Ключ-стражи (СИ) - Шакирова Анастасия - Страница 56

Нынче это модно: гляди, читай,

В книгах выживает один из ста,

На могилы сотни придет один,

Ты остался жив? так вставай, иди.

Надо тронуть тех, кто возьмет-прочтет,

Чтоб напомнить им: мол, судьба не мед,

Не корица с сахаром – горький чай,

Спите крепче, глупые, по ночам.

В общем, это правильно, думать так:

В жизни остается один из ста,

Мы теряем тех, кто стоял вокруг,

Кто хранил тебя, не пуская рук.

Сказка замирает – опасный край,

Кто здесь ошибется? Кто будет прав?

Как обрывки нитей узлом связать?

Закрывай глаза, закрывай глаза.

На последнем «закрывай глаза» я обогнула очередной шкаф, оказавшийся очень длинным, и увидела наконец поющего. Он стоял спиной ко мне, просматривая что-то в толстом томе, заложенном кучей листочков. Мягкие сапоги, походные штаны, накидка-плед, пояс из шкуры яка, с множеством пришитых сумочек – так одевались в королевстве путешественники средней руки, от купцов до наших профессоров, которым вдруг припадала необходимость съездить в столицу. Коротко подстриженные по моде Пристани светлые, как у меня, волосы.

– Извините, – робко начала я. Осеклась, потому что певец сам повернулся ко мне, оборвав песенку. И у меня перехватило дыхание – резко, как будто меня за горло подняли и приложили спиной об этот самый длинный шкаф, хотя вроде бы лицезрение вполне приятного человека не должно бы вызывать такой реакции.

Он не был злым колдуном из сказки – ни выступающих скул, ни черной бородки, ни хищных бровей; с ролью злого колдуна на сцене бродячего театра гораздо лучше справился бы Зелль или даже Вильям. Он вообще не выглядел злым. Спокойный, почти учительский, взгляд, узкое неприметное лицо из толпы: таких людей приходится запоминать по отдельным приметам (шрамы, родинки, одежда), чтобы распознать потом, например, в очереди за пирожками, если отошел на минуту. У этого был небольшой шрам на левой щеке – ничуть его не портил. Правда, глаза забыть было невозможно: не потому, что они сверкали каким-нибудь неземным пламенем или светились в полумраке, нет. Просто один глаз был карий, другой – зеленый. Возраст – навскидку чуть старше Ланса.

Я попятилась, наткнувшись на стул и едва не перевернув его. Да что же со мной такое?

– Здравствуй, Маннэке, – будничным тоном произнес человек; так приветствуют старых знакомых на улице.

А можно он окажется... ну, допустим, королем? Можно из соседнего королевства, портрет нашего я знаю, он на всех монетках вычеканен... Или канцлером Государства Ори, или бандитом оттуда же, или самим магистром Тонгейром, виртуозом векторной рунологии... стоп, он, кажется, уже умер. Ну пускай умер. Это не самое страшное, что может случиться с человеком.

Мне наконец удалось справиться с собственными дрожащими коленками. Простейшим способом, самым легким из придуманных: я разозлилась. До каких пор это, будет, наконец, продолжаться? У меня что, вся последующая жизнь теперь будет представлять прыжки по случайным местам? Из-за этих дурацких ключей, дурацких дверей и трижды дурацкого Хаоса? Да гоблина с два! С три! С сотню!

Поэтому я возмущенно потребовала охрипшим, но вполне боевым голосом:

– Только не говорите, что вы – Ворон! Это будет уже перебор!

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился человек. Бережно положил книгу, которую листал, на стол. – Тем более, что это не мое имя.

– Правда?

– Да. Глупо было бы отзываться на кличку, придуманную врагами. Понятия не имею, что их вдохновляло: если бы я хотя бы носил черное, или умел превращаться в птицу, – он с комичным недоумением пожал плечами.

– А не умеете? – глупо поинтересовалась я. Ничего более соответствующего ситуации в голову не пришло.

Разноглазый только сокрушенно развел руками:

— Увы. Вот замкнуть единственный выход из «осколка» на собственный дом — это я могу, пожалуйста. А в птицу — нет. Менять облик умели только великие магистры древности, и то — по слухам.

Действительно, дурацкое прозвище. И нос не клювом, и волосы не темные. Кто их разберет, этих менестрелей. Хлебом не корми, дай кого-нибудь окрестить Вороном, или Тигром Ори, или Убийцей Из Пяти Ветров.

– Меня зовут Ротхесс, – карий глаз лукаво прищурился. – Для друзей просто Ротт.

– Очень приятно, – вежливо-рефлекторно отозвалась я: уж что-что, а хорошие манеры госпожа Матильда в нас вбивала, не жалея сил. Потом подумала: может, оно и к лучшему. Раз сразу не убили, есть шанс, что удастся обойтись разговором, раз удастся обойтись разговором – притворюсь дурочкой, уж это-то я умею...

...Стоп. А почему сразу не убили-то? И я с бесшабашной наглостью в лучшем стиле Нори (все равно терять нечего!) ляпнула:

– А сейчас вы расскажете мне все свои злодейские планы, как в романах? Перед тем, как посадить в темницу?

Здравая часть моего рассудка, изрядно напоминающая Вильяма, что-то пискнула в тихом ужасе. Ротт приподнял бровь и добродушно улыбнулся.

– Нет. Прости, Нэк, но этого я делать не буду. Слишком избито и неоригинально, верно? Вообще-то я собирался расспросить как раз тебя.

– Э-э? – я всегда так красноречива, когда со мной разговаривают вражеские генералы, которым уже лет семьдесят как полагается мирно почивать под Реиным плащом.

– Да. Но для начала...

Движение его руки было стремительней, чем прыжок дифина или полет королевского тарга. Я отлетела назад к шкафу, изрядно ударившись спиной; хвала богам, шкаф стоял прочно, книги в нем – тоже, и мне на голову упала всего лишь пара каких-то тетрадей, тут же разлетевшихся по листикам. А Ротт уже держал в руке серебряный тонкий ключ, который еще секунду назад мирно покоился в переднем кармане моей куртки.

— Отдай ключ! — я рванулась было вперед, презрев вежливое «вы», но меня словно твердой подушкой прижало обратно к книжным полкам — резко, весь воздух из легких выбило, пришлось откашляться. — Отдай, а не то...

– А не то – что? – с искренним интересом спросил Ворон. Ключ он вертел между пальцами, иногда – вроде как легко – пробуя на излом. Проклятье, я ведь даже не знаю, насколько прочны эти ключи! Может, им одного нажатия хватает.

– А не то, – с отчаянной решимостью заявила я, – ты не получишь того, зачем сюда меня притащил. Я понятия не имею, зачем ты это сделал, но тебе явно от меня что-то надо, иначе мой живописный труп уже украшал бы собой восточную дорогу к Пристани. Так вот – говори! И не смей трогать ключ!

– Какая самонадеянность. Я прямо горжусь, – Ротт покивал головой. Еще раз крутанул ключ в пальцах, получалось у него ловко. – Какая готовность биться до последней капли крови за... они ведь даже не герои, какими вы их считаете; просто последние из обладателей странного и весьма, надо сказать, бесполезного таланта. А этот, вдобавок, еще и какое-то время сражался на моей стороне, правда, потом трусливо сбежал, – Ворон преувеличенно печально вздохнул, точно актер на сцене; казалось, вот-вот послышатся аплодисменты. – Так за что же ты готова погибнуть?

Удивил? Ха. Сейчас мне, вероятно, полагалось ахнуть в ужасе. Не дождется! Слишком часто Зелль уходил от простых вопросов, а я все-таки не настолько бестолковая, чтобы не ловить намеков, если они летят прямо в лоб. Поэтому провокация была проигнорирована. Кажется, мы выбиваемся из сценария.

– Что тебе от меня нужно? – устало повторила я.

– Торгуешься? – прищурился мой собеседник. – Зря. Поверь, я могу сделать так, что ты расскажешь все безо всякой торговли. С удовольствием.

Легкое движение пальцев – любой другой принял бы его за случайное. Я заметила лишь потому, что магов при работе в паре на «угадай-заклятие» с первого курса приучают смотреть на пальцы противника. Можно еще и на губы, если умеешь читать по губам; но старшеклассников тренируют произносить заклятия про себя. А пальцы, которыми чертишь руны, выдают любого. Я даже поняла направление, попыталась шарахнуться в сторону – неудачно. Справа и слева ко мне метнулись серые тени, не те звери, виденные нами в лесу – бесформенные, вытянутые длинные капли, похожие на расплющенных змей. Одна обвила мои запястья, прочно стянув их вместе. Другая схватила за горло.