Миф Свободы и путь медитации - Трунгпа Чогъям Ринпоче - Страница 22

Бодхисаттву вдохновляет война между умом пробужденным и умом сансарическим: сансарический строй психики — это вдохновение для психики пробужденной. Нам не нужно изменять себя, не нужно отрицать то, чем мы являемся. Мы можем пользоваться тем, чем являемся, как источником вдохновения. Таким образом, вирья, четвертый бхуми, — это радостная и трудная работа с любым доступным нам объектом труда: со своими неврозами, со своим здравым смыслом, с культурой, с обществом. Мы не придерживаемся сектантских различий, не утверждаем свое превосходство, а радуемся тому, что есть, и работаем с ним.

Дзэн и праджня

Парамита пятого бхуми — всеохватывающее осознание. Это медитативное состояние в индийской традиции называется дхьяна (dhyana), в китайской — чань (ch'an), в японской — дзэн. Все эти термины означают состояние полной вовлеченности без центра и без периферии. Если есть центр и есть периферия, тогда состояние нашего ума перестает быть состоянием полной вовлеченности, потому что нам приходится оглядываться на две стороны и неминуемо возникает чувство полярности.

Итак, дхьяна, или дзэн, представляет собой состояние без наблюдателя. Когда мы говорим об осознании в поверхностном смысле, мы имеем в виду эгоцентрическое наблюдение: мы знаем, что делаем, знаем, где нам надлежит быть, как обращаться с ситуацией, — все это очень сложный процесс. Нам приходится не упускать из виду ситуацию и самих себя, следить за тем, как мы с ней справляемся, какое влияние на ситуацию оказывают наши действия. Нужно одновременно делать так много различных вещей, что мы опасаемся утратить контроль над положением, — а потому должны быть чрезвычайно бдительными и осторожными. Старание находиться в таком состоянии тотального осознания — вещь очень трудная и сложная.

Осознание в смысле дзэн гораздо проще. Тибетское слово для обозначения этого состояния — самтэн (samten, или bsam gtan). Сам означает «осознание», тэн — «сделать устойчивым». Следовательно, самтэн означает устойчивое, не невротическое, а здоровое осознание в том смысле, что существует очень немного вещей, за которыми нужно следить, потому что все упрощено до одной-единственной ситуации. Если есть простота и простор, то действия и качества бодхисатвы — парамита, великодушие, терпение, энергия, дисциплина и другие — видны как отличные друг от друга процессы. И когда эти процессы совершаются в широко открытой ситуации, не возникает никакого конфликта между великодушием, терпением и остальными качествами: они могут сочетаться и дополнять друг друга.

Простор дхьяны, или всеохватывающего осознания, способствует дальнейшему развитию праджни — когда проявляется резкий, точный, жалящий аспект пространства, подобный свежему холодному зимнему воздуху: он чист, прохладен, ясен. До шестого бхуми — созревание праджни — действия бодхисатвы отражают скрытую, тонкую психическую установку. Чтобы видеть сквозь нее, бодхисатва еще не обладает достаточной ясностью и пробужденностью. Но праджня прорывает благочестивую структуру этой установки — его необыкновенную сострадательность, искусные и осмотрительные действия, способность справиться с любой ситуацией (бодхисатва подобен медовому сиропу — приятен, добр, мягок и в то же время неуловим). Праджня пронизывает любую тонкую структуру ума, любую склонность к добродетели или манипуляциям, любые застывшие понятия.

Чем дальше развивается прорыв праджни, тем больше разворачивается следующая стадия — седьмой бхуми, упайя В некотором смысле такое действие гораздо легче обычного, выполнить его проще, чем осознанно заварить чашку чая.

В начале пути бодхисатвы есть огромная радость понимания того, что мы обладаем всеми богатствами и умениями, что мы — целостные человеческие существа. Движение дальше, за пределы этого уровня, не сопровождается самоосознанием; но и безличное осознание становится еще одним видом самоосознания. Мы все еще пользуемся опорными пунктами —хотя и в трансцендентальном смысле; тем не менее мы подтверждаем и укрепляем наш опыт. Затем, преодолев седьмой бхуми, мы начинаем пробиваться сквозь эту преграду, применяя совершенные искусные средства. И в конце нам уже не нужно оглядываться на опорные точки, нам вообще не нужно продолжать путешествие. Наш путь становится эволюционным процессом, в котором разворачивается новая сила, совершенная, просветленная сила. Она-то и ведет нас к десятому бхуми, или дхармамегхе, то есть «облаку дхармы», к развитию парамиты еше (yeshe), или мудрости (санскр. jnana).

Мудрость — это не-отождествление с учением, не-отождествление с путем, не-отождествление с техникой. Бодхисаттва более не отождествляет себя с путем, потому что он стал путем. Он есть путь. Он работал над собой, шел по самому себе, пока не сделался путем, а также повозкой, а также тем, кто на ней едет, — всем этим одновременно. Он и есть видение, энергия, искусные средства, великодушие, знание, всеохватывающее осознание. Это состояние невыразимо могуче; но в то же время, находясь в десятом бхуми, бодхисатва бессилен, ибо полностью обусловлен путем Будды. Это звучит парадоксально, но это именно так.

Существует притча об одном индийском царе, которому придворные прорицатели сообщили, что в ближайшие семь дней будет идти особый дождь: его вода вызывает безумие. Царь собрал и спрятал огромные запасы чистой воды с таким расчетом, что, когда пойдет дождь, все его подданные потеряют рассудок, а он один сохранит его. Но спустя некоторое время он понял, что не сможет общаться с ними, так как они принимают мир безумия за реальный и могут нормально работать только в мире, созданном их взаимным безумием. Поэтому царь в конце концов решил оставить свой запас чистой воды и пить воду безумия.

Это довольно-таки обескураживающий способ описать просветление, но притча оказывается очень сильной. Если мы решаемся выпить воду безумия, у нас больше нет опорной точки. И тогда всеобщее просветление есть всеобщее безумие. Но по-прежнему существует царь со своими поданными, и они должны вместе как-то управлять миром. Управление миром становится выражением здравого смысла, потому что нет опорной точки, с которой можно было бы сражаться. В целом путь бодхисатвы по-своему логичен, но в то же время есть в нем и нечто чрезвычайно нелогичное.

Капитуляция

Первоначально преданность бывает внушена чувствах неадекватности: мы начинаем понимать, что неспособны справиться с жизнью, что заблуждались на ее счет Даже те небольшие маяки, которые вроде бы светили нам среди темноты, оказываются весьма уязвимыми; таким образом, на ступени хинаяны преданность порождается чувством нищеты. Мы находим убежище в будде, дхарме, сангхе; мы чувствуем, что запутались в жизненных проблемах. Нам не удалось свить себе уютное гнездо. Мы хотим изменить свой болезненный, полный клаустрофобии мир.

Вы можете возразить на это, что некоторые люди подходят к пути с более оптимистической мотивацией. Возможно, у них был какой-то сон, какое-то видение, какое-то прозрение, и это вдохновило их на более глубокие искания. Возможно, они располагают деньгами, чтобы полететь в Индию, или у них оказывается достаточно храбрости и энтузиазма, чтобы добираться туда на попутных автомашинах. Так у них появляются всевозможные экзотические и вдохновляющие переживания. Кто-нибудь, приросший к Нью-Йорку, пожалуй, сочтет это великолепным и героическим путешествием. Но, в сущности, такие люди все еще обладают психологией нищего.

Хотя их первоначальное вдохновение могло быть достаточно мощным, у них все же нет уверенности относительно того, как взяться за дело. Они чувствуют, что эта наука слишком драгоценна, слишком богата, им ее не усвоить. Они сомневаются в своей способности овладеть духовной дисциплиной. И чем менее состоятельными они себя чувствуют, тем более преданными учениками становятся. По сути, такая преданность заключает в себе и оценку объекта преданности: чем беднее вы себя чувствуете, тем богаче, по контрасту, кажется вам гуру. Чем больше разрыв между его и вашим багажом, тем сильнее ваша преданность. И тем сильнее ваше желание что-то отдать ему.