал легенду: мол, являюсь начальником обозно-вещевого снабжения одной из летных частей и ищу портного, чтобы обшивать наших летчиков, обносившихся в блокадном Ленинграде. Так и сказал Пинкину, придя к нему домой. Он охотно согласился. Особенно понравилось мое предложение его жене, которая стала страстно уговаривать мужа принять это предложение.

В разговоре выяснилось, что Пинкин уже взят военкоматом на учет. Понимая, что надо скорректировать свои действия, я уточнил, где размещается военкомат, и договорился с Пинкиным, что завтра мы там и встретимся. Ну а сам, разыскав представителя военкомата, сообщил ему о своих планах задержания Пинкина.

Ночевал я у оперуполномоченного особого отдела, обслуживавшего Сиверский аэродром. Заснуть не мог, еще и еще раз обдумывал предстоящие действия — правильно ли я поступаю, а вдруг он уже заподозрил неладное и скроется…

Спозаранку поспешил к представителю райвоенкомата, который стал заполнять ведомость о передаче Пинкина в мое распоряжение. В это время я в окно заметил, как во двор РВК въезжает на санях-розвальнях Пинкин с женой. «Неплохо же ты, предатель, поработал на немцев, — подумал я, — если они не только твой дом не тронули, но и лошадкой снабдили.»

Процедура передачи и приема «призывника» была недолгой. Пинкин распрощался с женой, и мы пешком отправились к большаку, ведущему из Гатчины в Лугу. Настроение мое было на уровне: мол, без особых затруднений прихватил резидента противника и везу его туда, где тому и положено быть. Однако через несколько минут произошло неожиданное. По моему сигналу остановился ЗИС-5, доверху загруженный ящиками. Я подсадил своего «подопечного», а сам попросил водителя остановиться у поворота на Толмачево. Но сесть в кузов не успел, едва стал ногой на заднее колесо, как шофер дал газ.

Падая, я сильно ушибся. Поднявшись, что-то прокричал вслед удаляющемуся грузовику, но меня никто не услышал. Получалось, что мой резидент укатил на автомобиле. Впоследствии я выяснил, почему же Пинкин не попытался остановить машину. Оказалось, что он сел спиной к борту, через который я пытался взобраться в машину, и не заметил, что я упал. Он был уверен, что я в кабине вместе с водителем, и был страшно удивлен, когда машина остановилась у поворота на Толмачево, а меня в ней не оказалось.

На попутке я пустился вдогонку и увидел «беглеца» у поворота на Толмачева. Он стоял в растерянности.

В Толмачеве резидента поместили в камеру предварительного заключения, а на другой день я под конвоем препроводил его в Гатчину, где приступил к допросам. Задержанный был обескуражен и больше всего удивлен тем, как его задержали. На первом же допросе и на последующей очной ставки со Спириным Пинкин дал показания о своей принадлежности к фашистским разведорганам и полученном от них задании по сбору шпионских сведений. Рассказал и о четырех агентах, состоящих у него на связи. Завершал следствие уже не я — дело передали в следственную группу особого отдела фронта.

За задержание и разоблачение фашистского резидента меня наградили орденом Красной Звезды.

Майор в отставке Федор ГАСИЛОВ

Как «23» агентов погубило

Начиная с 1943 года абвер стал активно перебрасывать свою агентуру через линию фронта на самолетах. Помню, на 3-м Украинском фронте, в состав которого входила наша 5-я армия, на территории Молдавии, в районе Тирасполя, мы получили сигнал от одного пастуха, что в прифронтовой полосе в районе Фрунзенское он слышал в ночное время гул самолета и наблюдал, как приземлялись несколько парашютистов.

Сигнал был серьезным. Войска готовились к Ясско-Кишиневской операции, и заброска группы немецких парашютистов вызвала у командования тревогу. Мне было поручено по линии отдела контрразведки «Смерш» армии возглавить работу по поиску и задержанию парашютистов. Но возник вопрос: а вдруг пастух говорит неправду? В таком случае мы зря тратим время и силы. Но если он говорит правду, а мы не отреагируем, то упустим немецких шпионов. Говорили с пастухом и раз, и два — он клялся, что говорит правду. Только после этого выехали к месту предполагаемой высадки, чтобы искать парашюты. Из опыта знали, что парашюты обычно закапывают на склоне оврагов, прячут в кустах. Стали тщательно осматривать местность. Особое внимание обращали на овраги, земляные бугорки, взрыхленную почву. Вскоре на одном из склонов оврага нам действительно удалось найти закопанными пять парашютов. Теперь убедились: высадка действительно состоялась.

Но как искать десант? Нет никаких примет. Пошли по единственно возможному пути: создали четыре оперативные поисковые подгруппы во главе с оперативным работником «Смерша». Подгруппы были направлены в северном, южном, западном и восточном направлениях от места высадки. Задача была единственной: опрашивать местных жителей, не видели ли они посторонних, которые своим поведением вызвали бы подозрение. Такой способ действий вскоре оправдал себя.

Через день-два одной из подгрупп удалось получить данные от косаря о подозрительном поведении двух человек в красноармейской форме. На вопрос косаря, откуда они идут, те ответили, что из Глинного, и указали направление, хотя Глинное было в другой стороне. Красноармейцы угостили косаря сигаретой, что в условиях военного времени было роскошью. По показаниям косаря, на солдатском вещмешке одного из красноармейцев было написано чернильным карандашом число «23». Эту цифру на вещевом мешке и взяли за основу в дальнейших поисках.

На фронтах был такой порядок: каждый красноармеец, получая вещмешок, надписывал на нем либо свою фамилию, либо ставил какую-либо цифру. Это помогало не перепутать свой вещмешок с каким-то другим.

Особое внимание на поиск красноармейца с таким вещмешком обратили в 194-м армейском запасном полку. Такие полки были при каждой армии. Туда поступали солдаты по мобилизации, из госпиталей после ранения и т. д. Их некоторое время обучали военному делу, а потом маршевыми ротами отправляли в действующие полки и дивизии.

Так вот, в 194-м запасном полку 54-й армии всерьез занялись поиском красноармейца с вещевым мешком, помеченным «23». И вскоре обнаружили такой мешок. При проверке красноармейской книжки его хозяина было установлено, что скрепки сделаны из нержавеющей стали. Это сразу усилило подозрения.

Солдат заявил на допросе, что находился в военном госпитале в Тамбове, где лечился после осколочного ранения в ногу. Следы от ранения действительно были. Поинтересовались, что собой представляет здание госпиталя в Тамбове, на каком этаже он лежал. Предложили назвать номер палаты, имена медсестер и тому подобное. На все вопросы подозреваемый дал ответы. Срочно по ВЧ запросили сведения из Тамбова. Как и ожидалось, все, рассказанное «красноармейцем», было вымыслом. Но в том, что он является агентом гитлеровской разведки, задержанный признался только после очной ставки с косарем.

В течение нескольких дней были задержаны и разоблачены остальные агенты. Один из них, «капитан», уже успел получить в отделе кадров армии направление в штаб 32-го стрелкового корпуса для прохождения там службы. Его задержали на пути туда. У двух других было задание взорвать железнодорожный мост в районе Балты. У моста их и задержали, изъяв магнитные мины, радиопередатчики, большое количество денег.

Генерал-майор в отставке Леонид ИВАНОВ

«Жесткая» посадка

Когда гитлеровцы спешно покидали временно оккупированную ими территорию Калмыцкой АССР, вместе с ними ушел и зондерфюрер Вербу (кличка — доктор Долль), руководитель одного из специальных отрядов немецкой разведки. А вот главарь другой из подчиненных ему банд Огдонов остался. Об этом узнали оперработники, перехватившие его донесение в абвер. Огдонов просил помочь ему с людьми, оружием и листовками.