У Великой реки. Поход - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 83

— Всё, — сказала Лари.

И впрямь лапы мантикоры сотрясались дрожью в предсмертной агонии.

— Не встанет? — спросила Маша.

— Нет, — сказала Лари. — Мы, тифлинги, чувствуем жизнь. И чувствуем, как она уходит. Эта жизнь почти совсем ушла. А теперь — ушла совсем.

Да, агония прекратилась. Могучие широкие лапы остановились, вцепившись когтями в перемешанную с землёй траву. Увенчанный костяной палицей хвост последний раз метнулся по земле, вырывая стебли травы, и остановился. Густая, тягучая, смешанная с кровью слюна повисла вожжами с оскаленных клыков, выпученные глаза с огромными чёрными зрачками остекленели. Жизнь ушла.

Сунул револьвер в кобуру, поднял ружьё, перезарядил парой патронов. Лари уже стояла над убитым хищником.

— Испортили шкурку. А ведь она стоит под тысячу, — с сожалением сказала Лари.

Действительно, шкуру мантикоры украшал целый набор дыр от картечи и пуль, а верхушка плоского черепа, через которую пробились наружу револьверные пули, вообще разлетелась. Даже уши придётся искать по всему полю. А на спине расплылся огромный ожог от шаровой молнии, сквозь который виднелись белые позвонки и рёбра. Непонятно, как мантикора после такого удара вообще прыгнуть смогла. Пахло палёными шерстью и мясом.

— Да, тут уже ничего не сдерёшь, — ответил я.

Это верно она сказала. Экземпляр нам попался крупный, такая шкура, будь она целой, дорого бы стоила. Дороже, чем заплатил бы город за её уничтожение, займись она людоедством в его окрестностях. Но не всё так плохо. Я достал из ножен тяжёлый тесак, взял в руку хвост и рубанул под самой палицей. Шипастый костяной наконечник свалился на траву, из обрезка хвоста скупо засочилась тёмная кровь, поблескивающая рубиновым в свете костра. Такие палицы тоже дорого стоят — под сотню.

Затем я приподнял хвост хищника и резким движением надрезал небольшую шишку под хвостом. Достал из сумки небольшой флакон, подставил под струйку, наполнил густой маслянистой жидкостью на треть примерно, пока ручеёк не иссяк.

— Ну, теперь спокойно жить будем, ни одна тварь до утра не подойдёт, — сказал я, подбирая с земли шипастый конец хвоста и убирая его в холщовый мешок.

— Почему? — не поняла Лари.

— Чем пахнет?

Она слегка принюхалась. Затем сказала:

— Не пойму. Как будто корицей с какой-то гнилью одновременно.

— Это мантикорой пахнет, — объяснил я. — Она таким запахом территорию метит. Я железу надрезал мускусную, и из неё жидкость вытекать начинает. Теперь, пока запах не исчезнет, даже нечисть не сунется.

— Почему? — с удивлением спросила прислушивавшаяся к беседе Маша.

— А ты что, не знаешь, что мантикора иммунна к любой магии? Как кошка? — удивился я в свою очередь. — В том-то и смысл, что ни одна лесная нечисть не может драться с мантикорой иначе как на зубах и когтях. Даже туманный болотник не может из неё жизнь вытянуть. Вот и не суются туда, где мантикора охотится.

— Поэтому ты в пузырёк это набирал?

— Точно, — кивнул я. — На других стоянках можно будет по нескольку капель вокруг разбрызгивать. Главное — на территорию другой мантикоры при этом не влезть, а то на разборки заявится.

— А как узнать, где территория?

— А никак. Рассчитывать на везение, — ответил я чистую правду.

— А на мантикору кто-то охотится? — спросила Лари.

— Этеркапы. Этеркапы на всё охотятся, что ни попадётся.

— Что за этеркапы? — не поняла Маша.

— Что-то вроде смеси на редкость уродливой обезьяны с пауком. Уже нечисть. Заплетает паутиной целые поляны, паутина толстая, липкая и магически укреплённая. Бывает, что и мантикоры запутываются. Затем этеркап парализует заклинанием, а если не срабатывает, как в случае с мантикорой, то посылает пауков, что травят ядом.

— В общем, этеркап не охотится, а ждёт, что в паутину влипнет?

— Примерно. Но на мелочь какую-то может и паучка послать, чтобы укусил, и заклинанием обездвижить. Кролика того же.

— Так что, уже не караулим? — спросила Лари.

— Ну щас! — возмутился я. — Иди спать, моя смена дежурить. Не караулим… чего удумала. Жить надоело?

С этими словами я уселся поближе к костру и пристроил двустволку на колени.

ГЛАВА 38,

в которой герой с компанией добирается до городка Пограничный, где встречает ещё одного бывшего сослуживца, приступает к расследованию, но его право вести таковое подвергается некоторому сомнению

Форт Пограничный был последим крупным поселением на территории Тверского княжества на запад от города. Расположился он на берегу реки Улар, доставшейся Великоречью исключительно от мира этого, в неё впадала река Песчанка, перекинувшаяся сюда уже из мира нашего, которая сама изрядно располноводнела здесь, и тот же самый Улар, прежде совсем незначительный, принял в себя воды рек, ручьёв, речушек, разлившись до километра в ширину[81].

Поначалу Пограничный был действительно всего лишь фортом, выросшим на рубеже с Вирацким баронством. Затем он прирос малым городком примерно с половину нашего Великореченска, но тоже зажиточным и оживлённым. Здесь собирались товары со всех окрестностей, с хуторов, факторий, деревень. Сюда везли товары по Песчанке сверху, от тех же Бродов, и тут переваливали их на большие баржи. Сюда везли товар из западных баронств.

Жизнь здесь была пограничная и довольно опасная из-за близости Дурного болота, через которое чуть ниже протекал Улар, разливаясь протоками среди многочисленных островов. Оттуда лезли всевозможные твари и весьма отвратная нечисть. В общем, всё как у нас на севере княжества, разве что у нас не было пакостливых и жадных маленьких феодальных государств под боком. Зато были эльфы с прилагающимися проблемами.

В Пограничном не было ни одного охотника в отличие от нашего Великореченска. Причина тому проста: городком правил комендант форта, в котором квартировала целая рота егерей. А егеря истребляли всякую зловредную тварь исключительно по долгу службы, равно как и залётные банды, и прочих нарушителей спокойствия. Хотя в профессионализме нашему почтенному сообществу уступали, поскольку бандиты — это одно, а нечисть с чудовищами — совсем другое, специальные знания нужны. Но брали количеством и огневой мощью.

Ещё в форте расположился целый батальон пограничной стражи, несший патрульную службу вдоль берегов Песчаной и Улара, являвшихся в этом месте границей с баронствами. Поэтому тамошние пограничники всё больше на заставах сидели.

Стояли там же у причала два малых сторожевика, при которых обреталось ещё до ста человек экипажей и береговой службы. За стенами форта был грунтовый аэродром, где стояла целая эскадрилья смешанного состава — три посыльных и разведывательных «аиста», два транспортных «гуся»[82] и «громовержец»[83] — самолёт огневой поддержки. А с ними полурота аэродромной обслуги и охраны. Стояли в форте две четырёхорудийные батареи, правда, без самоходок — каждая из двух огневых взводов. В первой батарее было четыре буксируемых полковые гаубицы ГПБ-2 — четырёхдюймовки с дальностью стрельбы до десяти километров, вторая же батарея была укомплектована «единорогами» — миномётами калибром сто семь миллиметров, установленными на «копейки». Была авторота Бригады пограничной стражи, правда, сокращённого состава.

В общем, немало войск набиралось — самая сильная военная база на западе княжества. Но и участок ответственности у неё не приведи боги, даже подсчитать трудно. Поэтому в форте одновременно редко когда набиралась даже рота. Миномёты в составе огневых взводов катались от заставы к заставе, по задачам егерей, шарившихся по лесам, в расположении же постоянно стояла батарея гаубиц, пристрелянная по ориентирам в окрестностях форта.

Сипаи здесь не служили: немало их было родом из окружающих баронств, поэтому их всё больше на левый берег Великой перекидывали — туда, где княжество граничило с нелюдскими территориями. Во избежание проблем, так сказать. Местные же служаки были родом из пришлых. Изредка для усиления придавали до эскадрона зуавов без опаски, потому что туземная кавалерия набиралась всё больше из харазцев и других полукочевых племён юга, и с местными аборигенами они враждовали.