Долина кукол - Сьюзан Жаклин - Страница 26

– Не буду больше с тобой спорить, – устало сказала Анна. – Но я не хочу, чтобы ты плохо отзывалась об Элен при мне, Нили. Мне она нравится.

– Ух ты-ы-ы… За дверью зазвенел телефон.

– Что это за псих трезвонит в такое время? – удивилась Нили. – Наверное, ошиблись номером.

– Я сниму, – Анна пошла к аппарату.

– Привет, девушка… – раздался в трубке счастливый голос Элен.

– Элен! Что-то случилось?

– Элен! – воскликнула Нили в открытую дверь. – Боже мой, ты не шутишь? Надо же, как ты быстро сходишься!

– Вот захотелось просто позвонить и пожелать спокойной ночи, – приветливо продолжала Элен. – Я разделась, постирала чулки и трусики, намазалась кремом, уложила волосы и вот лежу в постели.

Анна представила себе Элен, блаженствующую на своей широченной кровати, и непроизвольно вздрогнула, стоя в неотапливаемом общем коридоре. Но несмотря на то, что рядом вертелась Нили, стоя над душой, любопытство одержало в ней верх.

– Элен, ты сказала, что сама стираешь себе чулки и трусы?

– Э-э, да ты шутишь, – прошипела Нили, – Конечно, сама, – ответила Элен.

– Честно. Еще моя старушенция приучила меня, и, хотя у меня есть служанка, я делаю это каждый вечер, прежде чем лечь спать. Наверное, это во мне ирландское, от О’Лири.

– Это твоя настоящая фамилия? Нили не выдержала.

– Сейчас вернусь. Накину махровый халат, если мы собираемся болтать. Здесь холод собачий. – Она убежала в комнату.

– Нет, настоящая – Локлин, – ответила Элен. – Шотландская Кровь во мне течет шотландская, французская и ирландская. Но я сменила Локлин на Лоусон. Мне казалось, это будет лучше смотреться на афишах.

– Ты говоришь так, словно всегда знала, что твое имя появится на афишах.

– А ты что, мне не веришь? Я уже с десяти лет пела на благотворительных концертах. В шестнадцать начала брать уроки пения. А два года спустя меня уже начали прослушивать на пробах. Получила маленькую роль и песенку в одном бродвейском шоу. Отзывы в прессе были сплошь восторженные. Поражены были все, но только не я. Если бы я не верила, что пою дьявольски хорошо, то не стала бы и пробоваться на ту роль.

– Значит, у тебя никогда не было неприятностей и никогда не приходилось искать работу?

– Она добилась всего сразу, – Нили уже вернулась, закутанная в теплый махровый халат, грызя хрустящее печенье. – Вот почему она так по-сволочному и относится к таким, как я: не знает, что это такое – пробивать себе дорогу в жизни.

– Нет, я добилась этого легко, – продолжала Элен. – Допускаю, что так легко получается не у всех. Но ух если в человеке что-то заложено, он своего добьется. И точка! У кого-то времени уйдет чуть больше, но, если в ком действительно что-то заложено от бога, он не потеряется в этой схватке. Терпеть не могу всякий дерьмовский треп о тернистом пути на вершину, который то и дело слышу… обо всех этих талантах, что не могут пробиться. Чтобы пробиться, требуется больше, чем просто хороший сильный голос. Черт подери, петь-то могут многие девушки. Сама слышала певичек в оркестрах, которые зарабатывали всего семьдесят пять долларов в неделю, а голос у них был получше моего. Но им не хватало этого самого…

Анна переступила с ноги на ногу, и ее заколотило от холода. Свое пальто она оставила в комнате у Нили.

– Элен, мне нужно лечь. Тепло отключили, и а мерзну.

– Я подожду.

– Но я не могу… Я имею в виду… телефон…

– Что, провод короткий?

– Телефон Висит в общем коридоре.

– Что-о-о?

– В коридоре. Я же снимаю меблированную комнату. Своего телефона у меня нет.

– Да ты шутишь! Хочешь сказать, что носишь на пальце камешек за полета кусков, а телефона у тебя нет? Где же ты живешь, черт подери?

– На Пятьдесят второй стрит, как раз у магазина «Леон и Эдди».

– Но это же грязный район! – воскликнула Элен. Тут ее голос изменился. – Ах, да какого черта, ты же скоро замуж выходишь. Но как ты можешь жить без своего телефона в комнате?

– Да он мне и не особенно нужен.

– Ну и бога ради! – До Анны донесся зевок и шуршание разворачиваемой газеты. – О-о, я вижу, обо мне тут две колонки, – проговорила Элен сонным голосом. – Ладно, ангел мой, иди ложись спать. Заходи завтра на репетицию после работы.

– Вообще-то я кончаю работать довольно поздно. И сразу мчусь домой переодеться для свидания с Алленом.

– Да, это бы лучше. Имею в виду – переодеться. Ты действительно очень привлекательна, Анна, но это твое пальто со стоячим воротником и официальный твидовый костюм надевать не надо. Запомни, самое главное на свете – это чтобы у тебя был человек, который любит тебя. Одевайся для него. Я позвоню тебе завтра на работу, – В трубке щелкнуло, и послышались частые гудки.

Анна вернулась в комнату к Нили. Взяла свое пальто и сумочку. Нили проводила ее до двери.

– Я чего-то не понимаю, Анна. Если бы не слышала собственными ушами, ни за что бы не поверила бы. – Выражение ее лица изменилось. – Но я все равно стою на своем; от нее всего можно ожидать.

– Ничего подобного. Сегодня вечером она веселилась… Она и впрямь такая одинокая. И ей понравился Джино.

– Вот, значит, в чем тут дело! – воскликнула Нили. – Она просто использует тебя, чтобы заполучить Джино.

– Не правда. Она была со мной приветлива и дружелюбна еще до того, как я договорилась о встрече с ними. Пригласила меня к себе домой…

Нили усмехнулась.

– А может, старую боевую лошадь потянуло на шалости на старости-то лет?

– Нили!

– А что, такое случается. Знаешь, некоторые из этих крупных звезд – особенно бабехи вроде Элен, которые любят заниматься сексом – ну вот, они сильно переживают, что мужики перестают их замечать, и переключаются на женщин, чтобы получить удовольствие. В одном ночном клубе с нами выступала одна угасшая кинозвезда, так она…

– Нили, Элен абсолютно нормальная! Нили зевнула.

– О’кей. Тут я с тобой спорить не буду. Все слишком хорошо знают, как она за мужиками гоняется. Всегда этим отличалась. Потому от нее первый муж и ушел. Является домой, а она занимается этим с одним гангстером, с которым еще раньше путалась.

– Нили, это не правда. Она любила первого мужа.

– Анна, я там сижу и треплюсь с девчонками днями напролет. Все знают, что во времена сухого закона она пела в притоне Тони Лагетте, где тайком подавали спиртное. Втюрилась в него, как бешеная. А он – итальянец, да католик, да жена, да семеро детей. Трахать-то он ее, конечно, трахал, но не больше. Когда к ней пришел успех в ее первом шоу, появился Генри Бэллами и заставил ее расстаться с Тони. Она становилась слишком знаменитой, и, если бы жена подала в суд, это могло бы подпортить имидж Элен. У нее начался долгий роман с Генри, но тайком она все равно спала с Тони. Это было всем известно, кроме Генри. А он продолжал вести ее дела, делать ее звездой и миллионершей. Потом Тони завел себе другую, и Элен пришла в такую ярость, что вышла замуж за первого попавшегося, за того самого художника. Притонов со спиртным к тому времени уже не стало, а Тони открыл какое-то дорогое заведение – ресторан итальянской кухни, а Элен повадилась привозить туда этого художника и обниматься с ним у всех на глазах, чтобы Тони ревновал ее. И видно, это сработало, потому что в один прекрасный день художник заявляется домой не вовремя и обнаруживает там такую трогательную сценку примирения двух старых друзей – Элен и Тони… Он оставил ее, но прежним так и не стал. Женился еще раз, но спился.

– И откуда только ты выкопала все эти басни?

– Историю с Тони я знала давным-давно. Да ты что, стоит кому-нибудь упомянуть имя Элен, как тут же говорят: «А-а, та самая баба, что с Тони путалась». Ну а про Генри Бэллами и про мужа узнала от ребят из шоу. Каждый знает…

– Каждый, – сердито перебила ее Анна, – знает это так же, как и ты – понаслышке. И подобно этому каждому ты тоже передаешь одну и ту же историю каждому встречному и поперечному. И так, как снежный ком. А ты сама там была? И вообще сама видела Элен с Тони вместе? Я говорила с Элен. Я знаю, как она относилась к своему первому мужу. Понимаешь, Нили, конечно, временами Элен несколько вульгарна. Я думаю, что поскольку она так быстро достигла успеха, ей просто не хватало времени, чтобы ее манеры стали вровень с талантом. Он вознес ее на вершину славы, но в душе она так и осталась девчонкой из Нью-Рошеля. И она лишь напускает на себя жестокость и грубость, чтобы окружающие не причиняли ей боль.