В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович - Страница 49

Через несколько минут (Черняховск находится недалеко от Житомира) в областном управлении КГБ я заслушал генерала Жана Коваленко по этому вопросу. Начальник управления доложил, что на призывы к проведению митинга, тем более в выходной день, может откликнуться значительное число жителей города, однако сведений о нежелательных акциях не имеется. Обсудив надлежащие действия с нашей стороны, вместе с Коваленко встретились в обкоме партии с Кавуном. Сейчас уже никто не помнит, что в хрущевские времена Кавун был очень авторитетен, возглавлял союзный совет председателей колхозов. Выслушав речь о напряженной политической обстановке, планируемом применении сил, вплоть до конной милиции и водометов против «незаконного и несанкционированного» митинга, я задал секретарю обкома вопрос:

— Вы действительно намечаете осуществить в ходе избирательной кампании высказанные меры против жителей областного центра?

— Но на этот митинг не было предварительной заявки и разрешения местных властей, чего требует недавно принятый закон, — прозвучал главный аргумент руководителя обкома.

Мною было подчеркнуто, что в конкретном случае Кавун допускает ошибочную ссылку на закон о запрещении несанкционированных митингов. В ходе избирательной кампании действует законодательство о выборах; зарегистрированный кандидат в депутаты наделяется значительными полномочиями, в том числе и правом организовать и выступить на митинге, отвечать за их последствия. Час назад на площади возле универмага вокруг меня собрались сотни жителей, и я выступал, словно на стихийном митинге. Пришлось объявить Кавуну, что в пресечении намечаемого митинга сотрудники КГБ участвовать не будут; но если произойдут и не будут предотвращены антиобщественные проявления, даже хулиганского характера, то начальник УКГБ Коваленко понесет персональную ответственность.

Около 9 часов вечера я вернулся из Житомира и позвонил Щербицкому, который оставался еще на работе. Он снова повторил о необходимости требовать от всех соблюдения законов, не допустить организации несанкционированного митинга в областном центре. Я осмелился ответить, что обком партии без веских оснований нагнетает обстановку, при этом не совсем правильно трактуются законодательные нормы. Щербицкий внимательно выслушал мои доводы, попросил зачитать ему содержание соответствующих статей союзного закона о выборах. Он жестко отозвался о работниках ЦК, которые, как он выразился, «целый день тыкали мне в нос закон о запрещении несанкционированных собраний», и прекратил телефонный разговор. Я так и не понял, правильно ли поступил, когда затеял дискуссию с членом Политбюро ЦК КПСС. Мои раздумья прервал телефонный звонок второго секретаря ЦК Ивашко с вопросом: «Что ты там наговорил В. В.?» Не успели мы обсудить ситуацию, как снова раздался зуммер прямой связи с Щербицким:

— Позвоните в Житомир Кавуну и передайте, чтобы он «не порол дурочку», — так лаконично он сформулировал свое указание.

Впервые без административного вмешательства и мобилизации трудовых коллективов в Житомире собралось несколько тысяч граждан, проявилась высокая общественная инициатива населения города. Все прошло без каких-либо эксцессов. Ярошинская, добившаяся на выборах в народные депутаты СССР победы с большим преимуществом (по-моему, свыше 80 %), и на этот раз оказалась верна собственным убеждениям: она резко выступила на митинге, правда, не против советской власти и коммунизма, а с осуждением «кавунизма».

Но на этом внимание обкома партии к оппозиционному кандидату в депутаты не ослабло. Кавун потребовал опубликовать в печати материалы о дяде Ярошинской как о немецком пособнике в годы Великой Отечественной войны. Следственное дело хранилось в архиве УКГБ Житомирской области. Мне позвонил Коваленко с вопросом, что ему делать, как быть? Кавун требует уголовное дело для публикации статьи в областной прессе. Из дела было видно, что фашисты после занятия

Житомира мобилизовали 15-17-летних юношей для заготовки леса. Построили их в шеренгу, вывели из нее каждого десятого и под угрозой расстрела назначили в службу самоохраны, выдав оружие. Присяги немцам не давали, немецкой формы и знаков различия не имели. К несчастью, юноша, будущий дядя Ярошинской, оказался в строю десятым… После войны, в 1948 году (она к этому времени еще не родилась), он был арестован за пособничество немецко-фашистским захватчикам, а после смерти Сталина был освобожден из лагерей со снятием судимости.

Мною было дано указание ни при каких обстоятельствах не выдавать архивные материалы. Обеспокоенный генерал бросил: «А как же мне в дальнейшем ходить в обком, если я откажусь выполнять указание первого секретаря?» В конечном итоге уголовное дело из архива запросил прокурор области, статья в областной газете была опубликована. О давлении местных властей в ходе избирательной кампании в отношении народного депутата СССР Ярошинской была опубликована разгромная статья в «Литературной газете», в ней же появилась ссылка на то, что КГБ принял участие, в частности, в обнародовании архивных сведений о судимости родственника. Об этой газетной публикации Горбачеву доложил Яковлев, «прораб перестройки». Для проверки нарушений законности в ходе выборов в Житомире прибыла грозная комиссия из Москвы, в ее состав входили работники ЦК и инспекторского управления КГБ СССР. Члены этой комиссии беседовали и со мной; позицию КГБ республики они полностью поддержали.

Уже после выборов я познакомился с Ярошинской. Она поделилась со мной тем, что ее мужу, офицеру в системе МВД, без всяких причин и объяснений более года не присваивают очередное воинское звание, хотя в своем подразделении он был секретарем первичной партийной организации.

После развала СССР Ярошинская не вернулась на Украину, работала в аппарате Президента России — являлась членом Президентского совета. В опубликованных остросюжетных романах «Кремлевский поцелуй. Криминальный транзит», «Кремлевский поцелуй. Полковник знает все», «Босиком по битому стеклу» Ярошинская раскрывает закулисную «президентскую кухню», пикантные подробности частной жизни «небожителей» Кремля, драматическое противостояние «власть — народ». В последние годы проявила себя как общественный деятель. Она увлеклась философией ядерной безопасности (стала кандидатом философских наук, редактором-составителем фундаментальной «Ядерной энциклопедии»).

Когда началась избирательная кампания в народные депутаты СССР, ко мне обратились руководители Ружинского района, где я два года назад был депутатом Верховного совета республики, и сообщили, что несколько трудовых коллективов выходят с предложением выдвинуть мою кандидатуру. Любовь к этому краю Житомирщины пересилила. Я дал согласие баллотироваться по Коростышевскому территориальному округу, куда входили семь сельских районов: Коростышевский, Ружинский, Попельнянский, Андрушевский, Малинский, Черняховский и Радомышльский. Когда надо было принимать окончательное решение, я обратился к Щербицкому. Состоялся откровенный, как мне показалось, теплый разговор. Он сказал, что настало время занять мне место кандидата в члены Политбюро ЦК КПУ, которое традиционно, со времен Балицкого, закреплялось за должностью руководителя КГБ республики. Партийная номенклатура, правительственные чиновники в те годы были расписаны, какого уровня депутатства или членства в ЦК достойна занимаемая должность (не всегда — личность).

Я спросил мнение Щербицкого, как он отнесется к тому, если я сосредоточусь на депутатской работе без вхождения в состав Политбюро ЦК КПУ На его заседаниях я постоянно присутствую, готов выполнить любое партийное поручение. «А как к этому отнесется твое начальство в Москве?» — поинтересовался Щербицкий. Я ответил, что, по-моему, их этот вопрос не волнует. С одобрения Щербицкого я включился в избирательную кампанию по выборам народных депутатов СССР.

Сегодня я мог бы сказать, что предвидел скорое устранение партийного влияния Политбюро ЦК КПУ на органы КГБ, что законодательная власть мне будет ближе по решаемым задачам. Конечно же нет, я не руководствовался такими соображениями, оставаясь коммунистом. Скорее всего, я боялся, что не смогу ответственно выполнять многочисленные обязанности на два фронта: народного депутата и кандидата в члены Политбюро — не потяну плуг (здесь я вспомнил часто употребляемое Щербицким выражение: «Каждый должен тянуть свой плуг»).