208 избранных страниц - Трушкин Анатолий Алексе?евич - Страница 6

Мужик и Партии

Шел мужик по дороге. Шел, шел, шел, шел, шел, шел, шел, шел — долго шел. Еще немного прошел — чувствует: завелась в нем нужда, так себе нуждишка, ничего особенного, но все-таки.

Свернул он в лес, в кусты, приготовился избавиться от нужды, вдруг кто-то громко над самым ухом:

— Стой!

Оборачивается мужик, видит — поляна. На поляне сидят все партии, которые у нас есть: коммунистическая, демократических много, лейбористы там, ну где всех упомнить, партий пятьдесят, чтобы не соврать, или около того.

— Чего ты хочешь, мужик? — спрашивают.

— Да я вот, — простая его душа, — по малой нужде.

— Погоди, — ему говорят, — не торопись, сейчас момент судьбоносный.

Сгрудились тут же, стали спорить, как помочь мужику в его нужде, справится ли он сам, так ли все сделает, как надо, или он свой путь найдет неповторимый.

Сошлись на том, что для начала надо издать Указ о помощи мужику в случае нужды.

Мигом создали комисию (восемь подкомиссий), издали закон, где подробно расписали, что надо делать мужику в случае нужды (права там, обязанности).

В ту же секунду отправили закон к Президенту на подпись, и уже будто бы подписал он, но тут случился с мужиком детский грех.

Срамота, конечно, но зато стало окончательно понятно, что не воспитан он, ленив и пьет много.

А отчего ж еще с великим народом детский грех может случиться?

Пластические операции

Я, если разрешите, несколько слов по поводу пластических операций на лице… как специалист в этом вопросе. Я сам — грузчик.

Короче, работал у нас такой Мальков Игорь Александрович. Обыкновенный человек — радости: баня, пиво, жена; неприятности: работа, соседи, жена.

И вот назначают министром финансов Валентина Павлова. Тогда аж еще было дело.

Этот Павлов — вылитый Мальков!.. То есть Мальков этот — вылитый Павлов… в профиль.

И сразу Малькову пиво без недолива, в баню без очереди.

Проходит всего ничего, Павлова назначают премьер-министром. Я о сослуживцах Малькова даже говорить не хочу. Жена боится лечь с ним в постель. Дура! Уж она-то точно знает, что он не Павлов.

Правда, этот Мальков косорылый был, у него шея не ворочалась, и он всю жизнь ко всем в профиль простоял, то есть у нее перед глазами с утра до ночи Павлов был. Дура, конечно.

Проходит еще немного, и этот премьер-министр устраивает нам панику страшную с сотенными купюрами.

Как раз в тот день у нас получка. Так Павлову ста грамм не налили!.. То есть Малькову.

Вот вам наш народ, его отношение к своим вождям.

И сразу следом ГКЧП!.. Хана бы Малькову, но он в отпуске был на охоте. Он с детства охотник. Забрался в непроходимые болота без радио. Если бы он был с радио, он бы оттуда выбираться не стал.

То есть он на работу когда вышел, он сам уже наливал всем по сто грамм.

Но никто!! Ни один человек!! То есть выпить все выпивали, зачем добру пропадать. Но — никто!! — спасибо ему не сказал, руки не подал.

Вот оно, отношение к вождям!

Мальков чуть с ума не сошел. Просился в «Матросскую тишину», его не приняли. Сперва приняли — думали: сбежал, вернулся. Потом видят, перебор у них вышел с Павловыми, и не приняли его.

Он попробовал повеситься, ему веревку обрезали, то есть началась самая настоящая травля.

Что он тогда делает?.. Пластическую операцию! Изменяет внешность.

Недели три его никто не трогает, вообще забыли, что есть такой. Человек вернулся к нормальной жизни.

И тут назначают Гайдара. И оказывается, что Мальков после пластической операции — вылитый Гайдар.

Снова улыбаются ему все, руки моют перед едой, если он рядом, — опять дикость наша полезла.

Жена к матери сбежала. Тоже ее можно понять, то с Павловым спи, то с Гайдаром.

Народ бы споил его, но тут смотрят — цены-то!.. не в два-три раза увеличились, как Гайдар обещал, а в двести-триста!

Собрались все… напомнили Малькову, что он хотел повеситься, пообещали не мешать больше.

Мальков тоже не дурак, тут же смотался на свои болота. Пока не показывается.

А что еще ему остается?.. Где выход?.. На Западе нечего раздумывать, еще одну пластическую операцию сделал — и живи себе спокойно.

А у нас же… Во-первых, еще на одну денег не хватит. А самое главное — операции, видишь, пока слабенькие очень, с них можно запросто выйти Гитлером. И тогда уже никакие болота не спасут.

Потому что отношение к вождям у нас стало плохонькое.

Поперек

Ничего, наверное, не получится у нас. Вряд ли чего хорошее выйдет.

Вчера стою около магазина, минут за десять до открытия с перерыва. Просто так стою, мне там и делать-то было нечего, там и брать-то нечего было… у меня и денег-то не было ни копейки. Просто так стою.

Толпа, конечно. Ну и ничего так особенного, на первый взгляд, стоят себе люди, следят, чтобы, кто попозже подошел, вперед не пролезли.

А жара еще страшенная. В общем, опасно стоять.

И вот бабушка одна, совсем старая, лет сто ей, наверное. Может, сто двадцать. А еще ей припекло чуть. В общем, она говорит вдруг. Вслух, главное, говорит:

— Ну, ничего, пожила, слава богу, порадовалась. Может, и сейчас чего-нибудь перехвачу вкусного. Давеча обещали сосиски завезти.

Тихо сразу стало. Все на бабушку смотрят, как на Гитлера. Все же за сосисками стоят, только каждый думал, что он один знает, что обещали завезти… Каждый думал: все сейчас по другим отделам кинутся, а он около сосисек-то первым и очутится.

Расстроились многие… Да все почти. Ну, я тогда мягко так говорю, никому, просто так, чтобы людей успокоить.

— На Западе, — говорю, — за этими сосисками да-авно уже никто не давится.

Мужик один поворачивается. Думаю: «Поддержит сейчас». Ну, повернулся он, мужик-то этот, и говорит:

— А сейчас, кроме нас, нигде за этими сосисками никто не давится.

И смотрит так — не будь никого, убил бы.

Ну, я вижу, разговор не клеится. Еще каждый думает, как бы первым в магазин ворваться. Жертв, разрушений пока нет, но нездоровая такая обстановка, чего скрывать.

А как назло, еще ни милиции рядом, ни военных кого-нибудь. Один народ только.

Ну что делать?.. Надо, думаю, срочно перевести разговор с продовольственной программы на какую-нибудь спокойную тему.

И я ни к кому конкретно не обращаюсь, так, в сторону, говорю, а-абсолютно в сторону.

— Есть нечего, — говорю, — так хоть бы медицину подтянули, а то продолжительность жизни маленькая. Не успеешь наесться — уже помирать надо.

Сказал и молчу стою… Мужик опять поворачивается, морда красная сделалась. Думаю: «Сейчас поддержит».

А руки длинные у него, ноги короткие. Ну, это неважно. Лоб узкий. Так какой-то… Глаза и сразу затылок у него. Ну, неважно… Морда кра-асная. Говорит:

— Всем и поесть дай, и чтобы лечили не до смерти, а у нас еще полно людей в подвалах живет!

К чему сказал, неизвестно. Ему про медицину, он про подвалы. Лишь бы поперек сказать.

А так мужик как мужик. Лицо глупое. Сразу видно, дурак от рождения. Бывает, люди переучиваются, от образования глупеют, а этот сразу.

И главное, не отворачивается, на меня смотрит. Что делать?.. А никого рядом!

Народ за дверью наблюдает, дурак — за мной. Стою, не знаю, чего делать.

Безвыходная ситуация. Народ стоит, дурак и я. Такая комбинация. Ничего хорошего, в общем.

Я тогда говорю:

— Безобразие, что люди в подвалах живут!

Мужик рот открыл. «Сейчас-то, — думаю, — точно уж поддержит». Минуты две стоял он, потом рот закрыл и говорит:

— В подва-алах, нам хотя бы медицину подтянуть.

Ну, и я тогда сразу понял, ничего хорошего у нас не получится. Вряд ли.