У Великой реки. Поход - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 23

Зевающий на ходу так, что я начал опасаться за его челюсть, помощник капитана парома распределил наши машины по плоской деревянной палубе, велел заглушить моторы, после чего ушёл в рубку. Я выбрался из-за руля, потянулся, огляделся.

Такая необычная бухта, как та, вокруг которой построен купеческий город Великореченск, образовалась после Пересечения миров, когда столкнулись Волга из нашего мира и река Итиль из этого. Здорово тогда досталось всему окружающему, а в тех местах, где русла наложились друг на друга таким образом, как здесь, получились большие бухты, затоны и заводи. А ещё у новой, большой реки, впоследствии названной Великой, появился приток, который и впадал в великореченскую бухту. Именно по этому притоку оказалось удобным сплавлять в плотах строевой лес, и этот лес, а точнее — торговля им, положил начало нашему городку. Это потом уже до другого товара дело дошло.

И сейчас бухта сплошь была заставлена самоходными и несамоходными баржами, рыбацкими баркасами. Стоял, пришвартовавшись, танкер, доставивший мазут из Самары, стояла баржа-автовоз из Нижнего, притащившая десяток грузовиков торговому дому «Беляков и Сын», которые торговали машинами на всю округу.

Чуть дальше, за пассажирскими пирсами, стояли на швартовах два пассажирских парохода. Скоростная «Ласточка», билет на которую стоил вдвое против иных, и пузатый грузопассажирский «Лещ», куда можно устроиться не только с багажом, а даже и с машиной. Если денег хватит место в трюме оплатить.

Военная пристань была отделена от гражданских высоким забором. Сейчас за ней стояли целых три корабля, что случалось редко. Сторожевики[25]«Быстрый» и «Бравый», сопровождавшие караван барж из Царицына с Нижним, и речной монитор[26]«Сом», непонятно зачем заявившийся в наши края. Что военные тут задумали? У нас для таких кораблей ни ремонта нет, ни задач. Сторожевики с караванами ходят, с этим всё понятно, а вот монитор… Он только для нападения, а нападать здесь вроде как и не на кого.

Выход из бухты прикрывался каменным молом, возле которого разместились два дота с крепостными пулемётами. На склоне бухточки, на закрытых позициях, виднелась батарея гаубиц — тех самых, что составляли основу обороны городка. Сейчас там было тихо, лишь за колючей проволокой, ограждающей позиции, прохаживался часовой.

А за молом открывалась вся ширь Великой реки. Мне приходилось видеть фотографии реки Волги в своём течении выше Твери. Не такая уж она была тогда и широкая, вовсе не как сейчас, метров двести, не больше. Ну триста, по фотографии сложно судить. Теперь же, соединившись с Итилем и превратившись в Великую, река разлилась шире чем на километр, хотя мы находились в верхнем её течении. А уж ниже, после Ярославля, ближе к тому же Царицыну и Нижнему Новгороду, и противоположный берег было не разглядеть. Прямо настоящее море.

Палуба дрогнула, под ней приглушённо забормотал большой дизель. По пирсу пробежали двое аборигенов, работающих в порту, отцепляя от кнехтов канаты, удерживавшие паром на месте, и забрасывая их на борт, увешанный старыми автомобильными покрышками. Паром медленно отдалился от причала, подрабатывая подруливающими винтами в тупом носу. Неторопливо развернувшись в сторону выхода из бухты, набрал доступную ему черепашью скорость и пополз к выходу, давя плоским носом мелкую речную волну.

На реке было тихо, лишь кое-где можно было заметить рыбацкие баркасы. Скоро они уйдут к причалам на разгрузку, время лучшего улова уже вышло, и рыбаки на бортах в последний раз выбирают сети, выбрасывая за борт затесавшуюся в улов мелочь. За этим у нас надзор строгий — поймают на том, что ячея слишком мелкая в сети или мелочи в улове больше допустимого, и оштрафуют на первый раз так, что хоть баркас продавай.

Чуть дальше, за баркасами, резал поверхность воды форштевнем небольшой патрульный катер. Он принадлежал околотку, на борту были урядники — четверо. Посреди катера стояла турель со всё той же неизменной спаркой крепостных пулемётов. Самое популярное оружие — куда их только не ставят. Их у нас «металлорезками» зовут.

Урядники на реке не бездельничали. Случались нападения даже на рыбаков как со стороны мелких группок бандитов, пытающихся захватить их баркасы, так и со стороны подводной нечисти или чудовищ. На вооружении катерка были даже глубинные бомбы — маленькие железные бочонки, бросаемые за борт руками.

Путь парома лежал не совсем поперёк течения, а чуть выше, где в единственном пологом месте обрывистого берега пристроилось небольшое укрепление за частоколом, в котором тоже несли службу городские ополченцы. Эта пристань для городка нашего важна, потому как она — единственный путь, по которому можно с машинами на противоположный берег сгрузиться. Не будет её — и переправляться придётся аж через Тверь. А от Твери берегом до этого места тоже не слишком дойдёшь: надо пересекать реку Тверцу, в ширине своей немалую.

Наш городской совет уже не раз обращался к командованию тверского войска, чтобы поставили на той стороне нормальный форт и разместили в нём гарнизон. Не ровён час, отрежут весь угол между Великой и Твердой от снабжения — что тогда делать? Но все письма пока терялись в тверских канцеляриях, и слабенькое укрепление оборонялось ополченцами.

Дальше от берега, верстах в тридцати, будет форт, в котором несёт службу туземный гарнизон, но берег он не прикрывает — лишь перекрёсток дорог. Неразумно это. Захватит кто берег, и тот гарнизон в окружении окажется. Но у нас всё как всегда — пока не обгадишься, и порток менять не треба.

Паром потихоньку допыхтел до противоположного берега, началась швартовка. Я снова забрался в кабину, ожидая сигнала к выгрузке. Вскоре помощник капитана махнул красным флажком, и наша небольшая колонна полезла на пирс, а оттуда по мощённому речным камнем откосу — на высокий берег. Часть берега была ограждена частоколом, в середине которого разместился бетонный колпак пулемётного дота. Всё. Маловато для серьёзной обороны. На смотровой вышке, возвышавшейся над частоколом, стояли двое ополченцев с биноклями. Невелика сила, серьёзное нападение им в жизни не отбить — одна надежда, что сумеют сигнал подать да добежать до катера.

А опасностей в этом мире хватает. Это поначалу, когда мы, пришлые, появились здесь, от нас все разбегались. Огнестрельное оружие, машины, броня, пароходы. А что теперь? Винтовка у любого дикаря имеется, добыть её дело нехитрое. Винтовки с револьверами, простите, на базарах и в лавках продаются. Да, взрывчатку с порохом только пришлые производят, но те же патроны продаются, и купить их может кто угодно. А динамит, что в кузове лежит у меня, так и вовсе товар — пришлые им торгуют. Нарушение моё не в том, что я его гномам на продажу везу, а в том, что нет у меня для этого лицензии, и налог я потом платить не буду.

Речные пираты из аборигенов нападают на караваны на скоростных моторных лодках и баркасах, и если нападения удачны, то их лодки усиливаются трофейными пулемётами. Бароны с графами из своих замков выезжают на вездеходах, а у ворот стоят не алебардщики, как пару веков назад, а пулемёты на станках и дружинники с карабинами. Дружины местных владетелей покупают броневики, пусть упрощённые и только пулемётные, но всё же. Которые давно сжили со свету рыцарскую конницу, кстати говоря.

Управляющие баронские трясут и выбивают дань из крепостных кметов не розгами, а полевым телефоном. В аборигенских городах преступников сажают на кол и разрывают на куски не конями и быками, а лебёдками. Благодаря нам уровень вооружения местного населения подскочил небывало, а вот мозги… мозги не изменились. Средневековье здесь, со всеми издержками. Хорошо хоть языческое, а то ещё инквизиция завелась бы. И жарила грешников на газу из баллонов. Или ранцевыми огнемётами. Впрочем, последние не только инквизиция использует, а кто попало. Запрут приговорённого в узкую клетку, подвесят на крюк — и ну жечь огнём.