Счастливцы с острова отчаяния - Базен Эрве - Страница 5

От «Таймc» эстафета переходит к «Сазерн пост», но за двенадцать лет газета не опубликовала ничего, кроме заметок и кратких сообщений в рубрике «Заморские территории».

В 1949 году:

В 1952 году:

В 1954 году:

В 1957 году:

В 1959 году:

В 1960 году:

Хью собирает свои заметки. Две последние фамилии упоминаются в той телеграмме, что начинается словами «Землетрясение на Тристане». Эпопея совпала с хроникой происшествий. Хью переменил свое мнение: в конце концов рай — это все то, что мы считаем раем, если даже для других он только чистилище. Пятьдесят строк, чтобы умолчать об этом рае, слишком много, а чтобы о нем рассказать, слишком мало. Хью снимает колпачок с авторучки. И строчит, строчит, все больше увлекаясь. Он быстро написал сто восемьдесят строк, которые ему придется скрепя сердце показать патрону.

— Ты с ума сошел, так много! — рычит патрон, «вырубая» добрую треть заметки.

Но это не поможет. Хью, воспылавший дружескими чувствами к этой эпопее в южных широтах, пойдет и тайком от патрона восстановит свой текст.

Суббота, 23 сентября. Джеймс Кей, кочегар с траулера «Тристания», высоченный и белобрысый, в компании Джосса Твена — своей полной противоположности — задержался перед объявлением, наклеенным на стене среди прочих при входе в Зал принца Филиппа.

— Здорово они морочат вас, эти ученые головы! — ворчит он.

Сейсмологи и вулканологи действительно делают вид, что ничего не случилось. Вот уже семь недель все тристанцы останавливаются, чтобы перечитать, хмуря брови или блаженно улыбаясь — смотря по темпераменту, — ответ этих оракулов:

«Специалисты, мнение которых по поводу недавних подземных толчков мы запросили, считают, что имело место простое оседание почвы вдоль линии сброса. Итак, ничто не дает оснований предположить, будто это грозит опасностью. Однако, поскольку подобные вибрации еще могут привести в движение непрочные скалы, мы рекомендуем всем быть внимательнее, проходя под прибрежными утесами или вблизи осыпей»,

— Трясет нас действительно что надо! — воскликнул Джосс. — За последние десять дней тряхнуло раз девяносто! Если бы ты был в церкви святой Марии прошлое воскресенье, сам бы убедился.

Джеймс Кей, зачисленный, как и Джосс, в состав экипажа «Тристании», но в отличие от него на постоянную, а не на сезонную работу, первый раз вступил на остров Отчаяния, где земля теперь соперничает в «гостеприимстве» с морем. Неделю назад «Тристания» пришла сюда на лов рыбы. Джеймс стоял на вахте в воскресенье, 17-го, когда вечером, в самый разгар службы, церковные стены задрожали, хотя преподобный Клемп как ни в чем не бывало не прерывал службы, лишь на секунду обернувшись, чтобы сказать пастве:

— Братья мои, сегодня не будет проповеди и оглашений. Да хранит вас господь!

В понедельник Кей даже не заикнулся о том, чтобы сойти на берег. Капитан «Тристании» Тэд Лэш, старейшина общины Уолтер, администратор и все должностные лица острова единодушно решили, что совершенно необходимо выяснить, только ли на Тристане происходят подземные толчки или они распространяются на соседние островки: Неприступный, Стольтенхоф, Мидл, Соловьиный и даже более удаленный Гоф, все они тоже вулканического происхождения, но заселены лишь тюленями и птицами. «Тристания» на пять дней снялась с якоря и наблюдала за архипелагом, таская за собой трал.

— Знаешь, — сказал Джеймс, — правильно сделали, что вывесили эту потеху. Нервы людей надо беречь.

— Конечно, — ответил Джосс, — ведь на островах все тихо. На Найтингейле в гнездах не разбилось ни яйца. Я зашел в хижину, где мы пережидаем непогоду, когда приезжаем туда собирать пух и гуано. У стенки стояла лопата, ее можно было бы столкнуть щелчком. Но она даже не шелохнулась. Лишь Тристан ходит ходуном.

— Оно и видно! — засмеялся Джеймс.

Зал принца Филиппа полон. Гнусавит патефон. Вся молодежь вальсирует в большой зале, где подолы дам волчком вертятся на пышных нижних юбках, где порхают галстуки-бабочки чопорных кавалеров, столь же твердые, как и их накрахмаленные сорочки. Днем Сандра Трэнч, дочь директора консервного завода, пригласила своих дружков, то есть всех подростков деревни. Вечером Майк Трэнч с женой созвали на танцульки взрослых. Кроме стариков и больных, здесь все жители Тристана; каждый пришел со своей тарелкой и стаканом. Праздник на Тристане подобен пожару, свадьбе, трауру — деться от него некуда.

Но вот старый патефон, что-то прохрипев, умолкает. Какой-то малыш сразу бросается к нему, чтобы покрутить ручку и поменять пластинку. Из ящика слышатся покряхтывания, затем — первые слова старой шотландской песни. И вдруг молодежь разбегается и, хлопая в ладоши, образует круг: это Патрик «бросил подушечку» Рут, которая опускается на колени и целует его. Джоссу очень хотелось, чтобы ему выпало счастье в этой старой, иногда бесконечно долгой игре, во время которой от щеки к щеке рикошетом отскакивает часто нечто большее, чем дружеский поцелуй. Рут встает и с подушечкой в руках идет по кругу, глазами ища, кому бы передать поцелуй в губы и право выбрать себе затем другую партнершу. Она явно в замешательстве… Джосс подается вперед, пытаясь пробиться сквозь своих прилипших друг к другу кузенов. Он даже бормочет сквозь зубы поговорку: «Каждая раковина воображает, что в ней жемчужина». Но Рут, не заметившая его, чмокает Нельсона, который прикасается к Лу, а та бросает подушечку к ногам Тони, вынужденного тем самым покориться и оторваться от Бланш, своей милой, до тех пор, пока он снова сможет ее подхватить, утроив на сей раз дозу поцелуев… Ну ладно, дело ясное! Джосс отворачивается и прислушивается. Слева от него сидят, потягивая из жестяных банок пиво, почти все члены Совета, и среди них его отец Бэтист Твен, который рассуждает: