На линии огня. Слепой с пистолетом - Коллинз Макс Аллан - Страница 23

— Бут? — пронеслось в его голове.

Мозг Хорригана воспалился, забурлил, как кипящая вода, охваченный навязчивым желанием, и он отчаянно вонзился в толпу. Он не мог закричать «Секретная служба», последней вещью, необходимой сейчас, была бы паника в этой потенциально озверевшей толпе. И все, что оставалось ему, это промелькнувшие темные очки и шляпа…

Когда он приблизился к протестующим, транспарант, безусловно, случайно, но от этого не менее болезненно обрушился на его голову, и он споткнулся и упал на мокрый асфальт, а когда он с трудом поднялся, от того парня в толпе не было и следа, ничего. Он озирался, ломая шею, безнадежно разыскивая в море колышущихся голов знакомую шляпу, но она исчезла.

А дождь тем временем усилился. Он стирал воду с лица рукавом своего плаща, но уже не мог стереть ничем дурного предчувствия.

И еще он не мог избавиться от мысли, ощущения, со всей определенностью пронзившего его изнутри.

Бут был здесь.

Быстро проскочив коридор вслед за группой кинологов в форме, ведущих своих собак, обученных разыскивать бомбы, Хорриган завернул в комнату отдыха, чтобы расслабиться. Тем не менее, волосы его еще были насквозь мокрыми и прилипали к черепу. В ванной он взглянул на себя в зеркало и нашел, что выглядит придурком, и ничего не мог поделать. Нужно было бежать за кулисы.

Там он увидел президента с женой с одного бока и Уоттсом с другого. Главный Администратор просматривал тезисы своего выступления вместе с отвратительным бульдогоподобным главой администрации Харри Сарджентом. Они стояли в тесном кольце специальных агентов, среди которых были и Лилли и Уайлдер. А со сцены доносился каркающий, но почти абсолютно невнятный, усиленный микрофоном голос какой-то местной шишки, произносящей вступительное слово.

Уоттс, заметив появление Хорригана, нахмурился и, выйдя из внутреннего кольца вокруг президента, подошел к нему. Лилли — в ее глазах застыла тревога — следовала за ним немного позади.

— Ты опоздал, Хорриган, — бесцеремонно заявил Уоттс.

— Я и есть шоу, — подумал Фрэнк, но промолчал.

— Твой пост — на сцене справа, — добавил Уоттс.

— Ты мне нужен на секунду, — сказал Хорриган.

— Это все, что у меня есть.

— Я… Я думаю, что Бут здесь.

Уоттс напрягся, глаза его вспыхнули:

— Ты видел его? Ты смог узнать его? Я думал, что во время погони, у тебя не было возможности рассмотреть его хорошенько.

— Я не видел… не смог. Но я думаю, он здесь.

— Ты думаешь?

— Зови это предчувствием.

— Я так это и называю, — выдох Уоттса был тяжелым, долгим и саркастическим. — При всем своем уважении к твоему многовековому опыту, как и к твоим несомненно поразительным психическим способностям, я еще надеюсь на 75 агентов, две сотни чикагских полицейских и на пуленепробиваемую трибуну на сцене.

С пылающими глазами Хорриган осекся:

— Я просто знаю, что он здесь. Вот и все.

— Если ты позволишь, — ядовито произнес Уоттс, — то мы будем придерживаться существующего плана.

И «язва» напыщенно отправился обратно к президенту, а Лилли задержалась сзади. Она смотрела на Хорригана печально и сочувственно.

Это дождь или пот у тебя на лбу, — спросила она.

Он нашел платок в кармане и промокнул брови.

— Разве это важно?

Она коснулась прохладной ладонью его пылающей головы:

— Да ты просто горишь, Фрэнк…

— Люди! — крикнул Уоттс.

Остальные агенты начали заполнять сцену. Лилли хотела еще что-то произнести, в ее глазах застыла тревога.

Он коснулся ее руки, погладил ее:

— Будь начеку на месте.

И вскоре Хорриган уже занял позицию в зале прямо перед сценой вместе с другими агентами. Еще большее число агентов стояло по периметру всего зала вдоль стен. По мнению Уоттса, такого количества агентов было более, чем достаточно для выполнения задачи, но Хорриган понимал, что означало их число по сравнению с огромной толпой людей, заполнивших этот зал.

Теперь публика уже вполне согрелась и обсохла, и ее энтузиазм распространился даже на монотонные словесные экзерсисы местного политика, бубнившего что-то со сцены. Публика с удовольствием заполняла глубокомысленные паузы приветственными воплями и аплодисментами.

Наконец, голос из-за кулис провозгласил:

— Леди и джентльмены, президент Соединенных Штатов.

И духовой оркестр, а, может быть, и запись духового оркестра, пущенная через усилители, грянул «Да здравствует Глава».

— Картер бы не позволил им играть это, — мысли вспыхивали в воспаленном мозгу Хорригана без логики и связи. — Слишком помпезно для человека из народа.

Толпа вскочила на ноги, крича, свистя, топая. Шум стоял невообразимый, овации смешивались с духовым оркестром в какофоническом винегрете. Голова у Хорригана пухла, глаза горели…

Камеры начали вспыхивать и щелкать, вспыхивать и щелкать как гром и молния там на самолете. Он был совершенно сбит с толку, а когда президент и Первая-леди вышли на сцену, вспыхнули сразу сотни вспышек и почти ослепили Хорригана. Он мгновенно отвернулся, но черные пятна запрыгали у него в глазах.

Президент и Первая леди расположились на подиуме, за ними заняли свои места Харри Сарджент и агенты Уоттс, Уайлдер, Рейнс.

А толпа все стояла, овации продолжались, и Хорриган пытался настроиться, сфокусировать свой взгляд на лицах там, позади за чихающими светом камерами.

Вот тот улыбающийся молоденький паренек в футболке «Кьюбз», не пистолет ли у него в руке?

Нет.

Камера, просто камера.

— А вот та толстая угрюмая тетка, почему она не приветствует? Какого черта она приперлась сюда навстречу, если не поддержать президента?

Лица выныривали и погружались, и каждое следующее казалось все более гротескным. Даже счастливые лица казались неправильными, скрывающими в себе угрозу и насилие. А руки подбрасывали воздушные шары, красные, белые и голубые, как причудливые головы без тел, смеющиеся, прыгающие и вот теперь летящие и тут и там. Где же ты, Бут?

— А чего ради эта костлявая дамочка полезла в свою сумочку. Что-то она чересчур перепугана?

Платок. Она просто высморкалась…

— А там сверху. Это не ствол ружья?

Нет, длинный микрофон, всего лишь длинный микрофон.

— А что это делает вон тот следующий парень? У него камера или нет?

Да. Камера.

Хорриган моргал, сглатывая, настраивая себя, и затем услышал резкое: «Бах!» Звук выстрела заставил его выскочить на сцену. Разбивая коленки, он взобрался, перекатился, вскочил на ноги, с пистолетом в руке, превозмогая боль. И все остальные на сцене — Уоттс, Лилли, Уайдлер и другие окружили напуганных президента и Первую леди, закрыли его живым щитом.

Крики в зале прекратились и сменились громкой коллективной немотой. Охваченный паникой с безумными глазами Харри Сарджент свалился на руки и колени и по-бульдожьи на четвереньках спрятался за людьми, укрывшими президента, там, поближе к пуленепробиваемому барьеру.

Хорриган стоял посреди сцены, барьер за спиной, револьвер в руке, лицом в толпу. Пот струился по его лицу, как теплый дождь. Он смотрел теперь в абсолютную тишину, на остолбеневших людей, и теперь он был один против всех, и его ледяной безжалостный взгляд обыскивал, обшаривал, разоблачал каждое поганое лицо.

— Выстрели еще раз, Бут, выстрели еще раз, и я схвачу тебя за задницу…

И красный шарик, летящий под потолок лопнул.

Хорриган вздрогнул.

Но он узнал этот звук и понял, что в первый раз ошибся.

Как и все остальные на сцене.

Он повернулся к президенту, но вместо него увидел Билла Уоттса и его презрительный взгляд. Хорриган почти неуловимо пожал плечами и произнес в свой микрофон: «Все чисто».

А еще перед тем, как спрыгнуть со сцены, Хорриган спиною ощутил глаза Сарджента. Его мокрое от пота лицо, багровое от гнева, искаженные возмущением глаза, хмуро следили за ним. Его противник превратился во врага.

Остальные же просто вздыхали от облегчения. Кордон агентов открыл президента, и все опять заняли свои места. А президент грациозно исправлял последствия ужасного мгновения: обняв рукой плечо Первой леди, он оживленно махал другой толпе, и оба они приветливо, хотя и немного профессионально улыбались, улыбались, улыбались.