Долина кукол - Сьюзан Жаклин - Страница 39

– Ты католичка? – спросил Лайон. Дженифер пожала плечами.

– Мать была католичкой, а отец – нет. Они разошлись. Я даже не крещеная. Но ведь это никто не станет проверять, правда, Генри?

– Ты только делай, как я говорю. Ты – католичка. Ты хотела, чтобы вас обвенчали в церкви, а принц предпочел гражданский брак. На одном этом ты уже наполовину выиграешь. Потом скажешь о детях. Анна будет твоей свидетельницей.

– Я… кем? – вклинилась в их разговор Анна.

– Нам нужен свидетель. Я все собирался сказать тебе. Не волнуйся, суд будет закрытый. Тебе нужно только сказать, что ты подруга Дженифер и что она всем делилась с тобой, прежде чем выйти за принца, что она так пылко стремилась замуж за этого подонка, что согласна была даже уехать жить в Италию и завести кучу детей. Только ни в коем случае не забудь сказать про детей.

– Но я же нарушу клятву на Библии, если скажу все это, – возразила Анна.

– Скрестишь два пальца, когда будешь присягать, – ответил ей Генри. Затем, переключив внимание на сцену, прошептал:

– Ну, держитесь… сейчас начнется!

Посреди сцены стояла Тэрри Кинг, недоумевающе тараща глаза на режиссера.

– Выбросить песню? – воскликнула она. – Ты с ума сошел? Да ты отзывы читал?

– Постановка слишком затянута, дорогая, а песен у нас предостаточно. – Режиссер говорил об этом спокойным тоном, словно о чем-то вполне обычном, само собой разумеющемся.

– Ну и что? Сними другую песню. Тебе же прекрасно известно, что моя – лучшая во всем шоу!

– Здесь все решаю я, – деланно усталым тоном возразил он.

– Где Гил Кейс?

– Его здесь нет. Занят с либреттистами. Билл! Эй, Билл Тоули! – Появился худощавый юноша. – Билл, любовная сцена с тобой и Тэрри снимается. Вместо нее мы сейчас работаем над новым сольным танцем для тебя одного. Это к выступлению в Филадельфии. Вместо того чтобы признаваться в пылкой любви к Тэрри, исполнишь танец. Это ускорит темп спектакля и подстегнет ритмику.

Билл согласно кивнул, не скрывая распирающей его радости, и исчез.

– А мне что делать, пока он танцует? Сидеть у себя в гримерной?! – вскричала Тэрри. – Ты хоть отдаешь себе отчет, что если убрать любовную сцену и песню, то у меня останется всего две реплики в первом отделении да ритмический номер во втором – и все?

– Ритмический номер остается, – ответил режиссер. – Но мы ставим за тобой кордебалет. Они будут исполнять танец до выхода второго состава.. кордебалета.

– А мне что делать?

– Вместо того чтобы петь со вторым составом, ты сместишься в левую часть сцены. Постоишь там… потом освещение с тебя уберут, и ты незаметно уйдешь со сцены, а действие будет продолжать один кордебалет.

– Это ты так думаешь! – с этими словами Тэрри схватила свою шубку и метнулась прочь со сцены.

Режиссер продолжал говорить о сокращениях и о слиянии номеров, будто ничего не произошло.

Спустя десять минут Тэрри появилась снова, прикрываясь, словно щитом, каким-то маленьким человечком, похожим на енота. Семеня ножками, «енот» пробежал по проходу между кресел.

– Ну, что еще тут случилось? – спросил он строгим тоном.

Стоящий на сцене режиссер обернулся и посмотрел на него сверх вниз.

– Где случилось? – невинно спросил он.

– Послушай, Лерой! – взвыл «енот». – Не думай, что сможешь одурачить меня своим невинным девичьим личиком. Уж кому-кому, а мне эти фокусы известны. Элен боится Тэрри. Да только на этот раз Тэрри кое в чем немножко повезло. У нее самая длинная песня в спектакле. Ты не убедишь меня, что эти ребята-либреттисты дадут Элен выбрасывать из спектакля свои лучшие песни.

– Позвони им, – предложил ему Лерой.

– Уже звонил. У них совещание с Гидом Кейсом. И потом, ты что, хочешь сказать, будто Кейс готов платить Тэрри четыре сотни в неделю всего за две реплики и половину ритмического номера?

– Если она захочет остаться и исполнять это, то думаю, ему придется платить.

– А-а, так вот оно в чем дело. Уловка, чтобы избежать санкций профсоюза «Эквити». Вам хотелось бы, чтобы она добровольно, сама ушла из спектакля. Тогда вы поставили бы на ее место кого-то другого за гроши. А вот если вы уволите Тэрри, тогда вам придется платить ей до июня будущего года плюс гонорар той, кто ее заменит.

– Никто не собирается увольнять Тэрри Кинг.

– Вам это не по карману. Вот вы и пытаетесь выжить ее.

Режиссер сел на край сцены и подчеркнуто терпеливым, наставническим тоном пояснил:

– Никто не пытается вынудить Тэрри уйти. Мы сейчас думаем не о конкретных личностях. Мы рассматриваем спектакль в целом. Ты же, как ее поверенный, думаешь об интересах своего клиента. Я не виню тебя, Эл, это твоя работа. А моя работа – думать о постановке. Спектакль слишком затянут. Я сокращаю его в тех местах, где считает нужным Гил Кейс, либреттисты и все мы, невзирая на то, кого это затрагивает лично.

«Енот» швырнул сигарету прямо на толстый ковер.

– Не втирай-ка мне очки! Ты выполняешь приказы, полученные Кейсом от Элен Лоусон. У него нет выбора, он вынужден защищать интересы этой Железнобокой Старушки [25]. Ведь ей с ее скрипучим металлическим голосом и впрямь требуется защита от хорошей певицы.

– Не будем сейчас переходить на личности, – отрубил Лерой.

– А почему? И ты, и я, мы оба прекрасно знаем, что она устарела и выглядит старомодно. Если бы эта старая перечница начинала сейчас, ей бы ни за что не пройти даже первого прослушивания…

– По-моему, нам пора прекратить все это! – раздался из темноты зычный голос Генри.

Поверенный Тэрри быстро обернулся.

– Я не видел вас, мистер Бэллами. Привет. Послушайте, лично против вас я ничего не имею. Я только отстаиваю интересы своего клиента, точно так же, как и вы, вероятно, делали это для мисс Лоусон двадцать лет назад.

– Я не отстаивал ее интересов, пороча при этом крупнейшую звезду в ее отсутствие, когда она не может сама постоять за себя, – гремел голос Генри.

– Кто вы такой, черт вас возьми? Пронырливый адвокатишка из конторы на Сорок шестой стрит. Да как вы смеете являться сюда и оскорблять одну из ярчайших звезд современной эстрады? Человечек втянул голову в плечи.

– Мистер Бэллами… а что бы вы предприняли на моем месте?

– Это зависело бы от того, кто мой клиент. Если бы это оказалась Элен Лоусон, то мы бы с нею подали заявление и ушли из труппы, сохранив лицо. Потому что для Элен Лоусон – даже для начинающей Элен Лоусон – всегда нашлось бы другое шоу и еще лучшая роль. Но с вашим клиентом я бы подбирал и те крохи, что ей перепадают. Я бы остался даже ради одних этих реплик и номера с половиной состава кордебалета и умолял бы продюсера выплачивать ей какое-никакое жалованье. А что, если на бродвейской премьере над нею станут смеяться и тыкать в нее пальцем все остальные продюсеры? Впрочем, это будет концом ее карьеры, а не вашей. Ну а вы разыщете себе кого-нибудь еще, после того как угробите ее. Но вы наверняка заставите ее остаться в этом спектакле, чтобы заполучить свои несчастные вонючие десять процентов, потому что всем очевидно: вы испугались. Возможно, это единственное представление в ее жизни и больше ей вообще ничего не предложат – вот вы и не желаете упустить свою легкую поживу.

Внезапно пришла в себя Тэрри Кинг.

– Послушайте, в исполнении песен я дам Элен Лоусон сто очков вперед где угодно! И ни Эл, ни я не боимся. Это поганое шоу не единственное, и я стану звездой покрупнее, чем Элен Лоусон. Вот увидите, я уйду сама! И не потеряю своего лица! Сию же минуту! – она почти срывалась на крик.

– Дорогая, постой… – взмолился Эл. – Именно этого они и добиваются.

– А чего от меня хочешь ты?! – огрызнулась она. – Выступить на премьере в Филадельфии, а в Нью-Йорке выглядеть побирушкой на мелких ролях? И все для того, чтобы ты получил свои поганые десять процентов?!

– Это здесь совершенно ни при чем. И ты это знаешь. Мы можем получать вдвое больше денег, выступая в клубах. Но мы же с тобой согласились в том, что шоу на Бродвее даст нам возможность получить выгодное соглашение с кинокомпанией.