Свет в заброшенном доме - Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич - Страница 36

– Ладно.

– Когда ляжете, коптилку погасите.

– Хорошо.

Разговор на этом кончился. Хозяйка повернулась и бесшумно скрылась за дверью.

– Огонь на лепёшки! – скомандовал Усман.

Две лепёшки из джугары мы поделили ровно на семь частей (собачка наша всегда получает равную с нами долю), выпили чаю и, распрощавшись с надеждой на что-нибудь более существенное, начали готовиться ко сну.

Я сходил в хлев, наполнил кормушку осла листьями, ввёл собаку в комнату, погасил коптилку. Сегодня очередь Зулейхи рассказывать сказку.

– В некотором царстве, некотором государстве жила-была злая колдунья…

– И носила она всегда белое платье и белый платок, – подхватила Дильбар. Все засмеялись.

– И был у неё поднос с двумя чёрствыми лепёшками, – продолжил Усман, приподнявшись на локте.

На этот раз мы хохотали до упаду. Когда отсмеялись, Аман вдруг сказал:

– Ака, я сочинил стих, почитать?

– Читай, давай читай! – загалдели все. Аман встал на ноги и, размахивая руками в тёмной комнате, начал громко декламировать:

Мы опять засмеялись, но на этот раз с грустью. Все вдруг вспомнили бедного дедушку Карлика. Как бы освободить его из заточения?

Долго строили разные планы, но, так ни до чего не договорившись, уснули как мёртвые.

Подарки дедушки Карлика

Сквозь сон чувствую, кто-то дёргает меня за ногу. Еле продираю глаза: надо мной стоит, держа в руке дымящуюся коптилку, дедушка Карлик.

– Давай скорей, мой светик!

– Вы!.. Это вы?

– Давай скорее, тебе говорят, несчастный!

– А что давать-то?

– Буди остальных, бежим!

С места не сойти, я не понимал, что происходит, но всё же принялся будить своих.

Молча, объясняясь знаками, мы погрузили ребят на ослов, углубились в урюковый сад. Как и вчера, мы с дедушкой шли пешком.

Время было ещё раннее, самая яркая звезда только загорелась. Ветер стих, низкие чёрные тучи исчезли, небо усеяли звёзды. Воздух до того холоден, что зуб на зуб не попадает. Когда сад остался позади и нас опять обняла необъятная степь, я наконец поинтересовался:

– Дедушка, куда мы всё же идём?

– В Коканд, я отвезу вас.

– В Коканд? – не очень поверил я. – До Коканда ведь очень далеко?

– Вот потому-то я и решил отвезти вас, непонятливый ты сирота! – воскликнул дедушка, боязливо оглянувшись. – Если б близко было, то я бы и в ус не дул… Но, знаешь, светик, как здорово я её провёл?

– Кого?

– О жёнушке своей говорю, непонятливый ты сирота. Ха-ха-ха! – захохотал дед Карлик. – Она думала меня прижучить, а я сам её прижучил! Вечером она подхватила меня под мышки, как ягнёнка, потащила в амбар. Заперла. Думаю: «Сиротки остались голодными». Как по дойре колотил дверь, не помогло. «Ладно, – решил про себя, – я тебе ещё покажу, усни только!» Как только погасила свет, набил хурджин урюком, изюмом, орехами.

Взял и рису, по дороге сварим плова, попируем. Я знал, на дальней стене амбара была дыра, сам ещё заделывал, вылез через неё, прихожу, а вы спите. Вы, мои светики, во сне разговариваете, оказывается… О доме своём говорили, об отце, матери… Спрятал я хурджин в хлеву, поскакал на осле к сестре. Всё, всё ей рассказал. И про ваши слова во сне. «Не плачь, брат, – говорит сестра, – сироткам я сама лепёшек испеку». Вот этот хурджин с лепёшками она дала и яичек этих варёных. В Табашарской чайхане позавтракаем от души.

Дедушка обернулся к моим младшеньким.

– Рабия, доченька, хочешь яичка?

– Хочу, – протянула руку Рабия.

– Ой, доченька моя, сейчас очищу.

Дедушка остановил своего осла, запустил руку в хурджин. Дал всем по паре яичек, потом обернулся назад, погрозил кулаком.

– Ты погоди, Акайим, я тебя ещё не так проучу! Я тебе в постель ежа запущу, вот увидишь!

К восходу солнца мы достигли кишлака Табашар, где плотно позавтракали в чайхане, сплошь обвешанной клетками с перепёлками. Немного отдохнув, тронулись дальше.

Интересно, что за человек дедушка Карлик? Может, в самом деле, как сказала жена, немного тронутый? Но сумасшедших разве так встречают, как встретил дедушку табашарский чайханщик? Прямо не знал, куда усадить, постелил под него несколько шёлковых одеял, чай подавал в новеньких чайниках, да как заваривал?! Такого доброго, скромного, отзывчивого человека, как дедушка Карлик, поискать!

– Таким образом, мои светики, – говорит дедушка Карлик, – хлеб всему голова, а хлеб даёт работа. От работы никогда не отлынивайте, понятно?

– Понятно.

– Не будьте жестокими.

– Ладно.

– Старших уважайте, а младших защищайте.

– Хорошо.

– Не будьте ленивыми, хвастливыми, лживыми. Перед едой обязательно мойте руки. Вот эта девочка мне очень понравилась. Как тебя звали-то, дочь моя?

– Зулейха.

– Зулейха, хочешь стать мой невесткой, когда вырастешь? У меня много племяшей, шесть их у меня. Вот одного из них и женю на тебе. И эта девочка станет моей невесткой. Как-то тебя звали, дочь моя?

– Дильбар.

Дочь моя, Дильбар, отчего ты такая чёрная? Быть может, мать родила тебя возле очага и опалила огнём? Или об казан тебя измазала? Ну как, Аман-батыр, не заболела спина, сидя на осле?

– Заболела, – захныкал Аман тотчас.

– Хочешь орешков?

– Хочу, если поколете.

– Конечно, поколю, светик мой, конечно… Тебе тоже, уважаемый Усман? Может, светик, тебе и не давать? У тебя у самого нос как орешек, можешь съесть его, если хочешь. Ха-ха-ха!

Дедушка Карлик смеётся так заразительно, от души, что мы не можем не присоединиться к нему.

Так, смеясь, пошучивая, мы шли до темноты. В кишлаке Нимчуша оказались дедушкины родичи, ночь провели у них, на рассвете двинулись дальше. На обед сделали привал под большой развесистой чинарой. Дедушка усадил на колени Амана с Рабиёй, долго гладил им головы, ласкал. Потом наполнил их карманы изюмом и орехами.

– Будете есть по дороге без меня.

– Дедушка! – опешил я. – Вы же обещали довести нас до Коканда?

– Нет, светик, я теперь должен вернуться, – сказал дед Карлик, чуть не плача. – Я пастухом в колхозе, ушёл не спросясь, не знаю, как там обошлись без меня… Дальше вам будет легче… До Ходжента немного осталось. А Ходжент – это значит Хубджам. А Хубджам значит, что в тех краях собрались все добрые люди… Добрых людей везде полно, но здесь их больше. Бог даст, на улице не останетесь. Ну-ка, светики, обнимемся да попрощаемся. Молодцы! Ия, дочь моя, почему у тебя на глазах слёзы? Если ты заплачешь, то и я заплачу.

Не успели мы пройти и двадцати метров, как раздался дедушкин окрик: «Стойте!» Подскакал к нам, снял с пояса платок, протянул мне:

– Погода что-то портится, кому-нибудь уши завяжешь…

Метров через двадцать опять раздалось:

– Стойте!

На сей раз дедушка снял с себя чапан, передал Аману.

– Ростом мы одинаковы, надень ты. Если братья попытаются выманить – не отдавай, хо-хо-хо! Ну, ладно, прощайте теперь, светики. Да убережёт вас аллах!

– Прощайте, дедушка! Мы никогда не забудем вас!

– Эй, подождите-ка, светики! На вашем осле далеко не уедешь, обменяемся ослами. Ссаживай своих, ссаживай, тебе говорят! – зачем-то топнул ногой дедушка Карлик.

– Дедушка, но ведь вы сами замучаетесь! – зашумели мы.

– Цыц! В амбаре у меня семь мешков сушёного урюка, если доживу до весны, четырёх таких лопоухих куплю!.. Ну-ка пересади своих голопузых, вот так, молодец!

Мы шли, всё оглядываясь назад. Будто душа наша осталась под развесистой чинарой, а вперёд плетутся только наши пустые тела. Пока мы ехали на нашем ослике, собачка ковыляла за нами, но, как только он отстал, пес, не раздумывая, кинулся обратно.