Граф с Земли - Баранов Никита Эдуардович - Страница 52

— Да, это так, — кивнул Виктор. — Но я бы не хотел об этом особо распространяться. Давайте не будем об этом, хорошо?

— Как скажете, граф, как скажете.

— Как скоро Оливия сюда спустится? — поинтересовался герцог.

— Этого никто не знает. Как только облачится в свадебное платье, — ответил Клод Люций. — Сами понимаете, девушки, тем более в её возрасте, тратят на тряпки целую уйму времени. А ведь ещё надо сделать причёску, макияж, собраться с духом и побыть в одиночестве перед началом церемонии…

Слушая речь епископа, Виктор вспомнил свою первую свадьбу, которая тогда, давным-давно, выглядела как шикарная гулянка, а со временем стала казаться обычной попойкой собравшихся в небольшом деревенском домике шестидесяти не знающих меры родственников. Проводить ту свадьбу решили на родине Лизы, в посёлке, где доживали свой век её родители. Не имея в кармане ни гроша, они смогли накормить и напоить десятки человек, да ещё и каким-то образом остались в прибыли за счёт подаренных денег. Конечно, по масштабности исполнения тот праздник с нынешним сравнивать смысла нет, но почему-то воспоминания о старой деревянной церквушке, в которой проходило венчание, о плачущих от счастья матерях, о лошадках, впряжённых в украшенные ленточками и цветами телеги, приносили куда больше улыбок, чем вся эта возвышенная герцогская помпезность со всеми её богатыми яствами, безумно любящими себя и деньги дворянами и странными иномирскими традициями.

— Когда я был совсем молодым, все эти свадьбы казались мне куда веселее, — словно прочитав мысли Виктора, сказал герцог. — А вы, Ваше Преосвященство, жениться не надумали ещё? А то мы вам мигом красавицу подберём, да с приданным нескромным. Чего уж — дело-то хорошее, достойное настоящего мужчины.

— Грешно это, Ваша Светлость, — покачал головой епископ. — Я ведь дал обет безбрачия, и нарушить его для меня — всё равно что предать веру в Свет.

— Я, конечно, полностью доверяю вам в подобных вопросах, но, думается мне, грешно умирать, не оставив взамен себя хотя бы одного потомка. Иначе какой смысл во всём нашем существовании? Не думаю, что боги Света так рьяно желают, чтобы вы, Ваше Преосвященство, остались пусть и максимально высоко привилегированным в пределах церкви, но всё же несчастным в семейном плане мужчиной. Они, боги, поймут, я уверен в этом.

— А кто сказал, что я несчастен? — усмехнулся Клод Люций, принимая из лапок феникса-разносчика фужер. — Я чувствую себя самым счастливом человеком во всём герцогстве. Может, я и лишён всех радостей семьи, ласок любимой жены и любви проказников-детишек, но у меня есть иная ответственность — церковь, и я посвятил ей всю свою жизнь. Если мне придётся делить время и на службу, и на семью, если мне придётся разрываться между двумя ценностями, вот тогда я стану несчастным, Ваша Светлость. Тогда я, образно говоря, потеряю собственную жизнь и превращусь в живого мертвеца.

Герцог пожал плечами и задумчиво ответил:

— Каждому своё. Я бы не смог посвятить всю свою жизнь одному только храму. Это для меня слишком… однообразно.

— Свет избрал меня для этой цели не ради моего удовольствия, — заметил епископ.

Виктор в разговор не вступал и вовсе погрузился в собственные мысли, ожидая появления невесты. Ему хотелось как можно скорее со всем этим покончить, желательно разом, одним лёгким мановением руки. Подперев ладонью голову, он стал пристально вглядываться в лица гостей, надеясь увидеть Дашу, но девушки до сих пор не было. Представив, что могло случиться, если Николас разоблачил обман, Виктор ужаснулся и спросил:

— А что же, Ваша Светлость, адмирал не явится на торжество? Ведь ему нечего стыдиться — он честно победил меня вчера, и вполне законно, если я не ошибаюсь, завоевал руку моей жены.

Герцог, спустя несколько секунд размышлений, пожал плечами.

— Сэр Шарп ещё утром покинул стены дворца, — ответил епископ. — Он забрал всех своих людей и отчалил на «Принципио» куда-то на север. Какие-то срочные дела.

— Ч-что?.. и Лару он забрал с собой?..

— Мне это неизвестно. Да и важна ли такая мелочь? Сегодня ваш день, граф, ваш и леди Оливии пока ещё Авельонской.

Виктор обомлел. Не в силах вымолвить ни слова, он медленно откинулся на спинку трона и прикрыл глаза, осознавая сложившуюся картину. Если Его Преосвященство не лгал, то велика вероятность того, что Даши здесь больше нет. Но с отсутствием девушки пропадает и весь смысл тайной операции. Виктор выругался сквозь зубы, понимая, что всё катится к чертям почти в самом финале, когда ему уже известно точное, скорее всего, местоположение Книги.

Забыв обо всё другом, Виктор так и застыл, надеясь на чудо.

И чудо явилось, но с некоторым опозданием. Спустя час томительного ожидания под красивую музыку и детское пение в зал спустилась леди Оливия. Она не была стройна как фотомодель, таких скорее называют «пышками», да и походка не блистала особой женственностью. Зато воздушное белое платье, полы которого несли позади невесты несколько пажей, сверкало и блестело как настоящий снег. Голову невесты полностью закрывала свадебная фата, а в руках девушка несла букет из голубых и бирюзовых роз. Но леди Оливия спустилась не одна: замыкали эту процессию несколько фрейлин, среди которых Виктор с удивлением обнаружил хоть и изрядно замаскированную, но всё-таки столь приятную для его взгляда Дашу. Как он узнал её в новом парике и значительно отличающемся от предыдущего платье — осталось загадкой. Возможно, помогла интуиция. Возможно, этому посодействовала эмоциональная встряска, активировавшая силу рун. Как бы то ни было, чудо всё-таки свершилось, но к чему всё это могло привести — Виктор старался не думать.

— Леди Авельонская Оливия Чаризз, единственная и неповторимая дочь нашего славного правителя Герберта Чаризза! — провозгласил глашатай. — Поприветствуем же её как до?лжно верным подданным!

Гости встали со своих мест и осыпали невесту бурными овациями. А та, ничуть не смутившись, медленно, но решительно, приблизилась к герцогскому столу и, расплывшись в реверансе, произнесла:

— Да пребудет правитель наш в добром здравии. Долгих лет жизни ему и его владычеству!

Голос леди Оливии прозвучал довольно специфично. Он оказался немного грубее и ниже, чем предполагал Виктор, хотя интонации и постановка речи были выше всяких похвал. Сразу видно — с ней долго и упорно занимались самые лучшие учителя, коих только можно сыскать во всём герцогстве и за его пределами.

— Здравствуй, дочь моя, — улыбнулся герцог. — Сегодня великий день для меня, тебя и всех жителей герцогства. Сегодня день твоей свадьбы! Этой ночью ты станешь совсем взрослой, моя любимая девочка…

Последнюю фразу Герберт произнёс с некоторыми нотками грусти, которые мог заметить лишь воспитанный на Земле человек, потому что в этом мире, в этом обществе не считалось зазорным и аморальным проводить обязательную «первую ночь» с последующим доказательством совершения акта дефлорации. Но Виктору не предстояло попасть сегодня в ночные объятия леди Оливии, и ему по этому поводу очень хотелось обнадёжить герцога, но здравый смысл делать мешать процессу запрещал.

Невеста, наконец, выпрямилась после поклона и, отдав букет одной из фрейлин, громко произнесла:

— Мой суженый гордо скакал на коне, даруя мне славу от вражьих страданий. Так станет же верным супругом он мне, пусть станет героем всеобщих сказаний! И верной женой нарекусь навсегда, коль стану любимой, желанной супругой. И пусть будет трудно порой — не беда! Победа окажется общей заслугой.

Герцог едва заметно прослезился, но вида не подал. Утерев щёки рукавом, он добродушно улыбнулся и повернулся к Виктору:

— Давай, Джеймс. Вот время и настало. Выйди к своей невесте.

Виктор вздохнул так глубоко, как не вздыхал ещё никогда. Задержав дыхание и проверив наличие феникса на плече, он медленно встал со своего трона, ощущая на себе сотни, тысячи взглядов, один из которых принадлежал переживающей за своего сообщника Даше. Граф поправил воротник, гордо поднял подбородок и подошёл к леди Оливии. Поцеловав её ручку, посмотрел на толпу.