Триумфальная арка - Ремарк Эрих Мария - Страница 15

– Нигде ничто не ждет человека, – сказал Равик. – Всегда надо самому приносить с собой все.

– Возможно. Но и тогда это только жалкая иллюзия. А здесь и ее нет…

Жоан бросила пальто и берет на кровать и посмотрела на Равика. Ее светлые большие глаза словно в гневном отчаянии застыли на бледном лице. С минуту она оставалась неподвижной. Потом, заложив руки в карманы жакета, принялась ходить небольшими шагами из угла в угол маленькой комнаты, упруго и резко поворачиваясь на носках. Равик внимательно глядел на нее: в ней вдруг появилась сила и какая-то стремительная грациозность. Казалось, комната для нее мала.

Раздался стук в дверь. Портье принес коньяк.

– Не желают ли господа закусить? Курица, сэндвичи…

– Это было бы излишней тратой времени, дорогой мой. – Равик расплатился и выпроводил его. Затем налил две рюмки. – Вот! Конечно, это по-варварски примитивно… но в затруднительных ситуациях именно примитив самое лучшее. Утонченность хороша лишь в спокойные времена. Вылейте.

– А потом?

– А потом еще одну рюмку.

– Пробовала. Не помогает. Хмель не приносит облегчения, когда ты одна.

– Надо только достаточно опьянеть. Тогда дело пойдет на лад.

Равик присел на узкий шаткий шезлонг, стоявший у стены под прямым углом к кровати. Раньше он его не замечал.

– Здесь был шезлонг, когда вы въезжали? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Его поставили специально для меня. Я не хотела спать на кровати. Мне это казалось бессмысленным: кровать, раздеваться и все такое. Зачем? Утром и днем я еще кое-как держалась. А вот ночью…

– Вам необходимо чем-то заняться. – Равик закурил сигарету. – Жаль, что мы не застали Морозова. Не знал, что сегодня он свободен. Сходите к нему завтра вечером. К девяти. Он что-нибудь для вас подыщет. В крайнем случае, работу на кухне. Тогда будете заняты по ночам. Ведь вы этого хотите?

– Да.

Жоан остановилась. Она выпила рюмку и села на кровать.

– Каждую ночь я ходила по улицам. Пока ходишь, все вроде бы легче. Но когда сидишь и потолок падает тебе на голову…

– С вами ничего не случилось во время этих прогулок? Вас ни разу не обокрали?

– Нет. Вероятно, по мне видно, что много у меня не украдешь. – Она протянула Равику пустую рюмку. – Ну, а остальное? Довольно часто мне очень хотелось, чтобы кто-то хотя бы заговорил со мной! Лишь бы не чувствовать себя пустым местом, шагающим автоматом! Лишь бы на тебя взглянули чьи-то глаза – глаза, а не камни! Лишь бы не метаться по городу, как отверженная, словно ты попала на чужую планету! – Она отбросила назад волосы и взяла у Равика полную рюмку. – Не знаю, почему я говорю об этом. Мне этого вовсе не хочется. Может быть, оттого, что последние дни я была немой. Может быть, оттого, что сегодня в первый раз… – Она запнулась. – Не слушайте меня…

– Я пью, – ответил Равик. – Говорите все, что хотите. Сейчас ночь. Никто вас не слышит. Я слушаю самого себя. Утром все позабудется.

Он откинулся на спинку шезлонга. Где-то шумел водопровод. Изредка пощелкивало в батарее отопления. В окно мягкими пальцами стучался дождь.

– Когда возвращаешься и гасишь свет… и темнота оглушает тебя, словно маска с хлороформом… Тогда снова включаешь свет и смотришь, смотришь в одну точку…

Я уже, конечно, пьян, подумал Равик. Сегодня почему-то раньше обычного. В чем дело? Полумрак? Или и то и другое? Но это уже не прежняя женщина – невзрачная и поблекшая. Она какая-то другая. Вдруг появились глаза. И лицо. Что-то на меня глядит… Должно быть, тени… Их озаряют сполохи нежного пламени в моей голове… Первые отблески хмеля.

Равик не слушал, что говорила Жоан Маду. Он все это знал и не хотел больше знать. Одиночество – извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нем лишь чересчур много говорят. Человек одинок всегда и никогда. Вдруг где-то в мглистой дымке зазвучала скрипка. Загородный ресторан на зеленых холмах Будапешта. Удушливый аромат каштанов. Вечер. И, – как юные совы, примостившиеся на плечах, – мечты с глазами, светлеющими в сумерках. Ночь, которая никак не может стать ночью. Час, когда все женщины красивы. Вечер, как огромная бабочка, распластал широкие коричневые крылья…

Он поднял глаза.

– Спасибо, – сказала Жоан.

– За что?

– За то, что вы дали выговориться, не слушая меня. Это было хорошо. Я в этом нуждалась.

Равик кивнул, он заметил, что ее рюмка снова пуста.

– Хорошо, – сказал он. – Я оставлю вам бутылку.

Он встал. Комната. Женщина. Больше ничего. Бледное лицо, в котором уже ничто не светилось.

– Вы хотите идти? – спросила Жоан. Она оглянулась, точно в комнате кто-то прятался.

– Вот адрес Морозова. И его имя, чтобы вы не забыли. Завтра вечером, в девять. – Равик записал все на бланке для рецепта, вырвал листок из блокнота и положил на чемодан.

Жоан встала и взяла плащ и берет. Равик посмотрел на нее.

– Можете меня не провожать.

– Я не собираюсь. Только не хочу оставаться здесь. Не сейчас. Поброжу еще немного.

– Все равно придется вернуться. И опять будет то же самое. Не лучше ли остаться? Ведь самое трудное осталось позади.

– Скоро утро. Когда я вернусь, уже будет утро, и жить станет проще.

Равик подошел к окну. Дождь лил не переставая. В желтом свете фонарей его мокрые серые нити извивались на ветру.

– Вот что, – сказал он. – Выпьем еще по рюмке, и ложитесь спать. Погода не для прогулок.

Он взял бутылку. Неожиданно Жоан вплотную придвинулась к нему.

– Не оставляй меня здесь, – быстро и горячо заговорила она, и он почувствовал ее дыхание. – Не оставляй меня здесь одну… Только не сегодня. Я не знаю, что со мной такое, но только не сегодня! Завтра наберусь мужества, но сегодня не могу… Я измучена, надломлена, разбита и теряю последние силы… Не надо было уводить меня отсюда сегодня, именно сегодня… Теперь я не вынесу одиночества…

Равик осторожно поставил бутылку на стол и высвободил свою руку.

– Дитя, – сказал он. – Рано или поздно все мы должны привыкнуть к этому. – Он посмотрел на шезлонг. – Могу прилечь и здесь. Нет смысла идти куда-то еще. Для сна осталось несколько часов. В девять утра у меня операция. Тут можно спать не хуже, чем дома. Мне не впервые нести ночную вахту. Понимаете меня?

Она кивнула, но не отодвинулась от него.

– В половине восьмого мне надо уйти. Чертовски рано. Еще разбужу вас.

– Не важно. Я встану и приготовлю вам завтрак…

– Ничего вы не будете для меня готовить. Позавтракаю в ближайшем кафе. Как простой скромный рабочий. Кофе с ромом и булочка. Остальное – по приходе в клинику. Хорошо бы попросить Эжени приготовить ванну… Ладно, останемся здесь. Две души, затерявшиеся в ноябре. Спите на кровати. Если хотите, я побуду у старика портье, пока вы уляжетесь.

– Не надо, – сказала Жоан.

– Я не сбегу. К тому же нам нужно еще кое-что – подушки, одеяло и прочее.

– Я могу позвонить.

– И я могу. – Равик потянулся к звонку. – Лучше, если это сделает мужчина.

Портье не заставил себя долго ждать. В руке у него была бутылка коньяку.

– Вы переоцениваете наши возможности, – сказал Равик. – Премного благодарен. Но мы – люди послевоенного поколения. Принесите одеяло, подушку и пару простынь. Я вынужден заночевать здесь. На улице слишком холодно, и дождю конца не видно. А я только позавчера встал с постели после крупозного воспаления легких. Можете все это сделать?

– Разумеется, мсье. Я и сам хотел это предложить.

– Хорошо. – Равик закурил сигарету. – Я выйду в коридор. Произведу смотр обуви перед дверями. Мой любимый вид спорта. Не сбегу, – сказал он, уловив взгляд Жоан. – Я не Иосиф Прекрасный. Не брошу свое пальто на произвол судьбы.

Портье появился в коридоре с постельным бельем. Увидев Равика, он остановился. Его лицо просияло.

– Такое не часто встретишь, – сказал он.

– И со мною это не часто случается. Только в дни рождения и на Рождество. Давайте вещи. Отнесу их сам. А это что?