Исцеление - Варго Табата - Страница 7

Когда мы открыли «Блейк и Стейн», мы оба стремились к чему-то. У нас была цель. Но сейчас я уже не уверен, что Ричард стремится к чему-то. Не знаю, как долго смогу смотреть сквозь пальцы на то, как он назначает операцию за операцией молодым девушкам, которые решили, что им необходимо быть идеальными. Но они не думают о последствиях.

Я отлично усвоил урок, и не хочу больше оперировать кого-то, кому это не нужно. Все случилось спустя год после начала моей практики в качестве пластического хирурга. Девушку звали Мари Синклер, и ее имя я не забуду никогда. Встреча с Самантой Олдридж, еще одной женщиной, умоляющей о пластической операции, напомнила о прошлом, всколыхнула эмоции и воспоминания, которые не беспокоили меня уже какое-то время.

Громко кашлянув, чтобы привлечь внимание бармена, я поставил пустой бокал из-под шампанского на стойку и заказал себе нормальную выпивку.

— «Джек Дэниелс», пожалуйста, — сказал я бармену.

Ожидая свой заказ, я обернулся и осмотрел комнату. Музыканты играли медленный джаз, и танцпол был до отказа забит танцующими парочками. Все столики также были заняты болтающими мужчинами и женщинами. Громче всех был Майкл Олдридж, влиятельный адвокат, с которым я имел несчастье встречаться слишком много раз.

Он груб и слишком высокого мнения о себе. Всякий раз, когда я вижу его, с ним новая юная девушка, хотя все население Майами знает, что он женат. Но сегодня вечером он один, и это, вероятно, означает, что на вечеринке присутствует его жена.

Я наблюдал издали, как он громко рассмеялся и хлопнул по спине стоящего рядом с ним мужчину. Залпом осушив свой бокал, он отошел от столика и направился к другому, за которым в одиночестве сидела женщина. Белизна скатерти на столе бросалась в глаза, так как рядом с ней за столиком никого не было.

Она сидела, сгорбившись и опустив голову, и потягивала шампанское из бокала. Было что-то знакомое в ее стройной фигуре, светлых волосах и манере держаться, но мне нужно было увидеть ее лицо, чтобы убедиться. Майкл подошел к ней со спины, положил руки на плечи, вынуждая поднять голову, и на ее лице появилась та же слабая, но храбрая улыбка.

Саманта Олдридж.

Я был так зол из-за ее визита и безумной просьбы сделать ее красивой, что даже не обратил внимания на фамилию. Даже подумать не мог, что она может быть женой такого куска дерьма.

После этой встречи я был сбит с толку, настроение испортилось, к тому же, я совершил нежеланное путешествие в прошлое. Прошлое, в котором была такая же молодая женщина, как Саманта Олдридж, которая просила меня о том же, что и она. Весь оставшийся день я не мог сосредоточиться и пребывал в скверном настроении.

Саманта Олдридж явно не та женщина, которой нужны пластические операции. Еще во время ее первого визита, когда я вошел в смотровую и увидел ее, меня удивило, зачем ей понадобилось назначать встречу со мной, поэтому, когда выяснилась истинная причина ее прихода ко мне, я жутко разозлился.

У нее не очень хорошо получилось объяснить причины, зачем она пришла ко мне, но сейчас… сейчас я все прекрасно понимаю. Ее муж просто ходячий мешок дерьма, а она… красивая. Слишком хороша для такого гребаного мудака, как он.

Ее кремовая кожа сияет в свете люстр, придавая ей божественный вид. Она элегантно вытянула свою длинную шею, когда он что-то прошептал ей на ухо.

Она встала, взялась за его протянутую руку и позволила вывести себя на танцпол. Она выделяется на фоне других женщин, окружающих ее. Простое платье кремового цвета плотно облегает бедра, затем расширяется и свободно струится до самых щиколоток. Все женщины вокруг одеты в черные платья и обвешаны бриллиантами, но на миссис Олдридж всего лишь простое серебряное ожерелье, а шелковые волосы уложены в свободный пучок. Изысканна и, совершенно точно, слишком красива для такого мужчины, как Майкл Олдридж.

Она стоит спиной ко мне, его рука лежит на ее талии, и по моим венам струится какое-то чувство, похожее на зависть к нему. Он, несомненно, мерзавец. В его руках изящная женщина, которая заслуживает, чтобы с ней обращались соответственно, но он все равно пихает свой член во все дыры, что едва ли законно.

Мелодия закончилась, они остановились, и у меня появилась возможность рассмотреть ее лицо. Я увидел все ту же печальную женщину, которая сидела передо мной и молила меня дать ей что-то, чего у нее, возможно, никогда не будет с таким, как Майкл Олдридж.

Ее красивая кожа бледнее, чем когда я видел ее в последний раз. Уголки пухлых губ опущены вниз, как будто она вот-вот расплачется, а темные глаза закрыты, видимо, сдерживая слезы.

Майкл снова что-то шепнул ей, и я увидел, как ее тело напряглось. Гребаный ублюдок, видимо, сказал ей что-то грубое. Я стал ненавидеть его даже сильнее, чем обычно.

Так же быстро, как вытащил ее на танцпол, он ушел, а она смущенная осталась стоять в одиночестве. Уверенной самодовольной походкой, он направился в сторону бара, ко мне. За ним наблюдали окружающие его женщины, которым было совершенно все равно, что следовало бы держаться подальше от этого засранца.

Он помахал рукой, давая знать, что готов заказать еще одну выпивку, затем повернулся, прислонившись спиной к барной стойке и глядя на танцпол. Я не смог промолчать.

— Ты танцевал с очень милой девушкой, Майкл. Не думаю, что когда-то раньше видел тебя с ней на вечеринках.

Он посмотрел на меня и нахмурился.

— Она моя жена.

Бармен вручил ему напиток, и он быстро сделал большой глоток.

— Счастливчик, — сказал я с улыбкой.

Он фыркнул себе под нос.

— Иногда, но, конечно же, не с этой женщиной. Ты знаешь, как говорится… дешевле иметь эту под боком.

И затем он ушел бродить по залу с самодовольным видом, улыбаясь и заигрывая с любой молодой девушкой, готовой уделить ему немного времени, в то время как его жена сидела за столиком в углу и пыталась сдержать слезы. Что-то изменилось во мне в это мгновение. Может быть, потому, что я увидел в ее глазах нечто, что разбудило воспоминания о моем прошлом.

О прошлом, которое включало в себя мою мать, ее жестокое разочарование и адскую жизнь с моим отцом. Когда я был маленьким, я так много раз видел, как слезы текли по ее красивому лицу, когда мой отец унижал ее. Он был хорошим человеком. Хорошим по отношению к своим пациентам, он очень хорошо относился ко мне и моей сестре вплоть до того дня, который изменил нас всех, но моя мать никогда не была достаточно хороша.

Она умерла, когда мне было двадцать, и как только мы похоронили ее, я решил, что с меня достаточно смертей. Меня тошнило оттого, что отец не одобрял мой выбор профессии. «Пластическая хирургия, — говорил он, — никому не нужна». Он считал, что мне нужно получить настоящую профессию. Несомненно, он имел в виду, что я должен быть, как он.

После смерти матери я сел в первый же самолет, направляющийся в Штаты, оставив позади своего отца и все плохие воспоминания. Отец многому научил меня по моей профессии, но также он научил, что леди заслуживает лучшего, а Саманта Олдридж леди до мозга костей. Это заметно по ее тихой печали, великолепной осанке и невинности — мне не удалось это разглядеть в день, когда она приходила ко мне в клинику.

Я опустошил свой бокал и направился к столику, где сидела женщина, которая попросила моей помощи. Она хотела быть красивой, но не понимала, что и так красива. Ослепительно красива, если быть точным, но благодаря мужу ее самооценка упала.

Юные дамочки вокруг нее щеголяют в нарядах, не скрывающих их декольте и бедра, но Саманта Олдридж другая. Она стройная и изящная, в то же время в ее фигуре присутствуют все округлости, которые должны быть у каждой женщины.

Уже очень давно я не был с женщиной во всех смыслах этого слова. Я много работал, и у меня не было времени на что-то еще. Теперь, просто глядя на Саманту, мои пальцы покалывало от желания утешить ее.

Когда я подошел к ее столику, она все еще сидела, опустив голову и не осознавая, что возле нее кто-то остановился. Когда я кашлянул, она вздрогнула и посмотрела на меня. По глазам стало понятно, что она узнала меня, и краска смущения залила ее щеки.