В спецслужбах трех государств - Голушко Николай Михайлович - Страница 124

Необходимое отступление

Генерал-полковник Инаури с 1954 по 1987 год руководил КГБ Грузинской ССР. В отставку он вышел в пожилом возрасте, авторитет у него был непререкаемый.

Я неоднократно бывал в служебных командировках в Тбилиси по разным поводам: розыск изготовителей взрывного устройства, подложенного у памятника в честь годовщины подписания Георгиевского трактата; события в Абхазии, когда началось массовое движение абхазского народа за выход из Грузии. Я присутствовал на совещании, когда Инаури потребовал от начальников отделов «бросить все силы и найти негодяя, заложившего бомбу под памятник русско-грузинской дружбы». Начальник 1-го отдела (разведка) Руслан Кварцхава спросил: ««Надо ли разведчикам подключаться к розыску, ведь у них свои дела», Инаури в сердцах ответил: «Если в Грузии не будет советской власти, зачем тогда твоя разведка нужна?» Через некоторое время умный, образованный и талантливый Кварцхава был переведен из разведки начальником 5-го отдела, занимавшегося внутренними проблемами республики,

Инаури был всегда высокого мнения о своих оперативных работниках, относился к ним по-отечески, ««Когда оперативной работой начнут командовать люди с генеральскими звездами, — любил он повторять, — толку не будет»,

Я работал в секретариате КГБ, когда Чебриков доверил мне выполнение деликатного поручения, Горбачеву поступило письмо за подписью нескольких видных советских военачальников, Маршалов Советского Союза, Они просили ЦК рассмотреть вопрос о присвоении Инаури звания Героя Советского Союза за боевые заслуги в годы Великой Отечественной войны, Чебриков поручил мне ознакомиться с личным делом Инаури и подготовить необходимые документы для представления к присвоению высокого звания, Но сделать предстояло так, чтобы до времени это не стало никому известно, даже самому Инаури, Я доложил Чебрикову, что в личном деле нет материалов о боевых подвигах Инаури в годы войны, и попросил разрешения встретиться с ним, Чебриков ответил, что не хотелось бы ставить его в известность преждевременно, будет ли подписан такой указ в мирное время — еще вопрос, Председатель, как всегда, был осторожен, Он согласился, что Инаури наверняка осведомлен о коллективном письме и разрешил мне командировку в Тбилиси,

При встрече с Алексеем Николаевичем я откровенно рассказал о цели моего приезда, У него сохранилось несколько публикаций фронтовых газет, в которых упоминалась фамилия: ««Воюйте, как конники Инаури», Эти и другие газетные материалы о его боевых подвигах я использовал в представлении на звание Героя Советского Союза, С первых дней войны его кавалерийский полк из-под Полтавы бросили в бой на территорию Львовской области, Полк был разбит, кавалеристы не устояли перед танками, ««Я к границе прискакал на лихом коне, а назад полз по Украине на животе», — рассказывал мне Инаури, который закончил войну командиром корпуса,

Я думаю, что более прославленного в годы войны чекиста среди руководства КГБ союзных республик не было. Велики его заслуги и перед родной Грузией. За мужество и отвагу в Великой Отечественной войне Президиум Верховного совета СССР 7 мая 1985 года генерал-полковнику А. Н. Инаури присвоил звание Героя Советского Союза.

Глава вторая

Госбезопасность в дни ГКЧП

При всех последовавших профессиональных ошибочных решениях справедливо признать, что Владимир Крючков был государственником, который задолго до создания ГКЧП бил в тревожный набат о грядущей тяжелой судьбе Советского Союза. В июне 1991 года он выступил на закрытом заседании Верховного совета СССР, где перед депутатами изложил серьезные предостережения о проходящих разрушительных процессах в стране. Оценки обстановки были конкретными и тревожными в отличие от успокаивающих и расплывчатых заявлений главных прорабов перестройки. Председатель КГБ СССР информировал народных депутатов СССР о том, что «наше Отечество находится на грани катастрофы… Общество охвачено острым кризисом, угрожающим жизненно важным интересам народа, неотъемлемым правам всех граждан СССР, самим основам советского государства». Крючков характеризовал проводившиеся в СССР реформы «как заговор ЦРУ против нашей страны: если не будут предприняты чрезвычайные меры, наша страна прекратит свое существование». Запад использует наши внутренние трудности для достижения своих стратегических целей. Он добавлял, что «в мире нет ни одного государства, в котором демократия и гласность действовали бы в отрыве от правопорядка. В нашей стране здесь обозначился серьезный разрыв. И с каждым днем он обходится все дороже».

Стремясь привлечь внимание депутатов, Крючков заверял, что органы госбезопасности располагают самой достоверной информацией о реальной кризисной обстановке в стране. Многого стоили его упреки руководству и депутатам страны о том, что кто из них не верит в объективность излагаемых им данных, тот уподобляется советским лидерам, не доверявшим советской разведке о начале войны с Германией. Если председатель КГБ рискнул на такие исторические параллели, думается, что на душе у него наболело.

Сотрудники КГБ раньше, чем в других властных структурах, видели угрозы национальной безопасности и осознавали опасность распада страны. Разве не отличались жесткой объективностью слова председателя КГБ о том, что в западных странах считают, «что развал Советского Союза предрешен»? «Имелись разведывательные данные о разработке планов даже оккупации Советского Союза в определенных условиях под предлогом установления международного контроля над его ядерным потенциалом».

Вместо того чтобы прислушаться к словам Крючкова, КГБ продолжали подвергать откровенным и грубым нападкам, подрывающим доверие общества к органам государственной безопасности. Между прочим, в США обратили внимание на выступление Крючкова как на отразившее «глубокие различия между образом мышления руководства КГБ и руководителей других правительственных учреждений».

Не впервые органы госбезопасности на самом высоком уровне предупреждали об угрожающем обострении общественно-политической обстановки в стране. Годом раньше в речи на XXVIII съезде КПСС Крючков отмечал рост сепаратизма, межнациональных столкновений в союзных республиках. В мирное время в стране появились сотни тысяч беженцев, изгнанных советских граждан из родных мест. «…Все это не только человеческая боль, но и фронт каждодневной работы чекистов», — утверждал Крючков, особо выделяя то, что борьба с негативными явлениями в стране должна осуществляться незамедлительно руководством государства. «Если волне насилия немедленно не положить конец, то последствия будут непредсказуемыми…»

В откровенном публичном выступлении Крючкова в союзном парламенте некоторое недоумение вызвало следующее обстоятельство. Он процитировал разведывательную информацию, направленную Андроповым еще в 1977 году в

Политбюро ЦК КПСС. В ней указывалось, что американская разведка поставила перед собой задачу вести в нашей стране поиск должностных лиц, занимающих высокое положение, чтобы приобретать из их числа агентуру влияния и продвигать в руководящие звенья идеологии, политики и экономики Советского Союза. Изложение записки Андропова четырнадцатилетней давности без упоминания конкретных фактов разоблачения агентуры влияния, без современной аргументации лишь намекало на существование предателей в стране. Профессиональное понятие «агентуры влияния» в оперативной практике фигурировало нечасто, упоминалось больше при проведении активных зарубежных операций, когда в иностранных государствах в верхах появлялся, образно говоря, «наш человек в Гаване». Насколько мне известно, при Андропове и в последующие годы не было случаев разоблачения преступной деятельности агентов влияния, особенно из эшелонов руководства страны. Может быть, отсутствие подобных фактов являлось результатом того, что руководящая партийная, вся правящая бюрократия оказалась вне контроля со стороны КГБ, других правоохранительных органов. Имевшие место разоблачения коррупции, хищений и взяточничества в этих кругах, естественно, не в счет.