У Великой реки. Поход - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 7

Так вот о приезжих: по прибытии идут в околоток, в специальный «бабский отдел», где старшая урядница Анфиса Зверева им «жёлтые билеты» выписывает. А как билет выписан, так у девицы все гражданские права урезаны. Туда нельзя, сюда нельзя, того нельзя, сего… И будет так, пока девица билет обратно не сдаст, решив к нормальной жизни вернуться. В общем, одно из двух: или деньги зарабатывай известным способом, или будь полноправной если не жительницей, то, по крайней мере, приезжей.

Все гулящие девки поступают под надзор «бабского отдела». В отделе кроме самой Анфисы ещё четыре местные жительницы работают. Вот они с момента получения пресловутого жёлтого билета и надзирают за благонравием своего развратного и непутёвого контингента.

Нарушать правила не стоит. Если мелким преступникам в городе назначают месяц-другой тяжких и грязных работ, то с дамским полом поступают гуманней. Всё же негоже девку, пусть даже распутную, заставлять дерьмо из ям ручным насосом качать. Если речь идёт не о серьёзных преступлениях, а скорее о нарушениях порядка, нарушительниц сразу передают в «бабский отдел» для «определения ей наказания в административном порядке». По понедельникам все помощницы Анфисы Зверевой собираются в околотке, и уводят повинную девицу в специальный сруб вроде баньки на задах околотка, «банькой» и называемый. Затем вызывают туда фельдшерицу из больницы, запираются на тяжёлый засов, после чего оттуда доносится свист розог и визг наказуемой. Тоже обычно помогает. А «банька» и исключительно дамский персонал отдела — из уважения к женской стыдливости, буде у кого из преступниц таковая осталась.

Тюрьмы же у нас в городе нет: слишком уж городок мал для того, чтобы таковую иметь. Поэтому наказывают у нас или тяжкими работами, или, в случае с мелкими преступницами, поркой, или штрафами разной величины. Преступников настоящих, серьёзных, под конвоем в Тверь отправляют, откуда им путь на каторгу, на рудники. Это уже воров да разбойников. И вершина всего — смертная казнь. Но казнь всегда за смертоубийство или за незаконную волшбу, направленную на подчинение человека или лишение его жизни. Такое случается нечасто, и обычно виселица пустует.

У нас вообще с этим полный либерализм. Всё же город-то на три четверти пришлыми населён, вот потому и уклад такой. В иных городах, в аборигенских, или графствах с баронствами — там на всякое насмотришься. Раз Средневековье в полном разгаре, то и нравы соответственные. И на кол сажают, и в котлах варят, и лошадьми рвут. Теперь, правда, вместо лошадей во многих местах лебёдки с Ярославского механического завода пользуют. И медленней, и дешевле. А где-то, по слухам, на ратушной площади вместо эшафота пилораму поставили. Но тут уже за что купил, за то и продаю.

Улица, ведущая к Берегу, местами освещалась, тусклые лампочки фонарей разгоняли густеющий мрак всего на несколько шагов от столбов. Но я и без фонарей каждую колдобину знаю, хоть таковых и немного. Аккурат на прошлой неделе здесь улицу снова подсыпали. Целая баржа с гравием в город пришла, и возили её грузовиками.

Гравий похрустывал под подошвами ботинок, со стороны Берега доносилась приглушённая расстоянием музыка. Веселье уже начинается. Я повторил почти весь путь, который проделал от ворот до дома на машине, разве что на площадь выходить не стал, а дотопал до трактира под названием «Царь-рыба». Сие питейно-едальное заведение располагалось на Холме и посещалось всё больше местными. И кормили здесь так, что любо-дорого.

Я поднялся по ступенькам гулкого деревянного крыльца, поздоровался с двумя знакомыми шкиперами барж, курившими папиросы на крыльце. Внутри трактира, к моему счастью, курить не разрешали. Я вошёл в дверь, захлопнувшуюся за моей спиной на пружине, огляделся. Зал был заполнен наполовину, я видел немало знакомых лиц, но из приятелей моих никого не было.

Сел один за пустой четырёхместный столик у окна, сколоченный из толстой ошкуренной доски. Такими же здесь были и стулья. Едва сел, как ко мне, плавно покачиваясь, будто дирижабль на ветру, подплыла Марина Ивановна, жена владельца трактира Митрича, суетившегося сейчас на кухне, за окошком раздачи. Но если Митрич был мелок, бородат, суетлив и шумен, то супруга его блистала дородностью, статью, ходила «белой лебедью», поскрипывая досками прогибавшегося под её немалой тяжестью пола, а говорила всегда ласково и растягивая гласные. Щиколотки да запястья у неё были толщиной чуть не в моё бедро, но лицо на удивление приятное.

— Здравствуй, Саша.

— Здравствуйте, Марина Ивановна, — поприветствовал я хозяйку.

— Один будешь?

— Пока один. Поем без суеты.

— И то верно. Что будешь кушать?

— А чего сегодня хорошего?

Тут всегда полезно спрашивать, потому как плохого не присоветуют.

— Если совет нужен, то бери уху тройную и котлетки из сомятины. Петька с хорошим уловом сегодня, всё прямо из речки.

Петька был племянником Митрича и командовал рыбацкой артелью. Было у них три больших баркаса, так что снабжали они рыбой чуть не весь город и ещё на сторону продавали. А в трактир шла рыбка самая лучшая, если уж Марина советовала что-нибудь попробовать, оно того всегда заслуживало.

— Тогда уху с… котлеты большие?

— Нет, небольшие. Такие примерно. — Она показала на ладони, какого размера будут котлеты из сомятины. — Парочку бери.

— Пару котлеток с молодой картошечкой, уху, мочёных груздей мисочку, кувшинчик клюквенного морса и двести водочки, — закончил я перечисление заказа.

— Водочки простой? Есть на калгане, на брусничном листе, на лимоннике, «Клюковка» имеется, — перечислила хозяйка.

— Обычной, главное — с ледника.

— Сейчас принесу.

Действительно, через минуту она вернулась с водкой, морсом и солёными груздями. Выставила всё на стол, сказала, что уха будет через пару минут, и удалилась царственно. А я булькнул прозрачной, как слеза, водки из запотевшего графинчика в лафитник зеленоватого стекла — и единым махом осушил. Потыкал вилкой в мисочку с груздями, подцепил пару грибков вместе с колечками лука и с хрустом зажевал. Хорошо! Да здравствует седативное воздействие алкоголя на организм после тяжёлых, полных невзгод и опасностей похождений!

Не позже чем через пару минут появилась глиняная миска с ухой. Уха и вправду была замечательная. Почти без рыбного запаха, но беспощадно наваристая, притом прозрачная, с плавающими в ней кусками белой рыбки. Под такую благодать пришлось ещё водки себе налить и выпить. Как заставили.

Пока я наворачивал уху, в трактир вошли двое. Один — среднего роста, в плечах широченный, с изрядным при этом пузом, с длинными волосами, убранными в хвост, и заросший до самых глаз бородой. Второй — повыше, с чуть скуластым лицом, светлыми глазами и волосами. Борода и Батый. Почему Бороду так прозвали, объяснять не надо. А вот Батый… Батый был татарином из Нефтекамска, за что кличку в честь монгольского хана и получил с чьей-то лёгкой руки. Разве что не похож был на носителя этого имени. Были они на пару с Бородой владельцами торгового Дома «Стрелец» и держали почти всю оружейную торговлю выше Твери. Числились пока третьей гильдией, но росли на глазах. Торговали они ещё и доспехами, и всякими кузнечными делами гномьей выделки. Была у них самоходная баржа и четыре грузовика. Им же я сбывал товар от гномов, который привозил не в торговый сезон.

Я замахал им, и они сразу направились к моему столу. Пожали друг другу руки, похлопали по плечам. Расселись, позвали Марину Ивановну. Через пару минут на столе уже стоял большой графин водки, большая же тарелка со всевозможными соленьями, дополнительная порция груздей. Перед Батыем исходила паром уха, а вот Бороде принесли солянку. Борода, по обыкновению, взял инициативу в свои руки, разлил водку, поднял свою стопку, почти полностью скрывшуюся в его толстенных пальцах.

— Ну, как говорится, за встречу! — произнёс он басом не блиставший оригинальностью тост, но выпить за это никто не отказался.

— Где пропадал? Искали тебя вчера, хотели дельце одно предложить, — сказал Батый, закусив.