Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Демон справедливости - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 8


8
Изменить размер шрифта:

Ее ровная речь, без единого всплеска, без улыбки и печали в голосе испугала меня вот чем – ведь если этот Зелиал исполнит мою просьбу, я получу то, чего хочу, то именно так буду ждать срока расплаты! Без эмоций. Без сожалений. Вообще без ничего?

– А он будет? – спросила я, имея в виду Зелиала.

– Он здесь уже не бывает.

– Почему?

– А зачем?

Безнадежно стало мне и беспросветно. Это было мое будущее – пожилая ухоженная одинокая дама, к которой даже купивший ее душу бес – и тот больше не является. И только раз в неделю собираются подруги по судьбе – поговорить ровными голосами про песочное тесто и зефир в шоколаде.

– Он мне нужен, – сказала я. – Он велел мне быть во вторник на шабаше, вот я и пришла, а его нет. Как мне его теперь найти?

– Ну, этого никто не знает, – ответила она. – Нужно будет – сам появится. Видно, считает, что еще рано. Но раз он велел прийти, значит, мы сами можем помочь. Мы ведь тоже кое-что умеем.

– Он научил?

– Кто же еще! Баба Стася птицей перекидывается. Галина приворотное зелье может сварить, заговор на присушку и отсушку знает. Рената по лицу мастерица, лицо меняет. Женя глаза отводит. Кажется, только что рядом стояла, а вместо нее пятно на обоях мерещится. Или слово слышишь – как будто кто-то другой сказал, кто сейчас вообще за тридевять земель. А это она. Или идет, а тебе кажется, будто это собака идет. Она однажды меня до полусмерти перепугала. Так если что нужно – научим. Это мы охотно.

Я задумалась. Что из этих умений могло мне пригодиться? Приворотное зелье было вроде ни к чему. Отводить глаза? Скорее всего, именно это. Менять лицо? Только вот кому – себе самой, что ли?

– Ну как? Решили? – спросила Анна Анатольевна, берясь двумя руками за тарелку с кремом.

– Птицей, – сказала я.

Вот именно это умение было мне совершенно ни к чему. Ну что я могла в пернатом виде предпринять против того, кого собиралась преследовать?

Но мне так всю жизнь хотелось встать в арабеск, закинуть голову и полететь, что я ни секунды не колебалась.

– Сейчас пришлю бабу Стасю, – пообещала, нисколько не удивившись, Анна Анатольевна и вышла.

Кругленькая баба Стася прямо-таки вкатилась в кухню.

– Перекинуться – это проще всего, – сразу начала она. – На то и перо нам дадено. Только не у всех получается. Аня не может – куда там! А ты… Ты сможешь. Ты способная.

Баба Стася бесцеремонно пригнула мою голову и обшарила пальцами узел волос.

– Ладная кичка, – сказала она, – перышко хорошо держаться будет. Дай-ка мы его засунем поглубже, вот так… Теперь уж не выскользнет.

Я выпрямилась, она оглядела меня с ног до головы и пригорюнилась.

– Ты же еще совсем молоденькая, – жалостливо сообщила мне она. – Может, обойдешься, а? Ведь потом расплачиваться!

– Мне уже есть за что расплачиваться, – сказала я. – Он мне перышком глаза помазал.

– Это ничего, это он простит! – обрадовалась баба Стася. – Он-то добрый. Может, без него разберешься, а?

– Не справлюсь я без него, – и я почти так же развела ладонями, как баба Стася за столом. – Понимаешь, бабушка, больше помочь некому. Те, кто за это деньги получают, не могут мою подругу от беды защитить. А я одна не справлюсь.

– Из-за подруги на это идешь?

– Ну… и из-за подруги, конечно, тоже. Понимаешь, бабушка, за ней какая-то сволочь охотится. Может, маньяк. Если его теперь не поймать, он много чего натворит. Я вот разобраться хочу, зачем ему Соня понадобилась. А вдруг он с Соней расправится и за другую женщину примется, такую же беззащитную? И у нее тоже никого рядом не будет, чтобы помочь?

Объяснила я вроде бы понятно. Баба Стася призадумалась.

– Да, если так, тебя не отговоришь, – и она вздохнула.

– А ты сама, бабушка? Ты как решилась?

– Решишься тут, когда пятеро маленьких и мешок муки на всю зиму. Как не решилась – малые бы с голоду померли. Ну, выжили мы в ту зиму. Не я одна – Шура Адамовичева тоже решилась, померла она десять лет тому. Вместе мы тогда вышли ночью в пустой амбар, и, как бабки учили, образам не поклонясь, в дверях не перекрестясь, «Отче наш» – навыворот… Явился… Думали – морока, чудище, а когда в глазах прояснело, прямо заулыбались. С лица он больно хорош. Мужики-то наши в войну убитые.

– А потом? – нетерпеливо спросила я. – Все устроилось?

– Устроилось, – подтвердила она. – Не зря мы с Шурой это затеяли. Спасли малых.

– И где же они теперь?

– Да кто где… – Баба Стася задумалась. – Наташка в Днепропетровске… Петродзержинске? Нет, Днепродзержинске, есть такой город-то иль нет? Сашенька – за Уралом где-то, Любушка… последнее письмо из Сыктывкара прислала. Может, там до сих пор и живет?

– А давно прислала?

– Да годов уж…

Она не договорила фразу, но я внутренним слухом уловила горестное «…с десять будет». Бабе Стасе было стыдно за тех пятерых малых, кого она спасла от голодной смерти. И в то же время она была спокойна, потому что наград от Зелиала за добрые дела никому не полагалось. Само дело и было наградой, да еще за право сотворить его приходилось платить душой.

– Ну, коли не раздумала, так учись, – вдруг сказала баба Стася. – Руками проведи сверху вниз, от головы до груди, по животу, по ногам, а теперь снизу вверх, по ногам, по бокам, возьми себя за плечи, вот так, и крепко сожми…

Я почувствовала, что грудь моя выкатывается вперед, а ноги словно втягиваются в тело.

– Все, хватит! – приказала баба Стася. – Стряхни руками! Поняла? Ну, наука это простая. Ты, главное, не бойся, когда перья по телу пойдут. Чешутся, окаянные! А захочешь опять человеком перекинуться – клювом перо из грудки выдерни, лапой наступи и вот так разотри.

Она показала ногой, как растирать в прах перо.

– Спасибо, бабушка, – сказала я.

– За это не благодарят, – сурово отрубила она. – Может, и проклянешь иным часом бабу Стасю за ее науку. Ничего, я не обижусь. Подруге-то помоги непременно. А теперь ступай отсюда тихонечко. Нечего тебе здесь делать. У нас-то все уже позади, мы сидим тут и околеванца ждем. А у тебя, я вижу, и позади ничего не осталось, о чем можно пожалеть, и сейчас – одно на душе, как бы делом своим заняться, так что иди уж, выручай свою подругу! Иди, иди, нечего тебе с нами чаи гонять. Мы все, чего хотели, сделали. А у тебя еще мно-о-ого дела!

– Баба Стася, ты гадать умеешь? – вдруг спросила я.

– Так вот же, гадаю! – сердясь на мою несообразительность, воскликнула она. – Вот Аня мужа спасала, я – деточек, Галина тоже за семью страдает, с Ренаткой вообще кинокомедия – за открытие какое-то научное! У нас один раз сбылось то, о чем просили, и больше уж не повторится, потому что во второй раз Аниного мужа в каталажку не посадят, во второй раз по пятьдесят шесть грамм пшеницы да по сто двадцать грамм ржи на трудодень мне не дадут! А ты, чую, чего-то такого добиваешься, что не на один раз. И добьешься. Так что беги отсюда скорее. Беги, беги, ты хорошо бегаешь. А то – так лети! Это у тебя сразу получится! Ты – способная!

И она вытолкала меня из кухни в прихожую, а из прихожей – на лестницу.

Дверь захлопнулась.

– Вот тебе и шабаш! – вслух произнесла я.

Была ночь в той ее поре, когда уже и хулиганье угомонилось, и можно спокойно пройти по городу из конца в конец, не встретив ни души.

И я пошла – медленно, как человек, обремененный лишь приятной усталостью, тяжестью от вкусной пищи в животе да легкими симпатичными мыслями, порожденными бокалом шампанского.

Во мне рождалась какая-то огромная сила, которой еще не требовалось мгновенного действия, но она уже осознавала себя, свои масштабы, свои цели. Во мне совершался неторопливый процесс, сходный с тем, как наливается соком плод. Я чувствовала это так, будто кровь, текущая во мне, стала тяжелее. Но мне давно было известно, что когда чувствуешь тяжесть собственных мускулов – значит, растет их сила. Очевидно, так же обстояло дело и с кровью.

Она ходила во мне, я чувствовала ее, я осваивалась с этим новым ощущением, и оно мне нравилось.