Моя война. Чеченский дневник окопного генерала - Трошев Геннадий - Страница 10

— Пусть нашим подарком вам, Геннадий Николаевич, станет разгром бандитов в предгорьях Чечни…

Создав ударные группировки и завершив их выдвижение в исходные районы, войска («Севера» и «Юга») приступили к блокированию населенных пунктов Аргун, Гудермес, Шали, Герменчук, Новые Атаги. А началось все мощными ударами авиации и артиллерии по опорным пунктам и базам боевиков…

И в этой связи не могу не сказать несколько слов о боевом применении авиации в первой чеченской войне.

Специально предназначенная для ликвидации бандформирований авиационная группировка размещалась на нескольких аэродромах. Еще до того, как войска начали выдвижение на территорию Чечни, наши летчики нанесли бомбо-штурмовые удары по четырем аэродромам (Ханкала, Калиновская, Грозный-Северный и Катаяма). Было уничтожено 130 самолетов и 4 вертолета, склад ГСМ, антенное поле, в результате ни один самолет чеченских ВВС так и не поднялся в воздух. В последующем мы постоянно чувствовали поддержку с воздуха. Летчики только в первые месяцы войны уничтожили и вывели из строя около 100 особо важных объектов, в том числе президентский дворец, телецентр, танкоремонтный завод, более 20 складов вооружения и боеприпасов, около 50 опорных пунктов противника, в частности, укрепрайон вблизи Аргуна, базы в районах Бамута, Шали, Самашек, Черноречья…

Ударами с воздуха уничтожено более 40 единиц бронированной техники, 150 автомобилей, 65 единиц зенитных средств. А как боевики боялись сброшенных осветительных бомб, какое сильное психологическое воздействие на них оказывали так называемые агитационные бомбы.

Результаты, безусловно, впечатляли, тем более личному составу авиационных полков пришлось начинать подготовку к операции фактически с нуля. Из-за отсутствия авиатоплива, запчастей и других материальных средств летчики ударной авиации, особенно бомбардировочной, в течение 1994 года занимались в основном восстановлением утраченных навыков в технике пилотирования и лишь изредка выполняли полеты на боевое применение. Опыт имели лишь те, кто прошли через «горячие точки», например Таджикистан.

Кроме того, проведенные в последние несколько лет (в рамках «военной реформы») сокращения и структурные реорганизации негативно сказались на боеспособности частей, органов управления, систем связи. Если к штурмовикам, действовавшим «по вызову», особых претензий не было, то у бомбардировщиков были немалые сложности. Например, отсутствие надежных агрегатов съемного вооружения самолетов не позволяло в полном объеме использовать боевые возможности СУ-24.

Многие авиаторы, как выяснилось, не имели новых топографических карт крупного масштаба, что затрудняло поиск и обнаружение наземных целей. Не было опыта «работы» в горной местности. Давала о себе знать «нестыковка» с другими силовыми структурами в организации поисково-спасательного обеспечения (ПСО) боевых действий, а попытка создать такую единую систему не встретила поддержки в МВД и погранвойсках… В общем, масса проблем. Но и в таких условиях авиация делала свое многотрудное дело. Не случайно бандиты постоянно охотились за нашими летчиками и предлагали за их поимку большие деньги.

Теперь об артиллерии. При подготовке шалинской операции мы уделили ей особое внимание. До сих пор с благодарностью вспоминаю полковника А. Куадже, начальника ракетных войск и артиллерии 42-го корпуса. Всю первую войну он находился рядом со мной. «Пушкарь от бога». Многие годы прослужил на Северном Кавказе, в том числе и на территории бывшей Чечено-Ингушской АССР. Без него нашему штабу пришлось бы крайне трудно.

Нетрадиционный характер боевых действий потребовал от артиллеристов соответственно и нестандартных подходов к выполнению тактических задач.

Мы, например, в своей группировке отработали в первую очередь вопросы взаимодействия артиллерийских, общевойсковых и других частей, участвующих в операции, любые недочеты здесь могли привести к страшным ошибкам — выбору не тех целей, которых требовала тактическая обстановка, несвоевременному открытию огня, и даже обстрелу своих войск. Ведь у артиллерии нет «собственных» целей в бою, их им дают подразделения других родов войск.

Именно поэтому согласованности, тесного взаимодействия прежде всего добивался полковник Куадже. Еще свежи были в памяти январские бои в Грозном, когда, случалось, общевойсковые командиры, не задумываясь, вызывали огонь целого артиллерийского дивизиона по пулеметчику-одиночке или по двум-трем окапывающимся боевикам. И это при дальности стрельбы более 10 километров, да еще без пристрелки! Бывали и приказы открыть огонь по противнику, находящемуся от наших войск всего в 70-100 метрах. А это чаще всего — верная гибель от своих же осколков… Нельзя было повторять трагические ошибки, вторично наступать на те же грабли.

Но вернусь к шалинской операции. Боевики, как мы и предполагали, оказывали упорное сопротивление. Действовали по уже знакомой нам схеме. Опорные пункты в селах устраивались, как правило, в капитальных каменных строениях, где оборону держали одна или несколько боевых групп по 5-6 человек в каждой (1 снайпер, 1 гранатометчик, 2 помощника гранатометчика, 1-2 стрелка). На подступах к населенному пункту оборудовали окопы для орудий и бронетанковой техники, траншеи и укрытия.

Зная по опыту, что тяжелые огневые средства бандформирования применяют чаще всего «рассеянно» и крайне редко — в составе батареи, я приказал полковнику А. Стыцине (начальнику разведки корпуса) выявить, по возможности, все отдельные орудия, «кочующие» минометы (на автомобилях) и т. п. Понимал, как это трудно сделать, и тем приятнее было, что разведчики не подвели, помогли «пушкарям».

На этот раз артиллеристы сработали четко, и боевики понесли значительные потери.

Не могу не сказать еще об одной, пожалуй, самой главной особенности не только шалинской, но и по-следующих операций. Дело в том, что, освобождая населенные пункты, мы не должны были допустить разрушений жилых домов, больниц, школ, детских учреждений (что, к сожалению, имело место в Грозном). Поэтому артиллерия вела огонь по выявленным целям в основном на подступах, а в самих селениях действовали штурмовые отряды и маневренные группы. Обычно это происходило так: армейские подразделения блокируют село, подавляя огнем артиллерии и авиации опорные пункты и места скопления боевиков, после чего входят подразделения внутренних войск и спецназа для проведения «зачистки». Именно так действовали войска не только в Шали, но и в Гудермесе, Аргуне.

События развивались так: 23 марта мы штурмом взяли Аргун, 30-го — Гудермес, причем, замечу, с минимальными для нас потерями. Дольше и ожесточеннее других сопротивлялось Шали.

Штаб А. Масхадова располагался в подвале здания бывшего райкома компартии. А мой командный пункт — на высоте Гойтенкорт, господствовавшей над населенным пунктом.

Кто-то из офицеров притащил на КП старое кресло-качалку. Я когда увидел, даже обиделся поначалу:

— Вы меня совсем как старика Кутузова упаковываете… Думаете, я буду сидеть и дремать на солнышке, когда вокруг «заруба» идет?!

А в ответ — только хитрые улыбки, будто что-то наперед знали. От чудовищной усталости я в какой-то момент действительно рухнул в кресло — передохнуть. Видимо, переоценил свои силы. Сорок восемь лет — возраст, когда без сна и отдыха уже невозможно работать сутками. Вот сердце и стало напоминать о себе (война бесследно не проходит).

В последние дни я постоянно был на ногах или на броне. Мотался вдоль переднего края, пытался получше изучить характер обороны противника, иногда под самым носом у дудаевцев. И не потому, что был таким бесстрашным. Страх присутствовал всегда. И в Грозном, когда я ездил на броне по простреливаемым насквозь улицам, и под Шали, когда проводил рекогносцировку местности, где предстояло действовать нашим подразделениям. Признаюсь, «холодок бежал за ворот», когда пули и осколки цокали по бортам. Но я просто обязан был показать «личную храбрость», чтобы, глядя на меня, ребята смогли преодолеть робость, особенно те, кто не прошел через штурм Грозного, но был наслышан о всем ужасе тех дней. Только своим личным примером порой командирам удавалось поднимать бойцов в атаку. Бывают на войне такие моменты, когда перед лицом страха бессильны самые суровые приказы и угрозы трибуналом…