В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович - Страница 23

В моей памяти на всю жизнь сохранилось несколько поучительных эпизодов, когда мне приходилось докладывать лично Чебрикову о служебных проблемах. Вот один из них.

Дежурная служба КГБ СССР, которой я руководил, глубокой ночью сообщила мне о телефонном звонке неизвестного лица с угрозами убийства Константина Устиновича Черненко, который только на днях был избран генеральным секретарем ЦК КПСС. Я выехал на работу; удалось быстро установить домашний адрес звонившего лица, по которому была направлена оперативная группа. Каково же было удивление наших сотрудников, когда в квартире «террориста» на видном месте они увидели боевую винтовку военного образца. Злоумышленником оказался сторож вневедомственной охраны МВД. Оружие ему разрешалось иметь только во время несения службы, но в нарушение инструкции прихватил винтовку домой. Он был задержан и доставлен в КГБ. К утру его действия и объяснения были задокументированы, а «герой» раскаялся в провокационном телефонном звонке. С чувством исполненного долга я докладывал о ночном происшествии начальнику секретариата А. Бабушкину, а он — председателю. Чебриков вызвал меня к себе и с раздражением спросил, почему я не позвонил ему и не доложил о серьезном происшествии.

— Виктор Михайлович, если начальник Дежурной службы, следуя инструкции, будет ночами докладывать о подобных делах, то мы будем Вас часто тревожить.

— А что, у вас часто выявляются угрозы в адрес генерального секретаря ЦК с явными признаками террора и наличием боевого оружия у задержанного лица?

Председатель КГБ воспитывал меня и подробно разъяснял общественную опасность террористических проявлений. Я не чувствовал себя новичком в борьбе с терроризмом; моя фотография еще в звании подполковника размещалась в центральном музее КГБ СССР вместе с фотографиями других офицеров, принимавших участие в расследовании самых громких по тому времени дел с признаками террора: взрывов в московском метро, организованных армянскими националистами, убийства председателя Совета министров Киргизии.

Откровенно говоря, я не понимал, почему Чебриков придал заурядному ночному происшествию такое серьезное значение. Оказалось, что все зависело от объекта посягательства, ведь упоминалась фамилия генерального секретаря ЦК КПСС. В последующие годы я на личном опыте убедился, насколько он был требователен в выполнении возложенных на КГБ функций по обеспечению безопасности высших должностных лиц государства, в частности Горбачева.

По занимаемой в секретариате должности я имел также прямое отношение к организации работы коллегии КГБ СССР. На группу из трех-четырех сотрудников секретариата возлагалась обязанность подготовки материалов для проведения заседаний коллегии, а также окончательная редакция всех принимаемых ею решений. В мою бытность в группу коллегии КГБ СССР входили кандидаты юридических наук Полянский и Жорин (впоследствии работал в КГБ УССР), которые были исключительно подготовленными в чекистском плане, являлись носителями передовых оперативных и правовых идей. Выделялся своей эрудицией, трудолюбием, упорством капитан Виктор Комогоров, молодой, ершистый, бескомпромиссный военный контрразведчик, в последующем генерал-полковник, заместитель директора ФСБ России.

Группа коллегии превратилась в важное аналитическое подразделение, которое подготавливало предложения по разработке программных и стратегических установок для многих направлений деятельности системы КГБ. За шесть лет руководства Чебрикова решения коллегии КГБ СССР были приняты практически по большинству основных направлений работы разведки, контрразведки, кадровой политики. Чебриков неоднократно подчеркивал, что КГБ СССР для успешного функционирования необходим закон об органах государственной безопасности как правовая основа всей деятельности, направленной на защиту государства. Он признавал, что многие нормативные акты устарели, перестали отвечать происходящим демократическим преобразованиям в обществе. Мы продолжали исполнять некоторые законы (например, об ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду), которые отменили на Съезде народных депутатов как недемократические и негуманные. В этом смысле органы КГБ как исполнители подобных законов не могли претендовать на всеобщую любовь. Строить оперативно-розыскную, оперативно-техническую и иную деятельность по защите государственности, обеспечению безопасности страны, общества и гражданина, не имея фундаментального закона, а основываясь и руководствуясь только установками ЦК и принципами единоначалия, очень сложно. Единственным критерием могло оставаться только одно условие: руководство органами государственной безопасности должно находиться в честных, порядочных и законопослушных руках. Не вина КГБ, что инициатива Чебрикова об отмене старого Положения о КГБ СССР от 1959 года и принятии разработанного нового провалилась при попустительстве Горбачева, затерялась в недрах ЦК КПСС. Верховный совет СССР тоже оказался неспособным создать законодательную базу для эффективного обеспечения безопасности страны и ее защиты от враждебных и антисоциалистических акций.

1 декабря 1987 года Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О мерах по расширению гласности в деятельности органов КГБ СССР». Снова инициатива исходила от Чебрикова. В обстановке демократических перемен органы государственной безопасности стали реализовывать в своей работе общественно-значимые принципы гласности, столь необходимые для раскрытия перед обществом идей перестройки.

Чебриков курировал работу пограничных войск СССР, делал это с особой любовью, посетил многие заставы на границах Советского Союза практически со всеми сопредельными странами. Перед пограничниками были поставлены важные задачи: поднять значимость низовых ведущих звеньев (пограничная застава, корабль), их обустроенность, вооруженность, боеготовность; повысить организаторский и командный уровень руководящих ступеней (пограничный отряд, округ).

Мне хотелось бы привести еще два эпизода, связанные с боевой жизнью советских пограничников и так или иначе с решениями Чебрикова.

Отмечалась разрядка международной напряженности, но американские спецслужбы продолжали осуществлять разведывательные акции по сбору данных о Черноморском флоте, военно-морских базах, авиационных соединениях в Крыму. Военные корабли США часто нарушали черноморские территориальные воды СССР. Они задействовали мощные средства радиотехнической разведки, хотя по международным правилам электронные приборы в таких случаях должны быть выключены.

Это было в начале 1988 года. Мне сообщили о случившемся инциденте у побережья Крыма: советский военный корабль протаранил американский ракетный крейсер, который незаконно углубился в советские территориальные воды. Я доложил об этом Щербицкому и в Москву. При расследовании конфликта стало известно, что американский крейсер «Йорктаун», игнорируя предупреждения наших пограничников, совершил грубое нарушение морской государственной границы СССР. В ответ на такую наглость наш корабль «Беззаветный» выполнил решительный маневр и намеренно врезался в борт американского крейсера, повредив на нем ракетную пусковую установку. Американцы, получив достойный ответ, сразу же легли на курс выхода из территориальных вод нашей страны. При недавней встрече с тогдашним командующим Военноморским флотом СССР адмиралом Чернавиным мы вспоминали, как действия советских моряков перепугали не только заморских гостей, но и Политбюро ЦК КПСС. Адмиралу посыпались звонки из ЦК, МИДа с вопросами, кто разрешил такие действия, к чему они приведут. Чернавин чувствовал, что его хотят сделать виновным, «обкладывают флажками со всех сторон», а остальные пытаются оказаться ни при чем, хотя возможное принятие подобных ответных мер против американских вторжений в наши воды обсуждалось на Совете обороны. В поисках выхода из сложнейшего положения Чернавин позвонил напрямую Чебрикову, напомнив ему об этом важном факте.

— Да, совещание помню. Я позвоню Горбачеву, а потом перезвоню Вам.

Томительнейшие минуты ожидания для адмирала. Наконец долгожданный звонок: