Разыскиваются... - Триз Джефри - Страница 3

– Гляди-ка, светает, – сказала Энн, указывая на восток. – Скоро можно будет где-нибудь перекусить.

– Ага! Подумать только – яичница с ветчиной! Они мчались все дальше, продолжая размышлять

о еде. Небо сияло и было очень красивое, с каждой секундой становясь светлей и светлей – от нежно-голубого к серому и, наконец, золотисто-розовому и алому. Словно новенький красный мячик для игры в крикет, выкатилось из-за горизонта солнце, и, освещенные его лучами, деревья казались плоскими и черными, будто резные декорации игрушечного театра.

– До чего красиво! – воскликнула Энн.

– Что? – простонал из-за ее плеча Дик. – Бедный мой желудок! Он у меня пуст, как барабан!

– И у меня, только я стараюсь об этом не думать. Где-то на колокольне пробило пять. Было уже совсем

светло. Пели птицы, и молодые зайчата, сидевшие на шоссе, при виде велосипедистов пускались наутек. Мимо проехал на велосипеде деревенский мальчик и, поравнявшись, прокричал:

– Привет!

Но в домах все еще было тихо и пусто; окна закрыты шторы спущены. А вывески просто-напросто могли свести сума:

– Постель… – протянула Энн сонным голосом.

– …и горячие завтраки! – эхом отозвался ее брат. Он отпустил руль и схватился за ноющую поясницу, чуть не переехав при этом курицу.

Часам к шести утра Дик и Энн окончательно выбились из сил. На опушке леса они остановились и присели на поваленное дерево. Оба продрогли, и было им как-то не по себе.

– Никогда б не подумал, что можно проголодаться еще до обычного часа завтрака! – признался Дик.

– Но ведь обычно мы не гоним всю ночь на велосипедах.

– Да, дело, наверное, в этом.

Энн зевнула.

– А кровати у дядюшки в «Мон Плезире» были отличные.

Дик с сомнением поглядел на лес:

– Едва ли здесь есть ягоды и орехи…

– Ну, если мы застрянем до сентября… Только нет уж, большое спасибо, я не собираюсь тут торчать!

– Ладно! Не вешай носа!

Оба совсем приуныли; будущее уже не казалось столь привлекательным. Дик постарался взять себя в руки.

– Ничего, малыш! Уже десять минут восьмого. Чего-нибудь да раздобудем, если бы даже для этого пришлось дверь взломать.

Еще через милю показалась деревня. Они мчались вниз по склону и видели, как из серых кирпичных труб вьется голубой дымок. Невдалеке стоял опрятный домик под соломенной крышей, а на нем – вывеска. Когда они подъехали, дверь отворилась, и жизнерадостная полная женщина стала подметать порог. Она была настолько толста, что едва умещалась в дверях, а лицо ее походило на огромное румяное яблоко.

В сад доносился аппетитный запах жареной ветчины, заглушая аромат влажных от росы цветов. Он окончательно сразил ребят, которые кубарем скатились с велосипедов. Скрипнула калитка, дети пробежали по тропинке и, едва переводя дух, остановились у крыльца.

– Здравствуйте!

– Простите, нам бы…

– Не могли бы вы…

– Видите ли, сейчас еще очень рано, но…

. Женщина с лицом, похожим на яблоко, спокойно взглянула на них, потом улыбнулась и вдруг оглушительно расхохоталась, при этом лицо ее еще больше сморщилось, как будто у яблока отрезали целую четвертушку.

– Не все сразу, по одному! Есть хотите?

– Будьте добры!

– Так бы и сказали. Милости просим. Сюда. Всю ночь небось ехали? У меня частенько останавливаются во время воскресных походов парни и девушки с Севера. Только что-то вы больно молоды.

К счастью, женщина была из тех, что не ждут от собеседника ответа, а сами говорят и говорят без умолку. Энн растянулась на кушетке, набитой конским волосом, и тут же заснула. Дик погрузился в кресло-качалку, откинувшись на спинку, и с закрытыми глазами слушал, как в соседней комнате поет чайник и позвякивает глиняная посуда…

– А ну-ка, мои хорошие, пожалуйте к столу.

Сон с беглецов как рукой сняло. На вилках, ножах, чашках и большом коричневом чайнике поблескивали лучи утреннего солнышка. На блюде красовалась глазунья из четырех яиц, а сквозь них просвечивали поджаристые золотистые ломтики ветчины.

– Вареньица только у меня сейчас нет, мои милые. Сама-то я его не ем, оно мне для желудка вредно. А вот джему и сливочек – пожалуйста.

Через полчаса они почувствовали себя совсем другими людьми. Усталость прошла. Можно было снова пуститься в путь.

– Какой у вас славный домик! – сказала Энн, когда они расплачивались с хозяйкой.

И тут в первый раз «яблочное» лицо омрачилось грустью.

– Да, мои хорошие. Боюсь только, придется распрощаться с ним. Сквайр рассчитал моего муженька а домик принадлежит сквайру. Так-то вот.

– И вас выселят? – удивленно спросил Дик.

– Конечно. Ведь сквайру понадобится новый садовник.

– Ужасно! – сказала Энн.

– Не очень-то справедливо, а? Но как ни суди, а дом – собственность сквайра. И уж он сумеет постоять за свое. Всю деревню оставил без электричества только потому, что провода, видите ли, ему вид портят. Он смотрит на жизнь по старинке, и когда на прошлых выборах муженек проголосовал не за того кандидата, какого ему нужно, то большего и не требовалось. «Приглядывай, говорит, себе к зиме другое место и дом освободи». А дома во всей деревне принадлежат ему, так что придется, наверное, податься в другие места.

– Вот уж никак не думал, что в наше время могут твориться такие штуки! – задумчиво произнес Дик.

– Ну, да ничего. Как-нибудь выкарабкаемся. До свиданья, мои хорошие, и счастливо отдохнуть.

Дети помахали на прощание рукой и покатили дальше. Вскоре уже забыты были и миссис Румяное Яблочко, и все ее невзгоды.

День стоял чудесный, и они чувствовали себя такими счастливыми, какими не были уже целых шесть лет, с тех самых пор, как приехали в «Мон Плезир». Они весело распевали и махали рукой всем проезжающим.

– Фи, какие мы безобразные дети! – кричала Энн, передразнивая оскорбленный аристократизм тетки.

В полдень они добрались до какого-то городишки и заметили в витрине магазина походные принадлежности. Они купили небольшую палатку, подстилку, котелок, эмалированные миски и кружки, ложки, вилки и ножи. А Энн – еще короткие плисовые штаны – клетчатые шорты цвета хаки – и зеленую курточку. На все это ушло около тридцати шиллингов, и они радовались, что догадались прихватить с собой одеяла, потому что спальные мешки стоили слишком дорого.

Когда снова выбрались на Глочестерское шоссе, небо обложило тучами и вскоре полил дождь. Он хлестал по лицу, а стоило чуть пригнуться к рулю – вода попадала за ворот и текла по спине. Колеса велосипедов рассекали мокрое блестящее шоссе, и на каждом шагу их обдавало грязной водой из встречных луж.

– Надо бы под крышу, – сказала Энн.

Они спешились и укрылись под деревом. Через полчаса дождь кончился; кругом в лужах плавало бледное солнце.

– Я промочила ноги, – сказала Энн. – Не лучше ли сперва обсушиться где-нибудь?

– И выпить чаю. Как-никак, а мы сэкономили на втором завтраке.

– Идет. Может быть, нам повстречается какая-нибудь добрая душа вроде миссис Яблочка?

Они проехали еще милю или две, но не встретили ровным счетом ничего, кроме роскошного отеля, куда не решились даже зайти. Потом им попалась отвратительного вида заправочная станция, крытая рифленым железом и увешанная уродливой рекламой, над которой красовалась огромная вывеска: «Закуски».

– Все лучше, чем ничего, – проворчала Энн. Навстречу им суетливо выбежал маленький человечек

с лисьим лицом и жестом указал на тот конец постройки, где помещалось кафе. Это было унылое заведение с замусоленными скатертями на столах и безмятежно ползавшими повсюду мухами.

Дети заказали чаю и спросили, нельзя ли посушить обувь.

– Конечно, можно, – ответил человечек с важным видом, – для этого имеется специальная сушилка. «Все к услугам посетителя» – таков наш девиз.